Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 74

Однако затем у меня возникло опасение, что со мною произойдет то же, что с иными переводчиками и подражателями Шекспира: форму удастся сохранить, а дух улетучится{12}. И тем не менее я решила предпринять такую попытку, прочла начало в кругу взыскательных друзей, и их одобрение поощрило меня продолжить и завершить сей труд.

По совету тех же друзей я напечатала первое издание книги в провинции{13}, где оно преимущественно и разошлось, так как в Лондон было отправлено лишь несколько экземпляров; и, воодушевленная этим успехом, я решилась предложить публике, столь часто вознаграждающей усилия тех, кто способствует ее развлечению, второе издание.

Книга подверглась переработке и исправлениям, так как прежнее издание содержало слишком много ошибок. К тому же, уступив настойчивым просьбам некоторых друзей, чьи суждения для меня особенно ценны, я согласилась переменить название «Поборник добродетели» на «Старый английский барон» — поскольку именно в этом персонаже многие видят главного героя повести.

С величайшей неохотой я также дала согласие на то, чтобы мое имя было помещено на титульном листе, — и теперь с почтением и робостью отдаю свой труд на беспристрастный суд читателей.

Титульный лист второго издания «Старого английского барона» (1778)

СТАРЫЙ АНГЛИЙСКИЙ БАРОН

Готическая повесть

Когда английский король Генрих Шестой еще не достиг совершеннолетия{14} и регентом Франции был прославленный Джон, герцог Бедфордский, а Хамфри, добрый герцог Глостерский, — лордом-протектором Англии{15}, в свое отечество из дальних странствий вернулся достойный рыцарь сэр Филип Харкли. Доблестно служа великому королю Генриху Пятому{16}, он стяжал почет, славу и уважение как за христианские добродетели, так и за рыцарские подвиги. После смерти своего государя он поступил на службу к греческому императору{17} и проявил мужество, отражая набеги сарацинов{18}. В одной из битв он захватил пленника знатного происхождения, грека, воспитанного воином-сарацином, звали его М. Задиски. Обратив пленника в христианскую веру, рыцарь привязал его к себе такими узами дружбы и признательности, что тот решил никогда не расставаться со своим благодетелем. И вот после тридцати лет странствий и ратной службы сэр Филип почел за лучшее вернуться в родные края, дабы спокойно провести остаток дней и, посвятив себя богоугодным и милосердным делам, приготовиться отойти в лучший мир.

С ранней юности этого благородного рыцаря связывала тесная дружба с единственным сыном лорда Ловела, весьма достойным и образованным молодым человеком. Пребывая на чужбине, сэр Филип часто писал своему другу и первое время получал от него ответные послания. Из последнего письма он узнал, что старый лорд Ловел скончался, а сын, унаследовав отцовский титул, вступил в брак. С тех пор, однако же, от него не поступало более никаких известий. Сэр Филип приписывал это не забвению или небрежению, а лишь трудностям сообщения, знакомым в те века всем странникам и искателям приключений. Возвращаясь на родину, он положил себе привести в порядок домашние дела и тотчас поспешить в замок Ловел, чтобы узнать, как обстоят дела его друга. Он сошел с корабля в Кенте{19} в сопровождении Задиски и двух верных слуг, один из которых получил увечье, спасая жизнь своему господину.

Сэр Филип прибыл в родовое имение в Йоркшире{20} и узнал, что его мать и сестра скончались, а землями управляет комиссия, назначенная лордом-протектором. Ему пришлось доказывать обоснованность своих притязаний, и, когда несколько старых слуг удостоверили его личность, всё имущество было полностью передано ему как законному наследнику. Лорд Филип вступил во владение поместьем, привел в порядок хозяйство, вернул старых слуг на прежние места, а тем, что привез с собою, поручил самые важные обязанности. Наконец, оставив своего друга управлять имением, он в сопровождении всего лишь одного давнего слуги отправился на запад Англии, где находился замок Ловел{21}. Хотя ехали они не торопясь, к вечеру второго дня слуга устал и занемог, так что не в силах был продолжать путь. На постоялом дворе, где им пришлось остановиться, несчастный с каждым часом слабел и на следующий день скончался. Сэр Филип был весьма удручен потерей и обеспокоен тем, что оказался один в незнакомом месте, но скрепя сердце похоронил слугу как подобает и, пролив слезу скорби над его могилою, продолжил путь в одиночестве.

По мере приближения к поместью своего друга он начал расспрашивать встречных, живет ли лорд Ловел по-прежнему в замке своих предков. Он задал вопрос одному — тот не знал, другому — этот не мог сказать ничего определенного, третий ответил, что никогда не слышал ни о каком лорде Ловеле. Сэру Филипу показалось странным, что никто не знает о столь знатной особе в родных краях, где издавна жили предки лорда. Он подумал о переменчивости людского счастья. «Человеку разумному, — сказал он себе, — не на что полагаться в этом мире. Я потерял всех своих родных и многих друзей, а возможно, и всех до единого, однако буду благодарен за те радости, что мне остались, и постараюсь найти замену утраченным. Если мой друг жив, он разделит со мною мое достояние, его дети станут моими наследниками, а я буду пользоваться доступными ему благами. Но, возможно, моему другу выпали испытания, отвратившие его от мира: уж не похоронил ли он свою любезную супругу или милых сердцу детей и, устав от жизненных забот и треволнений, не удалился ли в монастырь. Что ж, по крайней мере, я узнаю, что означает эта безвестность».

Когда до замка Ловел оставалось не больше мили, он постучался в хижину у дороги и попросил глоток воды. Живший в доме крестьянин принес воды и осведомился, не желает ли его милость спешиться и немного подкрепиться. Сэр Филип изъявил согласие, ибо намеревался всё как следует разузнать, а уж потом направляться в замок. И он задал хозяину хижины те же вопросы, что и другим.

— О каком лорде Ловеле ведет речь ваша милость? — осведомился крестьянин.

— Тот, кого я знал, звался Артуром, — ответил сэр Филип.

— А! — сказал крестьянин. — Единственный сын, что оставался у лорда Ричарда Ловела, не так ли?

— Ты прав, друг мой, я говорю о нем.

— К несчастью, сэр, — промолвил крестьянин, — его нет в живых. Ненадолго пережил он своего отца.

— Что я слышу — нет в живых! Давно ли?

— Да, помнится, лет пятнадцать уже.

— Увы, — глубоко вздохнув, произнес сэр Филип, — прожить долгую жизнь означает лишь пережить всех своих друзей! Но, прошу, поведай мне, как он умер!

— Что знаю, то расскажу, сэр. С позволения вашей милости, слышал я, что он, оставив госпожу с ребенком под сердцем, последовал за королем в поход против мятежного Уэльса, и когда король разбил мятежников{22}, в первом донесении сообщалось, что ни один офицер не убит. Но вскоре прискакал гонец с иным известием: он передал, что несколько знатных особ получили тяжелые ранения, а лорд Ловел пал на поле брани. Столь печальная весть повергла нас всех в горе, ибо он был прекрасным джентльменом, добрым господином для своих слуг и отрадой для соседей.