Страница 13 из 37
— Постараемся, чтоб нас не раскрыли!
— И всё-таки не забывайте, что рано или поздно вам с товарищами придется уходить в лес.
— Я готовлю отряд. Подбираю людей, собираю оружие и боеприпасы.
— Как жаль, что тогда, в июне, мы не успели приготовить лесные базы! Но ведь после речи товарища Сталина у нас в распоряжении оказывалось всего чуть побольше недели. К тому же, началась эвакуация…
— Ничего, Иван Тарасович, еще создадим базы! — сказал Заслонов.
— Сноситься будем через Попову. Она — человек преданный, энергичный.
— Да, это удобно.
— Чем вам помочь, в чем нуждаетесь?
— Хорошо бы достать рацию…
— Попрошу, чтоб прислали с «Большой земли». Обещали. Что еще?
— Больше пока ничего.
Минуту помолчали.
— Ну, знаете, товарищ Заслонов, чудесно, что вы в Орше! — весело потирал руки Иван Тарасович.
Секретарь райкома повеселел.
— Что ж, теперь, пожалуй, можно и хозяина пригласить? Куприянович уже заглядывал в окно, — сказал Иван Тарасович и пошел из хаты.
Заслонов понял его переживания. Когда Иван Тарасович вновь пришел в свой район, положение секретаря райкома в первый момент оказалось затруднительным. Партийцев, которых оставили для подпольной работы, было мало.
В своем районе Иван Тарасович создал партизанские группы быстро, но в самой Орше, на крупном железнодорожном узле, такой группы еще не было.
А теперь в Орше, в самом логове врага, нежданно-негаданно появился Заслонов. И у него, оказывается, есть уже крепкая, сплоченная группа, готовый костяк партизанского отряда. Этому ли было не порадоваться!
В Оршу Заслонов вернулся поздно вечером. В доме Соколовских все спали. Константин Сергеевич легонько постучал пальцем в окно своей комнатушки, — он так условился с Михаилом Евдокимовичем. Соколовский тихонько открыл дверь.
Но наутро любопытный обер-фельдфебель всё-таки спросил у Заслонова:
— Где вы так пузьно гуляйт?
— Хожу к старушке-учительнице учить немецкий язык.
— О, вьеликольепно-карашо! — расцвел немец.
IX
Заслонов и Алексеев сговорились пойти вечерком к Птушке. Иван Иванович уже работал на старом месте в механическом цехе простым токарем. Заслонов хотел сколотить свое ядро среди ремонтников, и потому надо было поразузнать о настроении токарей.
В этот раз они у Птушки не отказались от скромного угощения, — ели и разговаривали о том, о сем.
Когда окончили ужин и Марья Павловна унесла на кухню посуду, Заслонов спросил:
— Как чувствует себя Островский?
— Плохо, — ответил Птушка.
— Он ведь работает, — спокойно, как бы невзначай, вставил сбоку Алексеев.
— Да, работает. Но как может чувствовать себя советский человек, работая у врага?
Алексеев, потупив голову, что-то чертил ногтем по скатерти и сдержанно улыбался. Заслонов, наоборот, был серьезен и пытливо смотрел на Ивана Ивановича.
— А Мамай? — спросил Заслонов.
— Ну, Мамай — предатель. Тому что? Мамай прекрасно себя чувствует: он ждал фашистов!
— А много ли прежней молодежи у вас, Иван Иванович? — перевел Заслонов разговор на то, что особенно его интересовало.
— Кое-кто: Коренев, Пашкович, Домарацкий, Шмель.
— А они как?
— Молодежь-то? — переспросил Птушка.
Он оглянулся кругом. В обоих окнах были вставлены зимние рамы, к счастью, сохранившиеся на чердаке.
— У молодежи, Константин Сергеевич, — понизив голос, начал Птушка: — настроение, — он еще раз оглянулся и выпалил решительно, — боевое! — И потом затворил, всё больше и больше оживляясь: — Чего тут сидеть сложа руки, когда вся страна отбивается от проклятых фашистов! Помочь надо, а не ждать, когда за нас сделает кто-то другой! Сколотить отряд. Вот машинист Ходасевич, старый буденновец. Ему команду — и всё. А мы чего-то ждем!
Иван Иванович выпалил всё одним духом и, откинувшись на спинку стула, смотрел прямо в глаза Заслонову.
Константин Сергеевич всегда уважал его. Птушка привык ему верить. Сейчас он высказал самое свое сокровенное, разволновался и вдруг с ужасом спохватился: «А что, если Заслонов выдаст меня? Нет, нет! Не может быть!»
Кровь бросилась ему в лицо. Иван Иванович сидел, ожидая удара. Константин Сергеевич понял переживания Птушки. Лицо его утратило прежнюю настороженность, и посветлело. Он обернулся к Алексееву:
— Анатолий, ты еще ничего не говорил Ивану Ивановичу?
Алексеев понял: этот вопрос Константин Сергеевич задает ради Птушки, чтобы показать ему, будто они и раньше доверяли Ивану Ивановичу. Заслонов прекрасно знал, что Алексеев, без его разрешения, ничего никому сказать не мог.
— Нет еще.
— Ну, так вот, дорогой Иван Иванович… — сказал Заслонов, придвигаясь со стулом к Птушке.
Он опасливо покосился на дверь.
— Никто не войдет. Жена моет посуду, — успокоил Иван Иванович. — Говорите смело!
X
Прошло две недели. Контенбрук и Фрейтаг были довольны Заслоновым. Начальник русских паровозных бригад оказался точным, аккуратным, выдержанным. Он не кричал, но паровозники слушали его. Он не суетился, не бегал, но работа кипела.
Шеф в своем кругу хвастался:
— О, я психолог! Я знаю людей! Я взглянул и сказал: этот инженер — прирожденный командир!
За последние дни депо Орша заметно улучшило работу. Теперь уже не случалось никаких проволочек с паровозными бригадами. Машинисты и кочегары продолжали возвращаться на прежнюю работу.
Вернулся в депо заведующий водоснабжением узла — Петр Шурмин.
Контенбрук сиял.
Заслонов ходил мрачный.
С большой осторожностью, очень осмотрительно выбирая по человеку, он постепенно расширял круг своих, надежных людей.
В депо выросла молодежная группа: она создалась вокруг Жени Коренева.
Люди были готовы в любой момент начать борьбу с оккупантами и только ждали от Заслонова указаний и сигнала к действию.
Особенно не терпелось молодежи.
В субботу вечером к Заслонову пришел Птушка.
Обер-фельдфебель Шуф сидел как раз дома. Говорить при немце было опасно, — услышит. Шептаться — покажется подозрительным.
Иван Иванович был заранее предупрежден о том, что немец понимает по-русски.
Пока Птушка говорил о погоде, Заслонов написал на бумажке: «Что случилось?» и передал и бумажку и карандаш гостю.
«Хлопцы просят Вас поговорить с ними завтра в двенадцать часов», — написал Иван Иванович.
«Какие хлопцы?»
«Наши, надежные. Комсомольцы. Человек пяток».
«Где?»
«У Шмеля».
— Хорошо, хорошо, я всё сделаю! — сказал вслух Константин Сергеевич и бесцеремонно выпроводил из дома Птушку.
В этот же вечер обер-фельдфебель Шуф пригласил Заслонова сыграть в шахматы.
— Который это до вас ходиль? — вдруг во время игры спросил Шуф.
Он через стол смотрел в упор на Заслонова.
Заслонов спокойно обдумывал ход на доске.
— Наниматься на работу в депо, — не торопясь, ответил Константин Сергеевич, побил своей пешкой неприятельского коня и только тогда поднял на противника глаза. Но обер-фельдфебель уже был поглощен тем, что произошло на доске:
— А-а, вьеликольепно-карашо! — машинально сказал он, хотя его конь был потерян.
И на этом разговор окончился, но Заслонов всё намотал себе на ус.
На следующий день Заслонов с утра был в нарядческой, а в половине двенадцатого ушел как будто бы на обед. Он заглянул ненадолго домой и направился на Чугуночную улицу.
У Шмеля в доме собралась одна комсомолия. Алесь выпроводил мать к соседям, а старенькая, глухая бабушка сидела на кухне.
Молодежь сделала вид, что собралась на танцы — патефон играл разудалую «лявониху».
Константина Сергеевича сразу все обступили. Большинство не имело еще возможности близко видеть Заслонова и говорить с ним после его возвращения в Оршу.