Страница 76 из 127
Кстати сказать, в том же самом номере «ЛГ» от 25 февраля 1948 года выступил имевший впоследствии широкую популярность, а тогда еще в сущности начинающий литератор еврейского происхождения З. С. Паперный, воспитанник известного ИФЛИ. Одобрив в целом работы деятелей литературной науки Н. К. Пиксанова, С. П. Бычкова, Н. Л. Бродского и Я. Е. Эльсберга (двое последних — евреи), он обрушился с крайне резкими обвинениями на В. И. Чичерова, С. М. Петрова и А. Г. Цейтлина (еврея). По его словам, в работе Чичерова нет анализа «самобытного русского эпоса, связанного с развитием русской жизни и государственности… Верный и последовательный ученик А. Н. Веселовского, В. Чичеров превзошел даже своего учителя; сам Веселовский не заходил так далеко в безоговорочном и бесцеремонном отрицании своеобразия русского фольклора!»
Далее в сочинении З. С. Паперного читаем: "Давая блестящую и сокрушительную отповедь кадетскому сборнику «Вехи»… Ленин писал о "полнейшем разрыве… с русским освободительным движением… со всеми его коренными традициями". Эти ленинские слова невольно вспоминаешь, читая статью А. Цейтлина о русском общественно-психологическом романе, написанную, правда, сорок лет спустя после появления «позорно знаменитой книги», но по духу своему вполне продолжающую ее антидемократические традиции…" и т.д.
Словом, начатая весной 1947 года борьба с «антипатриотизмом» до определенного времени — до последних месяцев 1948-го — явно не имела противоеврейского характера. Это очевидно как из того факта, что самым суровым нападкам по этой линии подвергались деятели культуры и науки русского происхождения, так и из того, что среди застрельщиков борьбы с «низкопоклонством» было множество людей еврейского происхождения, которые «обличали» и русских, и своих соплеменников.
В 1948 году я поступал на филологический факультет Московского университета и потому еще в последних классах школы достаточно внимательно следил за ходом дискуссий и «кампаний» в сфере литературы и культуры (до сих пор у меня сохранились многочисленные вырезки из газет и журналов 1946-го и последующих лет), и могу свидетельствовать, что вплоть до 1949 года нападкам подвергались главным образом деятели науки и культуры русского происхождения — уже упомянутый академик В. Ф. Шишмарев, академики В. В. Виноградов, А. С. Орлов, действительный член Украинской Академии наук А. И. Белецкий, профессора В. А. Десницкий, И. П. Еремин, Г. Н. Поспелов, И. Н. Розанов, А. Н. Соколов и многие другие. В этом нетрудно убедиться, обратившись к прессе 1947-1948 годов. Евреи начали преобладать в перечнях обличаемых «низкопоклонников» и «антипатриотов» только с начала 1949 года, что имело свою существенную и вполне очевидную причину — ту ситуацию, которая сложилась и в СССР, и в мире в целом через несколько месяцев после создания (в мае 1948-го) государства Израиль.
Правда, мощное возрождение русского самосознания в годы Отечественной войны привело к тому, что даже среди вчерашних незыблемых «интернационалистов» (в том числе и занимавших высокие посты) распространяется мнение о «ненормальности» очевидного обилия и, выражаясь резче, «засилья» евреев в тех или иных областях жизни общества. Как было показано в первом томе этого сочинения, в собственно революционный период обилие «инородцев» и иностранцев (поляки, прибалты и т.д.) во власти и в сфере культуры (в самом широком смысле слова) было закономерным и даже неизбежным явлением, что подтверждает и опыт других революций — в особенности Французской ХVIII века. Но когда после революционного катаклизма жизнь постепенно начала входить в берега, совершенно естественным было все более широкое выдвижение на первый план представителей основного населения страны. Этот ход дела, между прочим, достаточно объективно и убедительно охарактеризован в трактате израильского политолога М. С. Агурского «Идеология национал-большевизма» (Paris, 1980).
Ранее всего уменьшение доли евреев произошло на наивысшем уровне власти — в Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б). Если к концу гражданской войны, в 1921 году, евреи занимали почти 2/3 состава Политбюро, то в 1923-м — 2/5, а в начале 1926-го, после пяти «нэповских» лет, их доля сократилась до 1/3, затем и до 1/10. Страстный борец против «антисемитизма», критик и писатель А. М. Борщаговский (о книгах которого еще будет речь) возмущенно заявил в 1994 году, что Сталин «оставил» в Политбюро одного-единственного еврея — Кагановича412.
Для сочинений этого автора характерно какое-то необычайное простодушие, даже наивность: сообщая о каком-либо факте, он нередко поистине странным образом не замечает, что сей факт имеет в сущности совсем не тот смысл, не то значение, которое Борщаговский в нем усматривает. Так, например, он пишет, что «в 1937 году меня не бог уберег, а… упрямая, абсолютная отдельность моей жизни от начальства. Тогда, в возрасте 24 лет, я, комсомолец, исполнял обязанности начальника Главреперткома Украины, был заместителем редактора, а с лета 1937 года фактически редактором ежемесячного журнала „Театр“. Аресты буквально опустошили республиканский Комитет по делам искусств…»413
Неужели человек, занимающий посты начальника театральной цензуры и одновременно редактора одного из главных журналов второй по статусу республики СССР, являет собой нечто «абсолютно отдельное» от начальства?! И вполне понятно, что 24-летний комсомолец смог получить столь высокие должности, которые, несомненно, входили в «номенклатуру» Политбюро ЦК КП(б) Украины, именно в силу арестов его предшественников — то есть он восседал на, так сказать, залитых кровью начальственных креслах… Речь идет, разумеется, отнюдь не о какой-либо «вине» Борщаговского, а только о его прямо-таки удивительном простодушии…
Но не менее удивительно и его возмущение тем, что всего лишь 1 из 11 членов Политбюро конца 1940-х годов был евреем. Любопытно было бы узнать, сколько же членов верховного органа власти страны, еврейское население которой составляло тогда немногим более 1%, должны были являться евреями, чтобы А. М. Борщаговский не считал порядки в СССР «антисемитскими»?
Стоит еще процитировать сочинение другого столь же пламенного борца с «антисемитизмом» — Евгении Альбац. Она стремится опровергнуть мнение, что евреи в СССР начали испытывать притеснения только много лет спустя после октября 1917 года: "Существует миф о невероятном благоденствии евреев в постреволюционном Советском Союзе. Это неправда… Вот факты. 1923-1924 годы — в 150 городах России арестовываются три тысячи сионистов. 1928-й — в СССР запрещается публикация книг на иврите, начинаются аресты еврейских писателей414"415 и т.д. Но вот выводы другого автора, который специально исследовал эту проблему — уже упомянутого израильского политолога М. С. Агурского: "… вплоть до тридцатых годов главными и почти исключительными (выделено мною. — В.К.) врагами сионизма в СССР были сами же евреи… сионисты как внутри СССР, так и в Палестине видели главными виновниками этих преследований не саму советскую политическую систему, а т.н. Евсекцию416 и вообще коммунистов еврейского происхождения"417. Так что та борьба против сионизма, которая имела место в послереволюционный период и которую Е.Альбац (возможно, в силу невежества) объявляет следствием антисемитизма, была по существу внутриеврейским делом.
Обратимся теперь к возникшему во время войны недовольству сложившимся после 1917 года «еврейским засильем» во многих областях жизни страны. Например, 17 августа 1942 года в Секретариат ЦК поступила записка, информирующая о том, что из 12 руководителей Большого театра (директор, дирижеры, режиссеры и т.п.) 10 человек — евреи и только 1 русский…418 В 1943 году секретарь парткома МГУ В. Ф. Ноздрев направил в ЦК письмо, в котором сообщал, что в предшествующем, 1942-м, «пропорция» окончивших физический факультет Университета евреев и русских составила 98% и 2% (!; там же, с.286).