Страница 21 из 24
– Что лучше угря? – воскликнул лорд Икенхем. – Для заливного, конечно.
– Вот увидишь, – продолжала Джулия, – он быстро выйдет в люди.
И не ошиблась. Из-за дивана, словно лосось в брачную пору, выскочил ее жених:
– Джулия!
– Уилби!
Мартышка в жизни не видел более мерзкого зрелища. Посудите сами: такая красавица обвилась вокруг типа, как плющ вокруг шеста. Нет, тип был не так уж плох, но девушка!..
Опомнившись от испуга, который испытает всякий, когда из-за дивана выскакивают заливщики угрей, несчастная мать разняла влюбленных, как рефери – боксеров.
– Джулия, – сказала она, – мне стыдно!
– И мне, – прибавил муж.
– Какой позор!
– Именно. Обнимать человека, который назвал твоего отца носатой рожей…
– Прежде всего, – вмешался граф, – надо выяснить, прав ли он. На мой взгляд…
– Он извинится!
– Да-да! Я себя не помнил.
– Прекратите, – сказала мать. – Если вы меня слушали…
– Да, да, да! Дядя Чарли, дядя Генри, кузен Альфред. Снобы собачьи!
– Что?!
– Собачьи снобы. Подумаешь, загордились! А чем? Деньги есть, вот чем. Интересно, как они их добыли?
– Что вы имеете в виду?
– Не важно.
– Если вы намекаете…
– Он прав, моя дорогая, – вмешался лорд Икенхем. – Ничего не попишешь.
Не знаю, доводилось ли вам видеть бультерьера, который вот-вот схватится с эрделем, но тут керри-блю кусает его в зад. Бультерьер смотрит на пришельца именно так, как смотрела на графа сестра хозяйки.
– Наверное, – продолжал граф, – вы не забыли, как разбогател наш Чарли.
– О чем – вы – говорите?
– Да, это тяжко, это скрывают, но помилуйте! Давать деньги под 250 %! Так нельзя все-таки.
– Я ничего не знала! – воскликнула дочь.
– А, – заметил граф, – дитя не в курсе? Правильно. Одобряю.
– Это ложь!
– Теперь – Генри. Как мы спасали его, как спасали! Между нами говоря, вправе ли банковский клерк брать чужие деньги? Видимо, нет. Понимаю, понимаю. Взял он пятьдесят фунтов, выиграл – пять тысяч, но вернул? Ни в коей мере. Изящно, ничего не скажу, – а вот честно ли? Что до Альфреда…
Несчастная мать издавала странные звуки, вроде бутылки шампанского, если его взболтать. То ли бульканье, то ли пальба.
– Это ложь, – повторила страдалица, когда ей удалось распутать голосовые связки. – Вы ненормальный.
Пятый граф пожал плечами.
– Что ж, дело ваше, – сказал он. – Конечно, судью подкупить нетрудно, но мы-то знаем. Я никого не виню. В конце концов, что такое наркотики? Можешь провозить – провози. Но не нам смотреть свысока на честных людей. Спасибо, что берут. Да и чем плох этот молодой человек?
– Да, чем? – поддержала Джулия.
– Надеюсь, – спросила мать, – ты не веришь дяде?
– Верю, верю.
– И я, – присоединился Уилберфорс.
– Видит Бог, – сказала старшая гостья, – я никогда не любила сестру, но такогомужа я ей не желала.
Все помолчали, если не считать птицы, которая предложила погрызть орехов.
– Фиг вы теперь запретите, – сказала Джулия. – Уилби слишком много знает. Милый, ничего, что я из такой семьи?
– Ничего.
– В конце концов, мы не будем с ними видеться.
– Вот именно.
– Не в дядях счастье.
– То-то и оно.
– Уилби!
– Джулия!
Повторив свой номер «Плющ на шесте», они забыли обо всем. Мартышке это не понравилось, равно как и матери.
– На что вы будете жить? – сказала она.
– Он разбогатеет!
– Ха-ха!
– Будь у меня сто фунтов, – сказал Уилберфорс, – я бы завтра же купил долю в самой лучшей фирме. Разносят молоко.
– Бы! – сказала мать.
– Ха! – сказал отец.
– Где вы их возьмете?
– Ха-ха!
– Где, – повторила гостья на бис, – вы их возьмете?
– Как это где? – удивился граф. – У меня, конечно. Когда он захрустел бумажками, племянник жалобно вскрикнул.
– Доктор хочет со мной поговорить, – истолковал его крик дядя. – Да, доктор?
Жених, теперь – нежно-вишневый, немного растерялся.
– Это же ваш сын!
Граф обиделся:
– Мой сын был бы красивей. Нет, это – врач. Конечно, мнеон – как сын, это вас и смутило.
Подойдя к Мартышке, он глядел на него, пока тот не вспомнил о своей глухоте и не задрожал. Не знаю, связаны ли глухота и дрожь, но бывают минуты… Словом, не будем его судить. Задрожал – и все.
– Видимо, – сообщил лорд Икенхем, – у птицы что-то такое, о чем не говорят при дамах. Мы на минутку отлучимся.
– Это мы отлучимся, – сказал жених.
– Да, – согласилась невеста, – надо пройтись.
– А вы как? – осведомился граф у гостьи, напоминавшей Наполеона в Москве.
– Выпью чаю. Надеюсь, вы разрешите?
– Конечно, конечно! У нас – полная свобода. Идите готовьте.
Когда они вышли, Джулия, совсем уж похожая на розу, кинулась к нему, крича: «Спасибо!» Жених ее поддержал.
– Не за что, мои дорогие, – сказал граф.
– Какой вы добрый!
– Ну что вы!
– Добрее всех на свете!
– Ну, ну, ну!
Он поцеловал ее в обе щеки, правую бровь и кончик носа. Мартышка печально на это глядел. Все, кроме него, целовали прекрасную Джулию.
Когда бесчинства кончились и граф с племянником проводили влюбленных до крыльца, он заговорил об этих фунтах:
– Где ты их взял?
– И правда, где? – задумался граф. – Вообще-то тетя дала, но для чего? Вероятно, оплатить какой-то счет.
Мартышка немного приободрился.
– Ух, что будет! – сказал он, зная тетину чувствительность. – А когда она услышит, что девица – прямо с конкурса красоты… Возьмет фамильную алебарду, это уж точно.
– Успокойся, мой друг, – сказал ему дядя. – Я понимаю, у тебя нежное сердце, но – успокойся. Я объясню, что тебе пришлось выкупать письма у коварной испанки. Разве можно оставить племянника в когтях низкой женщины? Да, тетя посердится на тебя. Что ж, какое-то время не будешь к нам ездить. Собственно, ты мне пока не нужен.
Тут у калитки показался крупный краснолицый мужчина.
Граф окликнул его:
– Мистер Роддис!
– А?
– Мистер Роддис?
– Да.
– Булстрод, – представился граф. – А это – зять моей сестры, Перси Френшем, сало и масло.
Краснолицый спросил, как дела с салом, и, узнав, что они идут прекрасно, выразил радость.
– Мы не встречались, – сказал граф, – хотя живу я неподалеку. Предупрежу, как сосед соседа: там у вас кто-то есть.
– Кто же их впустил?
– Видимо, влезли в окно. Посмотрите сами.
Краснолицый посмотрел и если не взбеленился, то был к этому близок.
– Верно, – сказал он. – Сидят в гостиной, пьют мой чай.
– Так я и думал.
– Открыли варенье. Малиновое.
– Что ж, идите туда, а я позову констебля.
– Иду. Спасибо, мистер Булстрод.– Рад служить. Как хорошо после дождя! Пошли, Перси. Ну вот, – продолжал он в пути. – Посещая столицу, мой друг, я распространяю свет и сладость. Даже такая дыра становится лучше, счастливее. Смотри-ка, автобус! В нем мы и обсудим наши планы на вечер. Если «Лестер» еще существует, можно зайти… Ровно тридцать пять лет, как меня оттуда выставили. Интересно, кто же там вышибалой?
* * *
– Теперь, – сказал Трутень, – вы поймете, почему Мартышка дрожит, получив телеграмму от графа. Ситуация, по его словам, исключительно сложна. Хорошо, что дядя живет в деревне, иначе просто спасу бы не было, но там он набирается сил, которые и должен разрядить, когда посещает Лондон.
Конечно, лучше всего держать старого психа на привязи с 1.I по 31.XII. Но это – мечта, утопия. Уж как старается леди Икенхем – и что же?
© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Арчибальд и Массы
– Этот вот, значит, социализм, – раздумчиво произнес Пинта Портера, – нынче только про него и слышишь. Выходит, вроде бы самое оно.
Ничто в предшествовавшей беседе – мы обсуждали турнепс – не подводило к этой теме, но, когда дело касается дебатов, мы в зале «Отдыха удильщика» не теряемся. Мы перестраиваемся. Мы перескакиваем. Мы делаем ход конем. Мы, как однажды заметил эрудированный Джин С Горькой Настойкой, подобны жене Цезаря – готовы ко всему. Быстро перенастроив свой мыслительный аппарат, мы взялись за новую тему.