Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 20

То, что на самом деле большая часть крестьянства всеми силами открещивалась от вступления в якобы выгодные ему колхозы, партийных идеологов в данном случае не интересовало. Если выступления печати не соответствуют фактам реальной жизни, то тем хуже для фактов.

Объектом мехлисовских нападок становились любые отклонения от задававшегося режимом курса. Как-то резкий упрек заработал экономический отдел: речь шла о необходимости организовать разоблачение тех ученых, кто печатался больше за границей, чем дома, «причем без гонорара, ничего не получают — только напечатайте». Наше молчание при виде такого низкопоклонства перед Западом — позор, кипятился Лев Захарович. А ведь, когда захотим, можем. Вот появилась в «Известиях» маленькая, но «нездоровая» заметка академика Н. Лузина, никто внимания не обратил на нее, кроме «Правды». Ничего, что уважаемый ученый: в два дня развернули разоблачение этого низкопоклонника. Теперь уж ему неповадно будет соваться в зарубежную прессу.

В 1935-м за статью в иностранной печати можно было подвергнуться несправедливой и обидной критике. Через два года за это можно было лишиться и жизни.

Вообще говоря, репрессивная политика на протяжении всей советской истории была необходимым условием жизнеспособности системы: она позволяла удерживать общество в повиновении, подавлять инакомыслие и оппозиционность, манипулировать общественным мнением, укреплять единоличную власть вождя, поддерживать экономику путем прямого принуждения к труду.

Деятельность «Правды» в полной мере отразила диалектику 30-х годов. На одних и тех же страницах соседствовали правда и вымысел, проявления искренних чувств и официозная пропаганда фальшивых моральных ценностей (вроде доносительства). С одной стороны, газета жила в едином ритме со страной, показывая поступь индустриализации, отмечая передовиков социалистического соревнования. Многие события в стране были освещены обстоятельно и в целом объективно, посредством различных газетных жанров, с привлечением широкого круга как профессиональных журналистов и литераторов, так и рабселькоровского актива. Ввод в строй Днепрогэса, Челябинского тракторного и Уральского машиностроительного заводов, многих других промышленных гигантов, ход стахановского движения, освоение Арктики и строительство ирригационных каналов в Средней Азии, беспосадочные перелеты советских авиаторов и развитие национальных культур — то, чем жил тогда Советский Союз, отражалось на газетных страницах. Излишний пафос, приподнятость стиля журналистов вряд ли были большим грехом, учитывая трудовой энтузиазм масс.

Газета много и часто обращалась к темам патриотизма, дружбы народов, воинского долга, рассказывала о событиях в Испании, славила героев боев на озере Хасан, пограничников, отличившихся при охране рубежей страны, что, безусловно, способствовало духовной и моральной подготовке советского народа к будущим военным испытаниям.

В то же время газета пугала читателей массовым вредительством, кулацкой опасностью, сеяла в обществе подозрительность и недоверие, назойливо воспитывая пресловутую бдительность. Многие даже очень крупные, затрагивавшие миллионы советских людей события, если правдивая информация о них шла вразрез с интересами политического руководства, отражения в ней не находили.

Попытайтесь найти в «Правде» тех лет, например, хоть малейший след голода начала 30-х годов, в который страна была ввергнута сталинской «революцией сверху», и уж тем более имена его подлинных виновников. Между тем, по далеко не полным данным, голод 1932–1933 годов унес жизни не менее 7,7 млн человек. В ходе коллективизации было разгромлено не менее 1 млн крестьянских хозяйств, объединявших 5–6 млн человек. Более одной трети раскулаченных, или 2,14 млн человек были в 1930–1933 годах высланы. Насильственная коллективизация не только резко ослабила экономику, но и поставила страну на грань гражданской войны.[42]

В газете же эта трагедия российской деревни, трагедия страны подавалась как победа колхозного строя. Аналогичным образом беспредел органов НКВД восславлялся как пример священной борьбы от лица народа с его врагами, покушающимися на социалистические завоевания трудящихся. Вот вам и пресловутая «информированность»…

Нет, иные темы разливанным морем затопляли газетную площадь. Побываем на состоявшейся в августе 1935 года заседании редколлегии. Обсуждается лицо газеты — передовые и «подвалы». Заранее их намечено шестьдесят, да в ходе совещания еще около сорока. О чем же они должны быть, что волнует правдистов?

Разработку темы «Провинциализм и местничество» Николай Попов, ответственный секретарь, предлагает поручить Ильфу и Петрову.

Евгений Петров: «Что имеется в виду?»

Мехлис: «У народа было настроение, что у нас провинциальных тем вообще нет и провинциализма нет. Все мы строим социализм и на Игарке, и здесь. Мы были после этого по провинциальным городам… говорили о косности, волоките, местничестве, которое перерастает политически в очень резкое отрицательное явление. Нужно с этим бороться, поднимать людей, чтобы они не чувствовали себя чухломой, чувствовали себя членами великой партии пролетариата, гражданами великого Союза».

Михаил Кольцов: «Эту тему я беру позитивно… Что можно сделать для поднятия уровня нашего провинциального города…»

Петров: «Иногда провинциализм есть и в Москве, я понимаю, что в таком смысле надо ставить. Эта тема очень интересная…»





Илья Ильф: «Мы попробуем первый раз в жизни».

Попов (читает дальше): «О командире Красной Армии».

Кольцов: «Давайте я попробую».

Мехлис: «Мы много раз подчеркивали, что когда в Японии назначают командира полка, то об этом знают за границей… А у нас командир полка это замарашка…» (передовая в конце концов поручается Кольцову).

Попов (читает список): «Храни государственную тайну».

Мехлис: «Я утверждаю то, что эта передовая произвела бы фурор. Сейчас будет открытый процесс японских шпионов в Хабаровске. Не надо обязательно Японию, разве мало немецких шпионов, разве мы не помогаем своей болтливостью шпионам. Здесь речь идет об охране предприятий, передоверии и т. д.».

Список обсуждают дальше, в результате Льву Никулину поручается писать на тему «Хулиганство и вежливость», Попову — о гибкости руководства, Анатолию Аграновскому — «Профсоюзы, женщины и дети». Здесь же наметили темы для фельетонов: о болтовне, о скрытой работе церковников, об интуристе, о домработнице, о служащих ресторанов и т. п. Воистину, в стране «победившего социализма» не было более важных и волнующих тем, не было конфликтов, за которые зацепилось бы перо фельетонистов!

Явно проигрывала творческая сторона в работе журналистского коллектива. «В самый короткий срок не только бесследно улетучилась привычная для редакции атмосфера, но сама «Правда», которая, хотя и именовалась центральным органом партии, но была, в общем, нормальной газетой, превратилась в некую безапелляционнодирективную инстанцию, — вспоминал один из старейших сотрудников карикатурист Борис Ефимов. — Любые возражения и даже малейшие сомнения по поводу каких бы то ни было мнений, напечатанных на осененных высшей партийной благодатью полосах «Правды», стали невозможны и просто немыслимы».

Было бы, однако, наивным полагать, что Мехлис забывал, разбираясь в проблемах провинциализма и вреде болтовни, о главном — формировании культа Сталина, борьбе за чистоту «линии партии», разоблачении всех, кто вольно или невольно отказывался жить по сталинским законам.

Руководитель «Правды» всеми силами поддерживал претензии вождя на единоличное толкование марксизма-ленинизма и истории партии. При этом шел порой даже на формальное нарушение установленного порядка. В 1934 году, даже предварительно не заручившись согласием ЦК ВКП(б), он объявил десятилетний юбилей книги Сталина «Об основах ленинизма».

При этом его не останавливали никакие моральные соображения, никакая правда истории. Так, 9 мая 1934 года «Правда» опубликовала рецензию Поспелова на воспоминания Н. К. Крупской о Ленине. Флер нарочитой объективности был не в состоянии скрыть резкие упреки в адрес вдовы вождя Октябрьской революции в том, что в ее мемуарах недостаточно отражена «руководящая роль» Сталина в создании и развитии большевистской партии.

42

Ивницкий H.A. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1996. С. 224, 278.