Страница 2 из 4
Мы знаем, что ИСТОРИЯ НЕ ДОЛЖНА БЫТЬ ПАНЕГИРИКОМ, но не дозволим же им ОБРАЩАТЬ РУССКУЮ ИСТОРИЮ В САТИРУ» [6], с. 8–9.
И далее он совершенно справедливо продолжает: «К сожалению, должно сказать, что и некоторые СЛАВЯНСКИЕ писатели, как Карамзин, Добровский и другие — ведомо или неведомо — но не совершенно чужды этого греха. Но, может быть, эти ученые боялись идти против тогдашних мнимых авторитетов. Не говорим о некоторых новейших русских историках; пусть они — положа руку на сердце — сами скажут, отчего стараются развивать систему Шлецера и клеймить древних Славян…
Но, к счастью, имеем мы двоякого рода источники к воссозданию древнего славянского мира: это летописи и памятники, которые говорят совершенно против них. Эти источники нужно сперва уничтожить, дабы дать возможность ПРОВОЗГЛАШАТЬ ДЕРЗКУЮ ЛОЖЬ» [6], с. 48.
Далее Классен пишет: «Славяноруссы, как народ, ранее Римлян и Греков образованный, оставили по себе во всех частях старого света множество памятников, свидетельствующих о их там пребывании и о древнейшей письменности, искусствах и просвещении. Памятники пребудут навсегда неоспоримыми доказательствами; они говорят нам о действиях наших предков на языке, нам родном, составляющем прототип всех славянских наречий» [6], с. 11.
Речь идет о многочисленных археологических памятниках, которые время от времени обнаруживаются в Европе, Азии и Африке во время раскопок, надписи на которых западноевропейские ученые прочитать якобы «не в состоянии». На самом же деле, как будет видно из дальнейшего, историки НЕ ХОТЯТ их читать. Потому что написаны они ПО СЛАВЯНСКИ.
Классен приводит следующие слова польского языковеда Фадея Воланского: «Ученые претыкались на эти памятники и напрасно трудились до нашего времени разбором их надписей по алфавитам греческому и латинскому, и видя не— приложимость таковых, напрасно искали ключа в еврейском языке, потому что таинственный этот ключ ко всем неразгаданным надписям находится ТОЛЬКО В СЛАВЯНСКОМ первобытном языке… Как далеко простиралось в древние времена жительство СЛАВЯН В АФРИКЕ, пусть докажут СЛАВЯНСКИЕ НАДПИСИ НА КАМНЯХ Нумидии, Карфагена и Египта» [6], с. 73–74.
Подробнее об интереснейших исследованиях Фадея Воланского и о его блестящем прочтении этрусских надписей мы расскажем ниже. Сегодня его работы полностью замолчаны историками. Более того, публикуются ПАРОДИИ на него (без упоминания его имени) под нарочито «учеными» названиями. Мы имеем в виду, в частности, книгу Г.С. Гриневича, «Праславянская письменность. Результаты дешифровки», Москва, 1993, изданную в серии «Энциклопедия русской мысли» издательством «Общественная польза». В том же духе написаны и книги современного автора В.А. Чудинова. Подобные псевдонаучные «исследования» отнюдь не безобидны. И вряд ли искренни. Их цель — заслонить собой и опорочить важные научные открытия Ф. Воланского, А.Д. Черткова и других серьезных ученых, расшифровавших на основе славянского языка многие древние археологические надписи Европы, Азии и Африки. Подчеркнем, что надписи эти, несмотря на многолетние усилия специалистов, так и не поддались расшифровке на основе других языков.
Судьба Фадея Воланского была тяжелой. Ему не могли простить честных научных исследований по истории славян в Западной Европе. Из книг Воланского складывали костры — вполне в духе реформаторских погромов XVI–XVII веков. Более того, пытались уничтожить и самого ученого. Сообщается следующее: «Мы не можем обойти молчанием подвиг профессора Варшавского университета Фаддея Воланского. Это он разыскал и обнаружил в 1847 г. «Песнь о побиении иудейской Хазарии Светославом Хоробре»… ИЕЗУИТЫ СЛОЖИЛИ КОСТЕР… ИЗ ЕГО КНИГ… Таковы были иезуиты в Польше в 1847 г.» [9], с. 277–278. Однако царь Николай I наложил запрет на казнь Фадея Воланского, которой требовали фанатики.
1.2. Александр Дмитриевич Чертков и Себастьян Чьямпи
Фадей Воланский был не одинок в своих открытиях. Еще до Воланского расшифровкой этрусских надписей на основе славянского языка занимались итальянский ученый С. Чьямпи и известный русский ученый Александр Дмитриевич Чертков. В 1855–1857 годах из печати вышел основательный труд А.Д. Черткова «О языке пеласгов, населявших Италию, и сравнение его с древлесловенским» [21]. На основании глубокого и всестороннего анализа А.Д. Чертков доказывает, что древнейшие из сохранившихся в Италии надписей — «этрусские» надписи — выполнены на СЛАВЯНСКОМ языке.
Открытие Черткова никак не могло устроить историков— скалигеровцев и они сразу же приняли его в штыки. В самом деле, оно вступало в резкое противоречие со всей картиной скалигеровской версии истории в целом. Ведь этруски жили в Италии еще до основания итальянского Рима. А город Рим, согласно Скалигеру, был основан еще в глубокой древности, в VIII веке до н. э. В то же время, история славянских племен и славянского языка в скалигеровской версии истории начинается гораздо позже, лишь в Средневековье. То есть, по Скалигеру, славяне появились на исторической арене примерно на тысячу лет позже, чем жили этруски. Поэтому в скалигеровской версии истории совершенно невозможно, чтобы этруски писали по-славянски.
Вероятно, все-таки подозревая, что в этрусских надписях кроется серьезная опасность для скалигеровской хронологии, историки XIX века окончательно убедили себя и других, что этрусские надписи якобы «совершенно не поддаются прочтению» (подробнее об этом см. ниже). И тут нашлись ученые, которые прочитали их ПО СЛАВЯНСКИ! Это переворачивало все устоявшиеся представления о древней истории, в частности — об истории Рима. А ведь история Рима является краеугольным камнем всей историко-хронологической версии Скалигера. Таким образом, работы Черткова, Чьямпи, Воланского вступили в резкое противоречие со скалигеровской историей и хронологией в целом. Историкам совершенно нечего было возразить по существу, поэтому они прибегли к обычному в таких случаях приему — замалчиванию «неугодных» открытий. Сделали вид, что их просто не существует.
Приведем краткие сведения о А.Д. Черткове. Это был выдающийся ученый своего времени, сделавший очень и очень много для русской истории. Плодами его деятельности историки пользуются до сих пор. Хотя имя его предпочитают не вспоминать. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона сообщает о Черткове, в частности, следующее.
«Чертков Александр Дмитриевич (1789–1858) — археолог и историк, по матери внук известного собирателя книг С.И. Тевяшова. Служа в лейб-гвардии конном полку, участвовал в войнах 1812—14 гг., особенно отличился в Кульминском сражении. Выйдя в 1822 г. в отставку Чертков два года провел в Австрии, Швейцарии и Италии; во Флоренции сблизился с Себастьяном Чиампи, АВТОРОМ ИЗВЕСТНОЙ КНИГИ О СНОШЕНИЯХ ПОЛЬШИ С РОССИЕЙ И ИТАЛИЕЙ … С открытием в 1828 г. турецкой кампании он снова вступил в военную службу, но по окончании кампании навсегда оставил военную службу и жил постоянно в Москве … Вскоре … он отдался исключительно изучению русской истории и русских и славянских древностей. Одной из первых его работ на этом поприще было «Описание русских монет» (М., 1834) с «Прибавлениями» (1837,1839 и 1841 гг.). ОНО БЫЛО ПЕРВЫМ, ОТВЕЧАВШИМ ТРЕБОВАНИЯМ НАУКИ И ПОЛОЖИЛО НАЧАЛО ТОЧНОМУ, СИСТЕМАТИЧЕСКОМУ ОПИСАНИЮ НАШИХ ДРЕВНИХ МОНЕТ … Академия наук присудила за «Описание» полную Демидовскую премию, но Чертков отказался от нее, предоставив деньги на напечатание «Остромирова Евангелия». Владея обширным собранием древнейших русских монет, он, вместе с графом С.Г. Строгановым, принимал деятельное участие в прекращении распространившейся тогда подделки древних русских монет. Дальнейшие труды Черткова, по большей части печатавшиеся первоначально в изданиях московского Общества истории и древностей российских: «О древних вещах, найденных в 1838 г. в Московской губернии, Звенигородском уезде» (М., 1838); «Описание посольства, отправленного в 1650 г. от царя Алексея Михайловича к Фердинанду II великому герцогу Тосканскому» (М., 1840); «О переводе Манассииной летописи на славянский язык, с очерком истории болгар», доведенной до XII в. (М., 1842); «Описание войны великого князя Святополка Игоревича против болгар и греков в 967–971 гг.» (1843); «О числе русского войска, завоевавшего Болгарию и сражавшегося с греками во Фракии и Македонии» («Записки Одесского Общ. Истории и Древностей Российских», за 1842 г.); «О Белобережье и семи островах, на которых, по словам Димешки, жили руссы-разбойники» (1845); «О переселении Фракийских племен за Дунай и далее на север, к Балтийскому морю и к нам на Русь, т. е. очерк древнейшей истории протославян» (1851); «Фракийские племена, жившие в Малой Азии» (1852); «Пеласго-фракийские племена, населявшие Италию» (1853); «О языке пеласгов, населявших Италию и сравнение его с древнесловенским» (1855—57) и др. Унаследовав от отца и деда по матери значительную библиотеку, Чертков усердно пополнял ее преимущественно сочинениями о России и славянстве … на всех европейских и славянских наречиях. В 1838 г. он выпустил первый том описания своей библиотеки «Всеобщая библиотека России или каталог книг для изучения нашего отечества во всех отношениях и подробностях», через семь лет появился второй том «Каталога», всего в обоих томах насчитывалось 8800 книг … Хотя Чертковская библиотека была сравнительно невелика, но до образования в Императорской публичной библиотеке отдела Rossica она представляла ЕДИНСТВЕННОЕ В РОССИИ ЦЕННОЕ СОБРАНИЕ КНИГ О РОССИИ И СЛАВЯНАХ, а по обилию редчайших изданий служила и служит БОГАТЕЙШЕЙ СОКРОВИЩНИЦЕЙ, ИЗОБИЛУЮЩЕЙ РЕДКИМИ РУКОПИСЯМИ…