Страница 10 из 23
Ильин попробовал связаться с Меркуловым, который стал министром Госконтроля. Он пришел в министерство, секретарь доложил Меркулову, а потом сказал, что фамилия Ильина министру ни о чем не говорит. Ему некуда было идти. Но снова вернулся в приемную МГБ и сделал попытку позвонить Шубнякову, бывшему своему заместителю.
Он не знал номер его телефона и у него не было монеты, чтобы позвонить из автомата, поэтому он набрал свой старый номер, воспользовавшись внутренним телефоном в приемной МГБ. Ответил дежурный офицер, который узнал его и разговаривал с ним с явной симпатией: репутация Ильина все еще оставалась высокой среди ветеранов НКВД. Оказалось, что Шубняков арестован в 1951 году, вслед за Абакумовым. Офицер из приемной МГБ одолжил Ильину пятьсот рублей (тогда это была довольно большая сумма) и посоветовал немедленно уехать из Москвы.
Ильин поехал в Рязань, где жил его двоюродный брат. Там он устроился на работу грузчиком на железнодорожной станции. О своем прибытии в город он сообщил в местное отделение госбезопасности на железной дороге, и через два месяца они помогли ему получить должность бригадира грузчиков. От него, правда, потребовали, чтобы он сказал своим товарищам по работе, что был осужден не по политической статье, а за растрату и другие должностные преступления, и обещали сделать соответствующую запись в трудовой книжке. Но Ильин отказался, опасаясь, что его могут обвинить в сокрытии своего прошлого. Так в возрасте сорока восьми лет он начал новую жизнь».
Борис Львович Теплинский первым стал писать наверх жалобы, по которым была проведена дополнительная проверка. В ходе нее он категорически отказался от своих «признательных» показаний, заявив, что они были буквально выбиты из него. В течение десяти суток его лишали сна: все это время он стоял, его жестоко избивали.
Также в ходе проверки было установлено: «Теплинский допрашивался в ночное время до 5–6 часов. Его 108 раз вызывали на допросы, а протоколов допросов составлено всего 15. К тому же некоторые из них датированы не теми числами, когда его фактически допрашивали. Свидетели, изобличавшие его в 1943 году в проведении антисоветской агитации, от своих показаний отказались, заявив, что вынуждены были оговорить Теплинского в результате избиений, которым они подвергались. Бессонов и Трухин, изобличавшие Теплинского в совершении преступлении, умерли в 1944 году. Другие свидетели не привели ни одного высказывания Теплинского, которое можно было бы квалифицировать как антисоветскую агитацию.
На допросе 20 февраля 1954 года Теплинский показал, что перед рассмотрением дела в судебном заседании вызвавший его полковник Флягин рекомендовал «не брыкаться» на суде, иначе ему будет плохо. Когда же он спросил Флягина, что за суд через восемь с половиной лет после ареста, тот цинично заявил: «Надо же юридически оформить ваше пребывание в тюрьме». Поэтому, пояснил Теплинский, он вынужден был в суде оговорить себя».
Военная коллегия Верховного Суда СССР 14 мая 1955 года рассмотрела заключение Генерального прокурора СССР, составленное в порядке ст. 373 УПК РСФСР, и приговор в отношении Теплинского отменила по вновь открывшимся обстоятельствам, дело прекратила за отсутствием состава преступления, а не за недоказанностью обвинения, как это предлагалось в заключении Генерального прокурора СССР.
Вскоре друзья встретились… Трудно описать эти секунды, когда Ильин, находясь уже на свободе, в городе Щербакове встречает исхудалого и прихрамывающего друга Теплинского… Они крепко молча обнялись, а потом вместе стояли и плакали… Два взрослых человека, два генерала, два участника Гражданской войны, два бывших заключенных…
А потом Борис Львович дрожащими руками достанет из ящика письменного стола документ и протянет Виктору Николаевичу. Будто помутневшими глазами Ильин бегло прочтет: «Приговор Военной коллегии от 27 марта 1952 года в отношении Теплинского Б. Л. в связи с вновь открывшимися обстоятельствами отменить, и дело за отсутствием состава преступления прекращено».
Позднее, в партийном органе, Ильину выдадут копию письма, написанного Теплинским, в котором слова Бориса Львовича будут звучать, как звуки колокола: «Я считаю долгом своей совести заявить, что та ленинская партийность, верность нашей дружбе, которые проявил Ильин в течение пережитых нами обоими страшных девяти лет, является одним из самых высоких проявлений человеческого духа и относится к тем качествам, которыми может гордиться каждый подлинно советский человек».
31 июля 1953 года Особое совещание прекратило дело Ильина за отсутствием состава преступления, а в июне 1954 г. ему вернули партийный билет. А. Тепляков в своей статье отмечает: «При рассмотрении дела в КПК партследователи отметили, что Ильин, будучи ответственным работником НКГБ… разглашал перед своими знакомыми известные ему по службе секретные данные. Так, в 1938 году Ильин в разговоре с уволенным из органов НКВД Рутковским А. Ф. (осужден в 1939 году как участник антисоветской организации) информировал его об арестах их общих знакомых работников НКВД и характере их показаний, а также рассказал, что знакомый ему скрипач оркестра ГАБТа (М. И.) Садовский арестован за шпионскую деятельность и на допросе дал на него, Рутковского, компрометирующие показания, и что органы НКВД намечали арест Рутковского».
Признав это, Ильин напишет в своих объяснениях, что он сообщил эти данные Рутковскому, «исходя из товарищеских с ним взаимоотношений, возникших по совместной работе в органах НКВД». Также Ильин в 1942 г. «сообщил жене Теплинского… известные ему данные о переходе на сторону немцев знакомого им бывшего генерал-майора Трухина Ф. И. (начальник штаба Власова), имея цель предупредить Теплинских, чтобы они порвали дружеские отношения с женой Трухина».
После реабилитации Теплинскому вернули воинское звание «генерал-майор авиации», он переехал в Москву, где снова вернулся к разработке важнейших научных проблем. Например, работа Бориса Львовича «Об особенностях взаимодействия авиации с наземными войсками и о роли авиации в современной войне» будет издана в 1965 году. Фамилия генерала Теплинского будет стоять рядом с такими именами, как М. В. Фрунзе, М. Н. Тухачевский, С. С. Каменев, А. И. Егоров, Б. М. Шапошников. А 1 декабря 1972 года Бориса Львовича Теплинского не стало.
О своей реабилитации В. Н. Ильин рассказал генералу Судоплатову, который еще только собирался написать книгу, вышедшую лишь в девяностые годы прошлого столетия.
«После смерти Сталина он подал на реабилитацию. Первое прошение было отклонено, но ему разрешили вернуться в Москву. Ильин устроился в транспортный отдел Моссовета. Реабилитировали его в 1954 году после расстрела Берии и моего ареста. В течение года ему отказывали в полной пенсии, положенной сотрудникам госбезопасности. Этому противился Серов, заявляя, что Ильин скомпрометирован связью с Теплинским, все еще отбывавшим срок как враг народа.
Через три дня после моего освобождения из тюрьмы в 1968 году Ильин навестил меня. Я узнал, что судьба вновь улыбнулась ему. В 1956 году его бывший куратор в ЦК стал заместителем заведующего отделом культуры ЦК партии. Ему нужен был честный и опытный администратор на пост оргсекретаря Московского отделения Союза писателей. Предшествующий опыт работы Ильина, в прошлом комиссара госбезопасности по вопросам культуры, делал его кандидатуру на этот пост вполне подходящей. К тому же его поддержали такие писатели, как Федин и Симонов. Партийному руководству нужен был в Союзе писателей человек, который бы знал всех, включая осведомителей. Ильин идеально соответствовал своей новой должности и работал в Союзе писателей до 1977 года».
Исповедь перед смертью
В 1976 году Виктор Николаевич Ильин принял решение уйти на пенсию. Об этом событии есть весьма любопытная запись в дневнике писателя Анатолия Медникова: «… И вот памятный мне оргпленум 1976 года. Первым вопросом шло выдвижение Михаила Луконина на должность Первого секретаря правления. С этим предложением выступил Михалков. Он сказал о Луконине: «Большой русский поэт, видный общественный деятель, воин, лауреат Государственной премии, секретарь СП СССР». Потом взял слово Наровчатов и прочитал свое стихотворение о том, как он и Луконин уезжали на фронт в октябре сорок первого года с Киевского вокзала. Затем сказал, что Михаил Луконин «интернационалист», храбрый, но осмотрительный, ибо можно быть храбрым безрассудно.