Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 100



Результаты прорыва позволили немцам принять точку зрения германского Главного командования на Востоке (ген. П. фон Гинденбург и ген. Э. Людендорф) о переносе основных усилий в кампании 1915 года на Восточный фронт. Задача-минимум: нанести русским такие потери, чтобы их обескровленная армия до конца войны была бы небоеспособна. Задача-максимум: вывести Российскую империю из войны. Если помнить, что русские не имели боеприпасов, а западные союзники России по Антанте и не думали оказать помощь ударами во Франции, то поставленные задачи не представлялись невыполнимыми.

Россию спасло мужество ее сыновей — умиравших, но не сдававшихся. В течение полугода отходивших на восток под непрестанными ударами могущественного врага, но не побежавших и отбивавшихся всеми возможными средствами. 1915 год принес много горя России. Неудивительно, ведь это был период Великого Отступления русской армии на восток. Миллионы беженцев, запрудивших страну, обозначившийся кризис верховной власти, выразившийся в отчетливо выраженном противостоянии царизма и буржуазно-либеральной оппозиции, наконец, огромные потери. В кампании 1915 года Россией были понесены наибольшие потери в сравнении с иными аналогичными периодами — 2 386 000 чел., в том числе 976 000 пленными.

Почти миллион пленных — это большая цифра. Среди них существенную, хотя и меньшую часть составили добровольно сдавшиеся в плен. Повторимся: добровольно — это не значит, преднамеренно, со злым умыслом. Эти солдаты в львиной своей доле доблестно сражались за Родину, но в силу ряда обстоятельств сдавались в плен. Сказать об этих обстоятельствах необходимо, чтобы понимать, что солдат-крестьянин традиционного аграрного социума в индустриальных войнах — это совершенно особенный феномен. И чем больше страна и армия, чем большие задачи лежат на ее плечах в коалиции, тем значительнее будут последствия этого феномена.

Первой и основной причиной массовых пленений российских военнослужащих стало наглядное превосходство противника в технике. Здесь и не сравнимое с русским количество боеприпасов, раздавливавшее русские окопы в период артиллерийской подготовки без потерь для австро-германцев. Здесь и обозначившееся еще в кампании 1914 года преимущество в тяжелой артиллерии. На фоне нехватки боеприпасов это преимущество приняло глобальные черты. Удары щедро снабженной снарядами германской гаубичной артиллерии подавляли волю к сопротивлению уже одним своим фактом. В то же время каждый солдат, ежесекундно находившийся под угрозой смерти, знал, что изменить ситуацию невозможно — просто нечем. Одним из ответов на то обстоятельство, что командование вывело людей не на «бой» (бой ведется приблизительно равным оружием), а на «убой» (немцы не несли потерь, безнаказанно уничтожая русских с расстояния в несколько километров), и становится добровольная сдача в плен. Повторимся: люди не немедленно бежали сдаваться врагу.

Перед этим они испытывали на себе психологический надлом бессилия перед огнем противника, видели бессмысленную (потому что ничего не могли сделать врагу в ответ) гибель своих товарищей, понимали, что так будет и завтра, и через неделю, и спустя месяц. Германский генерал, начальник штаба 11-й германской армии в период Горлицкого прорыва, будущий создатель немецкого рейхсвера, указывает: «Первая причина лежит в увеличившемся действии материальных средств по сравнению с ролью людской массы — действии, которое является также причиной огромных кровавых потерь и которое делает оставшуюся в живых массу беззащитной, не способной к сопротивлению, потерявшей всякую способность соображать. Вторая причина лежит в недостаточных для современного боя военной и моральной подготовке и воспитании. Тот, кто видел громадные толпы этих русских перебежчиков, самих по себе столь храбрых, но совершенно потерявшихся под метко направленным огнем наших гаубиц… тот не торжествовал, но стоял, потрясенный перед таким поражением человеческого духа». Г. Сект называет эти толпы пленных «стадом зверей»,[42] имея в виду не их характеристику как людей, а опустошенное до голой инстинктивности состояние после боя, в котором неравенство противников ощущалось русскими участниками как нельзя более болезненно.

Что касается второй причины, выделенной Г. Сектом, о военно-моральной подготовке и воспитании, то надо сказать, что особенное упорство русские войска проявляли в первые дни с начала операции. Постепенно из строя выбывали лучшие бойцы, жаждавшие драки на любых условиях, погибали офицеры, оставшиеся впадали в ступор осознания невозможности сопротивления. Следствием и становились сдачи в плен солдат, которых Сект почему-то называет «перебежчиками». Это были люди, до последнего пытавшиеся выполнить долг перед страной, но поставленные в нелегкую ситуацию выбора между неминуемой гибелью и вынужденной сдачей в плен. Понимание того, что гибель будет бесцельной (оборона сметается неприятельской артиллерией, а любая контратака легко отбивается неприятельскими пулеметами, так как собственной артиллерии нечем подавить их), побуждало вчерашнего крестьянина, к тому же не понимавшего целей войны, сдаваться в плен.

А. А. Свечин приводит пример, как в начале августа 1915 года 315-й полк сдался в плен вместе с командиром полка. «Предлог — патроны были расстреляны».[43] Свечин, и это понятно, негодует. Но видно, что люди сдались в плен после того, как закончились боеприпасы. Кроме того, 79-я пехотная дивизия, в которую входил 315-й пехотный Глуховский полк, понесла громадные потери еще в Горлицком прорыве апреля месяца. К началу августа старый кадр, и без того слабый, так как дивизия являлась второочередной, был уже выбит, и заменить его призванные резервисты не могли.

Сколько до этого пришлось пережить такому военнопленному? Его сдача в плен не раненым была не преступлением, а осознанием преступности такого характера ведения войны. Бесспорно, что сдача каждого бойца в плен ослабляла собственную армию, а значит, являлась воинским преступлением, но надо сказать, что все иные возможности для сопротивления до момента пленения были использованы русским солдатом. Последней возможностью являлась гибель от осколка германского снаряда без надежды нанести врагу хоть какой-либо ущерб. Это и есть — «убой». Верно и то, что с течением войны войска обстреливались, привыкали, и после лета 1915 года, когда неравенство в артиллерийском отношении являлось слишком уж впечатляющим, таких сдач в плен не было даже при том, что немцы превосходили в тяжелой артиллерии до конца войны.

Опять-таки, пока войска были неплохими, германское наступление выдыхалось достаточно быстро, и противник, нанеся русским большие потери, переходил к оперативной паузе. Но затем, когда в обескровленные ряды вливались малоподготовленные и необстрелянные резервисты, потери возрастали, а темпы наступления врага увеличивались. Неудивительно, что наибольшие потери пленными русская Действующая армия понесла со второй половины июня по середину сентября 1915 года, когда Великое Отступление было уже в разгаре, а воля войск к борьбе была надломлена непрестанными поражениями.



Слабость резервов прекрасно сознавалась в военном ведомстве Российской империи. Например, 24 августа 1915 года управляющий военным министерством ген. А. А. Поливанов сообщал начальнику Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) ген. М. А. Беляеву, что по опыту войны пополнения «…в большинстве случаев совершенно не соответствовали своему назначению ни по полученной ими боевой подготовке, ни… по воспитанию и развитию в них чувства воинского долга». Отсюда и большие сдачи в плен.[44] Иными словами, летом 1915 года в бой бросались неподготовленные резервисты. Эти люди часто не умели стрелять, а одна винтовка выдавалась на двух-трех солдат, так как стрелкового оружия не хватало.

Бесспорно, командиры старались держать безоружную массу в тылах, но в бою бывает всякое, и странно ли, что безоружные люди, еще несколько месяцев назад спокойно пахавшие землю в своих деревнях, сами сдавались в плен? Бессилие безоружного человека перед тяжелыми снарядами неописуемо. Генерал Поливанов отлично понимал, что воспитать и развить «чувство воинского долга» за столь короткий период невозможно, и пишет об этом в ГУГШ лишь для того, чтобы лишний раз обратить внимание Генерального штаба на качество подготовки личного состава в запасных батальонах пехоты, где готовили резервистов.

42

Сект Г. Оборона страны. М., 1931, с. 39–40.

43

Свечин А..А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914–1918 гг. М., 2005, с. 123.

44

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 2003, оп. 1,д. 1501, л. 300.