Грехи отцов наших

Но у мерзавца было отличное алиби. Время убийства мы установили с точностью до часа, а его жена клялась и божилась, что весь день он не покидал дома, в чем она и была готова присягнуть на добром десятке Библий.

А у нас, как назло, никаких зацепок, ни единого доказательства, что он побывал в квартире жертвы. Честно говоря, если бы обнаружили отпечатки его пальцев, это мало бы что дало: будучи управляющим, он вполне мог прийти по вызову из-за какой-нибудь поломки. Так нет же, черт побери, даже отпечатков нигде не было!

Поэтому и пришлось продолжить поиски в других направлениях, и поиски эти, естественно, ни к чему не привели. Долгие дни кропотливой работы пошли коту под хвост: дело зависло и было положено на специальную полку, где хранились подобные нераскрытые дела.

Трина смотрела на меня во все глаза. Я поднялся с софы и принялся мерить шагами комнату.

— Того типа звали Джейкоб Раддл, мысли о нем терзали меня днем и ночью. По свету расхаживает великое множество убийц, преступления совершаются постоянно, и далеко не все из них раскрываются. Раддл был «наш», и это буквально сводило с ума.

Итак, дело осталось нераскрытым, а мы с моим напарником все никак не могли выбросить его из головы. В один прекрасный день мы оба заявились к нему и предложили пройти тест на детекторе лжи. Слыхала о таком?

— Ну, конечно, я же смотрю детективные фильмы.

— Мы были с ним откровенны: сказали, что он имеет право отказаться, к тому же теперь показания детектора не могут быть использованы против него. Это, безусловно, полный идиотизм, но таков закон.

Как ни странно, он согласился. Не спрашивай меня, почему. Может быть, решил, что отказ покажется нам подозрительным, хотя и прекрасно знал, что нам все известно. А может, искренне надеялся перехитрить машину. Я из кожи вон вылез, но добился лучшего оператора для экспертизы. В результате тест показал именно то, чего мы с напарником и ожидали.

— Что он убийца?

— Однозначно. Детектор полностью его изобличил. И знаешь, что сделал этот подонок? Уставился на меня и с этакой наглой, кривой ухмылочкой говорит: «Надо же! Значит, и точная аппаратура иногда допускает ошибки!» И я — представляешь? — ничего не мог сделать.

— О Господи! — вырвалось у Трины.

Я прекратил метания по комнате и снова уселся рядом с ней. Единым глотком осушив стакан, я на секунду прикрыл глаза, вспоминая взгляд того подонка.

— И как же вы поступили?

— Мы с партнером долго ломали голову, что с ним делать дальше. Друг даже предложил его утопить.

— То есть как это «утопить»? Убить?

— Прикончить гаденыша, залить цементом и бросить с моста в Гудзон.

— Ты бы никогда такого не сделал!

— Не знаю. Может, и сделал бы. Понимаешь, он убил несчастную девушку и остался безнаказанным! Кто мог бы гарантировать, что он снова не решится на преступление? Только представь, через какие муки мы прошли, — знать, что он убийца, и отпустить его восвояси! Я уж стал понемногу склоняться к предложению друга, но тут меня посетила другая мысль.

— Какая?

— В отделе по борьбе с наркотиками у меня был давний приятель. Я повидался с ним, сказал, что мне срочно требуется большое количество зелья, и уверил, что верну все до последней сотой грамма. За квартирой Раддла мы с напарником установили слежку. Когда однажды он куда-то отправился вместе с женой, я проник внутрь и буквально начинил квартиру наркотиками. Куда я только их не засунул — и за держатель для полотенец, и в бачок в туалете, и в карманы банных халатов, и в дорожные сумки в стенном шкафу.

Потом снова пришел к тому своему приятелю и натравил его на жилище Раддлов. Обыск прошел по всем правилам, с ордером и понятыми. Наркотики были обнаружены, Раддл арестован.

Состоялся суд. Раддл отпирался, твердил, что не имеет представления, каким образом к нему попал героин, да еще в таком количестве, но на присяжных его протесты не оказали никакого воздействия.

После суда я навестил его в камере. «Знаешь, Раддл, — сказал я ему, — жаль, что ты не настоял, чтобы тебя проверили на детекторе лжи. Так как эта аппаратура никогда не ошибается, присяжные тебе бы точно поверили, что ты ничего не знал о спрятанных у тебя наркотиках». Его наглая физиономия вытянулась: он понял, что произошло. Но на сей раз мы поменялись местами, — теперь уже он ничего не мог сделать.

За хранение наркотиков с целью дальнейшей продажи ему влепили десятку. На четвертом году заключения он прогневил какого-то авторитета и был задушен во сне.

— О Господи! — снова выдохнула Трина.

— Вот и возникает вопрос: имели ли мы право прищучить его таким образом? Перед нами стояла дилемма: либо поступить так, как мы поступили, либо действительно утопить в Гудзоне. Не могли же мы допустить, чтобы он и дальше разгуливал на свободе и продолжал безнаказанно убивать! Мы выступили в роли суда присяжных. И сейчас я спрашиваю себя: где лежит та черта, через которую уже нельзя переступить?

Немного позже Трина объявила, что пора ложиться спать.

— Да, конечно, что-то я разговорился. Пойду-ка я домой.

— Может, хочешь остаться?..

…Нам было очень хорошо; на какое-то время отступили все проблемы, остались только Трина и я — на всем белом свете.

Трина сказала, что утром с удовольствием приготовит для меня кофе и вкусный завтрак.

— Спасибо.

— Мэт, — сонно проговорила Трина через несколько минут. — Хочу спросить тебя об этой истории. Ну, с Раддлом. Можно?

— Угу.

— Почему ты о ней вспомнил?

Причина, конечно, была, но я не стал ничего объяснять. Так же, как и Кэйлу Хэннифорду. Потому что мне еще предстояло кое-что предпринять.

— Оба дела имеют много общего. Изнасилование и убитые девушки, место преступления — тот же Виллидж…

В ответ она что-то невнятно пробормотала. Убедившись, что она крепко заснула, я потихоньку выбрался из кровати и, стараясь не производить шума, оделся. Через десять минут я уже был в своем номере. И едва коснулся головой подушки, немедленно погрузился в глубокий сон.

Глава пятнадцатая

Служба была в самом разгаре. Чтобы не привлекать к себе внимания, я тихо скользнул на заднюю скамью, взял с подставки книгу в черной обложке и нашел нужное место.

Сегодня он показался мне намного выше, чем в прошлую встречу, — может быть, потому, что стоял на кафедре. Властным, громким голосом он читал из Библии:

— «И изрек Бог все слова сии, говоря: Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства.

Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим.

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли.

Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господъ, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои».

Во внутреннем помещении церкви, способном вместить человек триста, не меньше, находилось около восьмидесяти прихожан. Большинство — моего возраста или чуть постарше, и лишь некоторые пришли с детьми. Так или иначе, все присутствующие внимали суровому голосу священника с должным благоговением.

— «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе».

Возможно, сегодня на службу собралось больше народу, чем обычно: ведь их приходский священник только что перенес огромную личную трагедию. Так как со времени случившегося никаких служб не проводилось, сейчас они впервые могли лицезреть его. Что привело их сюда? Любопытство? Сочувствие к горю отца? И что удержало дома остальных прихожан? Холодная, промозглая погода?

— «Не убий».

До чего же все-таки заповеди Божьи определенны! Как спорить с такой очевидной истиной?