Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 19

— Твоего отца похоронишь ты, Шаиган, — сказал маг. — Я уезжаю. Нужно найти убийцу и покарать его.

— Я поеду с тобой, господин.

— Нет, Шаиган. Не тебе меряться силами с убийцей. Разве не был твой отец лучшим ратоборцем короля Гадриана? Но вот он лежит с одной-единственной, крохотной ранкой в плече Неужели ты думаешь, что простой смертный, нанеся такую ранку, мог убить славного рыцаря? Нет, Шаиган. Его погубил маг. И совладать с этим магом могу только я.

— Маг? Разве в этой стране есть еще один маг?

— Увы. Самое печальное — он почти равен мне могуществом, потому что я сам учил его искусству чернокнижья. — Орноф понурил голову и теребил бороду. — Ты должен узнать, Шаиган, почему едва не погибло королевство Эстарон, которое нам с королем и твоим отцом удалось все же спасти. Придется начать с тех давних-предавних времен, когда сам Мирлан спускался с облаков к своему народу, когда он еще не победил Безымянного и люди не знали смерти-утешительницы.

— Я слышал о тех временах. Но не особенно верил, что все так и было на самом деле.

— Много столетий прошло с тех пор… Ты ведь слышал, как один из императоров Мозиза собрал все свои силы на вершине Ренсненг, которая с тех пор именуется Ноктгаард?

— Да. Рассказывали еще, что Мирлан согнал туда все зло мира и окружил Ноктгаард непроходимыми горами, а на горах вырастил тернистые леса Устгорт и Астгорт.

— Именно тогда последний владетель Мозиза поставил в своей столице, в Ноктгаарде, гигантскую статую Безымянного, на веки веков отдавая под его власть свою страну. У статуи был только один глаз — огромный блистающий самоцвет. Императоры Мозиза получили его в дар от Безымянного еще до того, как Мирлан загнал Безымянного в недра земли. В этот камень Безымянный заключил часть своей чудовищной силы, силы творения зла. Сам Безымянный покинул этот мир, но часть его власти, злой мощи осталась на земле — в проклятом камне. Наши предки назвали его Баангност — “око статуи”.

Много лет держалось это окаянное королевство, но наконец король Эрон обратил его в прах. Победители обрушили громадную статую Безымянного, сравняли с землей весь Ноктгаард. Но Баангност исчез. Его искали много лет, но никто так и не узнал, что с ним сталось. Некоторые уверяли, что последний властитель Ноктгаарда бросил камень в пропасть, возвратив создателю. Однако маги никогда в это не верили.

Ноктгаард, окруженный горами и зорко охраняемыми ущельями, со временем обезлюдел, его заселили упыри, призраки и оборотни. Казалось, Ноктгаард никому теперь не угрожал. О Баангносте понемногу забыли.

Вслед за своим наставником я искал этот камень, зная, что не будет на земле мира и покоя, пока он спрятан где-то. И когда несчастья внезапно, одно за другим, свалились на королевство, а короли наши стали свирепыми и жестокими, я почуял неладное, и подозрения мои крепли. Возможно, многих бед удалось бы избежать, останься я у трона, но меня изгнали из дворца, а потом и из королевства. Что я мог сделать? Иногда возвращался сюда, то странником, то дождевой тучей… Но мог лишь бессильно взирать на все шире распространявшееся зло, на войны, интриги и бедствия.

К счастью, молодой Гадриан оказался умнее своих предшественников. И не принял от дяди в наследство того, что на протяжении нескольких поколений было ценнейшим сокровищем короны.

Ты понял, о чем я?

Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь узнает, как попал Баангност в королевскую сокровищницу. Его берегли, как зеницу ока, и короли на смертном одре передавали его преемнику. Ты должен знать: заключенная в этом камне злая мощь овладеет всяким, кто хоть на миг возжелает им владеть. Страшно подумать, что было бы, не послушайся Гадриан моего совета.

Орноф повесил голову и погрузился в раздумье.

— И что случилось с камнем? Вы его уничтожили, славный маг?





— В мире нет силы, способной уничтожить то, что Безымянный создал собственноручно. Один Мирлан мог бы это сделать, но он покинул наш мир. Я отправился в Ноктгаард, чтобы навеки укрыть там камень, которого не должен видеть ни один смертный. Многое пришлось преодолеть, чтобы выполнить задуманное, множество чудовищ и порождений зла победить. Из нашей дружины вернулись только я и твой отец. Всю свою силу я привлек, чтобы запереть Ущелье Туманов. И надеялся, что никто уже, кроме призраков и вурдалаков, не увидит камня, ни один смертный.

Увы, в жизни своей я единожды ошибся. Ошибся страшно, настолько, что сам уничтожил плоды трудов своих. Я выбрал в ученики злого. Гарот возжелал владеть Баангностом, зная, что камень даст ему власть над миром. Я проник в его замыслы, но убить не успел — он бежал. И не знать мне покоя, пока он жив. Но силы мои слабеют, а силы Гарота растут. Боюсь и думать, что случится, если я умру, так и не расправившись с ним.

— Значит, это он убил моего отца?

— Он хотел знать, где мы спрятали самоцвет. Как ни оборонялся твой отец, Гарот почти опутал его чарами. Рогальт успел призвать меня, но я опоздал и спасти ему жизнь не сумел.

Я пережил девятерых королей, но я не бессмертен. Если Гарот достигнет Ноктгаарда… Если отыщет Око Статуи…”

Рогальт продолжал:

“Той же ночью старый Орноф отправился на поиски своего врага. А молодой Шаиган три дня и три ночи просидел в своих покоях, сжимая обнаженней меч. Потом вонзил его в молодое деревце и поклялся великой клятвой, что он сам и дети его будут зорко стеречь Ущелье Туманов и отомстят за Рогальта Верного, Но ему так и не удалось отомстить самому. Когда родился у него первенец, необычайно похожий на деда, Рогальта Верного, Шаиган назвал сына именем деда. А прежде, когда не разрешившаяся еще от бремени жена Шаигана сидела под деревом, черная птица уселась над ее головой, а потом рухнула у ног женщины — мертвая. Многие верят, что это душа деда вселилась во внука. В меня. Потому-то я здесь и не побоюсь войти в Ноктгаард, чтобы исполнить данную отцом моим клятву. И с вашей помощью, друзья мои, я это свершу”.

XXII. О, как не вовремя вымолвил Рогальт эти слова! Но месть ослепила его, и больше он думал о мести, чем о судьбе Эстарона. Что еще горше — он, пусть и не признаваясь в том себе сам, жаждал того же, что и Гарот. То ли жизнь над Ущельем Туманов, жизнь среди злых ветров Ноктгаарда отравила его сердце, то ли гордыня его ослепила, а может, жиже стала в его жилах благородная кровь предков?

Вот уже сумерки сгустились, кони едва продираются сквозь чащобу. Много времени прошло в погоне, выбились из сил и кони и всадники. Дорога ведет на вершину холма, и рыцари въезжают в начерченный злым магом круг — но не разглядели они на снегу магических знаков, склонились к конским гривам полусонные рыцари.

XXIII. — Стой, Рогальт! — кричит Скарбмир, едва они оказались на вершине холма. Вдруг оборвалась невыносимая тишина. Черная стена леса вздымается, шелестит, шумит, потом все звуки сливаются в яростный грохот, протяжный рык, и цепенеют от ужаса рыцари. И видят они, что вперились в них из мрака сотни горящих глаз.

— Похоже, будто лес приближается к нам, — говорит Трегон. Никто ему не перечит.

Старик в черном плаще едет своей дорогой. Он спокоен.

XXIV. Рыцари, не тратя лишних слов, становятся в ряд на вершине. Мечи со свистом вылетели из ножен, Говед упер в землю древко своего боевого топора. Стукнули опущенные забрала. Словно пять статуй, стоят рыцари перед накатывающейся, как прибой, волной. Глаза их прикованы к подступающему лесу, губы сжаты. Мощный рык заглушает все, волна захлестывает рыцарей. “Бей!” — кричат они, занеся оружие.

XXV. Рыцари стоят плечом к плечу. Тени надвигающихся деревьев уже достигли их ног. Ночь — это пора, когда все убитые, оставшиеся непогребенными и превращенные в деревья, оживают, пробужденные злыми заклятьями.

Гротон ударяет со всего маху, меч отсекает чудовищную голову и левую руку-ветвь, но древотруп замахивается правой. Гротон отсекает и ее. Рогальт пронзает копьем рыцаря Ноктгаарда. Скарбмир и Трегон рубятся, как бешеные. Но врагов не убывает. Злая мощь колдуна оживила давным-давно полегших воинов Мозиза, и они спешат на подмогу древотрупам, и несть им числа, они неодолимы. У ног Протона срастается разрубленное тело, враг вскакивает и вновь замахивается мечом.