Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 74



Из описанной административно-временной раскладки вытекают два принципиальных вывода.

Первыми по времени палачами военнослужащих-евреев в геноциидальной германо-советской войне стали военнослужащие вермахта.

Их первыми де-факто еврейскими жертвами в этой войне стали советские военнопленные-евреи, а их первыми жертвами де-юре — евреи-политработники.

До недавнего времени считалось, что ликвидация зазора между этим «де-юре» и «де-факто» состоялась только с отдачей Гейдрихом своего «Боевого приказа № 8» от 17 июля 1941 года. Этот приказ распространил смертельную опасность вообще на всех вызывающих подозрение лиц — как военнопленных, так и гражданских. При этом особенно важно, что именно в этом приказе евреи (любые евреи!) впервые названы по имени «как целевая группа», предназначенная для ликвидации.

Может показаться, что приказ Гейдриха целил прежде всего в гражданских лиц, но это не так: как бы во избежание этого впечатления одновременно с ним было издано три приложения.[151]

Первое из них — это «Инструкция по фильтрации гражданских лиц и подозрительных военнопленных, захваченных в войне на Востоке, в лагерях для военнопленных на оккупированной территории, в зоне военных действий, в Генерал-губернаторстве и в лагерях на территории Рейха». Всех собранных в «русских лагерях» надлежало рассортировать на пять групп и, соответственно, лагерных зон: 1) гражданские лица; 2) военнопленные (включая и тех, что переоделись в гражданскую одежду; по-европейски выглядящих пленных надлежало отделять от выглядящих по-азиатски); 3) политически неприемлемые лица из первых двух групп; 4) лица из первых двух, представляющиеся заслуживающими внимания и пригодные для использования при возрождении занятых территорий; 5) лица немецкой национальности из состава первых двух групп.

Кто же относился к «политически неприемлемым» из третьей группы? На кого охотились спецы из СД и завербованные ими стукачи из четвертой группы?

Ответ на эти вопросы содержит «Инструкция для команд, направляемых начальником зипо и СД в шталаги», она же приложение 2 к «Боевому приказу № 8»: «Прежде всего выявлению подлежат: все сколь-либо значительные деятели партии и государства, в особенности профессиональные революционеры; деятели Коминтерна; сотрудники центральных, краевых и областных организаций коммунистической партии; все народные комиссары и их заместители; все бывшие политкомиссары Красной Армии; руководители госучреждений верхнего и среднего звена; руководящие работники народного хозяйства; советско-русские интеллигенты; все евреи (выделено нами. — П. П.); все подстрекательски или фанатично настроенные коммунисты».[152]

Итак, предпоследней категорией среди них значатся — «все евреи»! Но не менее выразительной является и следующая цитата из инструкции: «В конечном счете при принятии решений необходимо учитывать национальную принадлежность».

Эта инструкция была согласована РСХА и ОКВ буквально накануне, 16 июля 1941 года. Интересно, что среди материалов, подготовленных американской стороной к Нюрнбергскому процессу, но не опубликованных в его материалах, имеется и проект этой инструкции, датированный еще 28 июня 1941 года (т. е. за три недели до выхода «Боевого приказа № 8»).[153] Существенными отличиями окончательной редакции от проекта являются разве что отсутствие в проекте указания на параллельную позитивную задачу по выявлению среди военнопленных еще и тех, кого можно было бы привлечь к решению административно-хозяйственных задач на оккупированных территориях СССР, а также части требований по характеру письменной отчетности.[154]

Третьим приложением был список из 14 офлагов и шталагов на территории I Военного округа (Восточная Пруссия) и Генерал-губернаторства. Относительно дулагов в оперативной зоне отмечалась подвижность их местоположения и рекомендовалось справляться о них в службе генерал-квартирмейстера.[155]

Действенность самого «Боевого приказ № 8» первоначально была ограничена территорией оперативной зоны ОКХ, I Военного округа и Генерал-губернаторства. «Боевой приказ № 9» от 21 июля 1941 года распространил его положения на всю территорию самого Рейха.[156] Применительно к военнопленным и с учетом расплывчатости или недосягаемости остальных категорий, приказы № 8 и № 9 являлись, по существу, окончательными смертными приговорами всему политсоставу Красной Армии[157] и всем военнослужащим-евреям, независимо от должности и военной специальности.[158]

Впоследствии слово «евреи» практически исчезло из лексикона нормативных актов о советских военнопленных.[159] Его трагическими эвфемизмами стали словечки «селекция» (Aussonderung) или «особое обхождение» (Sonderbehandlung) — синонимы «казни» (Exekution, Liquidierung).

В соответствии с приказами, политруков и евреев уничтожали непосредственно на поле боя, причем независимо от военного звания: никакой регистрации при этом, естественно, не было. Но нередко смерть откладывалась и ожидала их несколько позже — после соблюдения ряда процедур, как то: систематическая проверка (Überprüfung) и даже дополнительное установление факта еврейства. В таких случаях отобранных евреев, как правило, изолировали в специально отгороженных отсеках лагерей, бараках или палатках.

Сведениями о какой бы то ни было именной регистрации военнопленных-евреев, дожидавшихся своей участи в дулагах, мы не располагаем, но в шталагах такая регистрация производилась (не говоря уже о случаях «разоблаченных» евреев). Судьба «отобранных» тем самым была уже предрешена — смерти они были обречены. Расстрелять их могли, — в зависимости от обстоятельств, — и через день-два, и через несколько месяцев. В случае такой отсрочки военнопленных-евреев, как правило, помечали: на гимнастерку или на шинель нашивались желтые шестиконечные звезды. Нередко их маркировали и по-другому, например, «звездами Давида», намалеванным масляными красками на гимнастерках (см. фото) или белыми четырехугольными лоскутами.[160] Сама казнь происходила в таком случае несколько позже — в сборных или даже в стационарных лагерях (а если на территории Германии — то в концлагерях).

Теме обхождения с военнопленными-евреями было посвящено даже специальное заседание в июле[161] у начальника Управления ОКВ по делам военнопленных генерала Г. Рейнекке с участием начальника IV Управления РСХА (гестапо) обергруппенфюрера Мюллера, начальника управления лагерей для военнопленных ОКВ полковника Ганса-Иоахима Брейера (Вгеуег) и представителя абвера полковника Эриха Лахузена (Lahousen). От имени своего ведомства и своего шефа, адмирала Вильгельма Франца Канариса, Лахузен выразил несогласие с деморализующей практикой расстрела военнопленных на глазах у немецких войск; к тому же это было чревато лишними потерями немецких солдат, ибо отбивало у красноармейцев охоту сдаваться в плен; да и вербовка агентов в среде военнопленных была этим сильно затруднена. Рейнекке и Мюллер резко возражали Лахузену, но прилюдные казни распорядились прекратить.[162] Но, разумеется, не сами казни!

Несколько других попыток высокопоставленных военных отменить «Приказ о комиссарах» в 1941 году также не возымели эффекта.[163] Фактически он был все же отменен, но только в мае или июне 1942 года, и только частично: разоблаченная принадлежность к политкадрам Красной Армии как таковая более не каралась смертью, а вот разоблаченное еврейство, как и прежде, — каралось.[164]

151

См. русский переводе: ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 116. Д. 357. Л. 1–12.

152

См. в: Jacobsen, 1967. S. 203. См. также рус. перевод: ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 116. Д. 357. Л. 8–11.

153

IfZ. Dok. PS—078. Bl. 1–3.



154

Интересно, что вместе с проектом инструкции — и под тем же номером — хранится «Дополнение» к ней, содержащее ссылку на окончательную редакцию инструкции и подчеркивающее особую важность задачи по выявлению среди военнопленных лиц, вызывающих доверие и могущих быть в интересах Рейха так или иначе использованными (IfZ. Dok. PS—078. В1.4–6).

155

См. рус. перевод: ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 116. Д. 357. Л. 12.

156

См. в: Jacobsen, 1965. S. 205–207.

157

Впрочем, у политруков из неевреев, в отличие от евреев, еще оставался «шанс» уцелеть: спасительной могла бы стать (а могла и не стать) их готовность к «сотрудничеству» с оккупантами и степень заинтересованности в этом последних.

158

Незначительное и, как правило, временное исключение могли составлять военнопленные евреи-врачи.

159

Последний раз оно легло на бумагу, подписанную Кейтелем 12.9.1941, — но это были гражданские евреи из новозанятых советских областей, иметь с которыми дело военнослужащим вермахта строжайше не рекомендовалось (Jacobsen, 1967. S. 207. Dok. 27).

160

Такие лоскуты практиковались в Кальварии (Шейнман, 1993. С. 468).

161

Согласно показаниям Эрвина Лахузена, данным им в 1947 г., это совещание состоялось в конце лета (Hilberg, 1999. S. 354–356. Со ссылкой на документ N0–2894).

162

Было, в частности, постановлено производить казни на расстоянии не менее 500 м от лагерей. См. допрос свидетеля Э. Лахузена 30.11.1945 на Нюрнбергском процессе в: Нюрнбергский процесс. 1990. С. 170–180. Позиция Брейера из этого допроса не прочитывается, но из других материалов можно скорее предположить его солидарность с позицией абвера.

163

См., например: Antrag des ОКН an das OKW v. 23.09.1941 auf Überprüfung der Notwendigkeit des Komissarbefehls, mit Ablehnung (Факсимиле: Streim, 1982. P. 226–228, Dok.II.2).

164

В соответствующем циркуляре от 2.6.1942 Начальник РСХА и СД приказывал в дальнейшем проводить селекцию на территории Генерал-губернаторства, отказавшись при этом от практики селекции политкомиссаров и политруков: «В остальном все остается по-старому (евреи, преступники и т. д.)» (Jacobsen, 1967. S. 229. Dok. 40). Интересно, что вскоре в СССР был ликвидирован и сам институт военных комиссаров — 9.10.1942 их упразднили в Красной Армии, а 13.10.1942 — на Военно-Морском флоте (см.: Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об установлении единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии» // Ведомости Верховного Совета СССР. 1942. № 38).