Страница 27 из 83
Необходимо было стряхнуть тех, наверху, закидывавших нас бомбами. Здесь, думаю, я должен сказать, что подводные учения вплоть до этого момента не давали нам опыта глубинных обстрелов. Раньше я лишь однажды слышал о глубинных бомбах, и это было на безопасном расстоянии в 5 миль. Таким образом, мы столкнулись с оружием, которое было для нас новым Атаки на нас все продолжались и продолжались, некоторые бомбы опускались в опасной близости. К этому времени мы были на отметке около 350 футов, что было великолепной глубиной для того времени, и я вполне уверен, что она спасла нас и что бомбы разрывались довольно высоко над нами. “Труант" двигалась под отвратительным углом, носом вверх, кормой вниз, из-за течи в кормовой части вокруг сальников гребного вала и в разных других местах.
Тем не менее нам удалось сохранить контроль над лодкой, и после почти двух часов — мы ходили кругами, потому что у нас не было компаса, — я счел безопасным подняться и поглядеть в перископ. Мы немного не дошли до перископной глубины, когда произошла еще одна серия взрывов, и я снова ушел вниз при продолжавшихся вокруг ударах. Я оставался на глубине еще час или около того, и когда мы снова всплыли, никого не было видно. Мы потащились домой, на ремонт. Когда мы вернулись в Росайт, нас прекрасно встретили линейный крейсер “Ринаун” с пробоиной в баке стоял на якоре в Росайте, его команда выстроилась на палубе и прокричала нам “ура”».
Именно во время следующего патруля Хатчинсона возможность обстрелов глубинными бомбами стала угрожать лодкам метрополии. Ему было дано задание перевезти и высадить десантно-диверсионное соединение морской пехоты, которое должно было зайти за вражеские линии на норвежском берегу и завязать бой. Среди них были безрассудный лорд Лават и его волынщик; оба они позже заслужили известность в операциях недавно созданных британских десантно-диверсионных частях морской пехоты. Хатчинсон вспоминает:
«Мне было приказано пересечь Северное море и пройти около 90 миль до фиорда Хардангер, который был полностью под контролем Германии, имея на борту компанию военных храбрецов, и высадить их в глубине фиорда. Они поднялись на борт с таким оружием, как пластиковая взрывчатка, “сырная проволока”, для того чтобы обеззвучивать часовых, ужасающего вида ножи — вообще они выглядели, как банда головорезов. Но, должен сказать, я их обожал. Они рвались в бой, однако, им, наверное, никогда не хотелось оказаться на глубине в подводной лодке, и, конечно, они не ожидали обстрела глубинными бомбами. К сожалению, нас обстреляли — и торпедами тоже. Огромная красноватая вспышка, колоссальные взрывы и затем эта ужасающая тряска. Мы ушли глубоко, и я начал исследовать повреждения. Мы набрали немного воды; батареи тоже были повреждены. Одна из них была в особенно опасном состоянии, сломалось несколько ячеек. В воздухе чувствовался хлор, и у нас действительно не было другого выбора, кроме как повернуть назад и снова тащиться домой “на честном слове и на одном крыле ”.
Именно на обратном пути в Росайт я понял, что нервы мои сильно расшатаны. Перед этим походом мне прописали довольно сильное снотворное, но, конечно, я не мог принимать его в море. И хотя меня могли обвинить в том, что я подвожу свою страну, но я думал, что не слишком хорошо принимать на себя командование экипажем в том состоянии, в котором я был. Я сообщил об этом своему старшему помощнику и хорошо помню выражение ужаса на его лице. Я сообщил о том, что возвращаюсь на базу и что командиру нужен отдых. Я с трудом мог смотреть в лицо членам команды, а в Росайте меня отволокли в госпиталь, и тем закончилась моя служба на “Труанте”».
Один из близких друзей Хатчинсона, лейтенант-коммандер Руперт Лонсдейл, тоже попал под огонь врага, когда его лодка «Сил» вошла в Скагеррак, в этот период великой активности и драм британского подводного флота. Для Лонсдейла это тоже означало конец его военной службы, унизительную сдачу своей лодки врагу, а затем пять лет немецкого концлагеря и трибунал по возвращении домой.
Руперт Лонсдейл, которого знали как прекрасного, заботливого командира, знающего и опытного подводника, уже был удостоен упоминания в официальных сообщениях за участие в операциях по защите атлантического конвоя. 4 мая 1940 года он получил задание установить мины в проливе Каттегат, к чему его лодка «Сил» была полностью приспособлена. Она была одной из шести субмарин, предназначенных для постановки мин; эти лодки были спущены на воду в 1930-х годах и имели подводное водоизмещение в 1560 тонн. Класс назывался «Порпойс» [24]. Все лодки этого класса имели цистерны в надстройке для компенсации плавучести мин на корме и для того, чтобы не дать лодке начать погружаться кормой.
После погрузки 50 мин в Иммингеме Лонсдейлу была определена зона в находившихся под вражеским контролем водах пролива Каттегат, в которой надо было установить мины. Когда поход кончался, Лонсдейла дважды атаковали с воздуха; первая из атак, как считается, была произведена дружественными силами. «Сил» продолжала уворачиваться от огня, и Лонсдейл наконец храбро устремился к месту, где, в соответствии с указаниями, установил свои 50 мин за рекордно короткое время — 45 минут, а затем повернул домой. Его заслуга была в том, что расположение мин было таково, что можно было потопить четыре корабля, а значит, успех был гарантирован. Лонсдейл был на пути домой, когда столкнулся со смешанной атакой — с поверхности воды и с воздуха. По иронии судьбы, один из рулей глубины «Сил» случайно зацепился за минреп. Последовал мощный взрыв, лодка содрогнулась и везде появились течи.
«Сил» пошла на дно кормой вниз, серьезно затопленная, и следующие 23 часа лежала на 39-метровой глубине, неспособная сдвинуться с места. Враг наверху действовал активно, и Лонсдейл и его люди тихо ждали 10 часов, прежде чем сделали первую попытку подняться; эта попытка не удалась Лонсдейл сделал три отдельные попытки; в последней из них он отчаянным усилием освободился от 11-тонного сбрасываемого киля — устройства, избавившись от которого один раз, субмарина уже не смогла бы погружаться. Но даже это не помогло.
Батареи постепенно садились и едва давали свет, воздух был тяжелым, отравление углекислым газом начинало сказываться на команде. Настал момент, когда — как и люди на «Тетис» — подводники просто не смогли воспользоваться спасательным аппаратом Дэвиса, несмотря на угрозу того, что вода затопит внутреннее пространство лодки.
Положение становилось все более безнадежным, и кто-то сказал: «Все, что мы можем сделать — это молиться», и в предчувствии неминуемой гибели моряки обратились к Богу. Лонсдейл собрал молитвенное собрание в центральном посту. Напрягая слабеющий голос, он прочел «Отче наш» и несколько других составленных им самим молитв.
Казалось, это придало подводникам сил, чтобы сделать последнюю попытку. Лонсдейл предположил, что, если он переведет какую-то часть людей в носовую часть, которая была в воде значительно выше кормы, и в тоже самое время будет продувать цистерны и использует остатки заряда аккумуляторов для запуска моторов, этого может оказаться достаточно, чтобы освободить лодку. Моряки, цепляясь за все выступы, подобрались так близко к носу, как смогли, и «Сил», покачиваясь, определенно начала подниматься к поверхности, где ее тут же стал бомбить и обстреливать из пулеметов немецкий гидроплан «арадо». Повреждения уже были достаточно серьезными, чтобы обездвижить «Сил», и надежды Лонсдейла на то, что она сможет уползти в шведские воды, рухнули. Кроме того, некоторые члены команды были в ужасном состоянии. Положение из плохого стало очень плохим, когда на горизонте появился второй самолет, пилот которого заметил, как «арадо» с гулом кружит над британской субмариной, и заторопился принять участие в потехе.
Руперт Лонсдейл быстро уничтожил секретные документы, а его офицеры вывели из строя ценное оборудование. Затем командир выбросил белый флаг, чтобы спасти своих людей, некоторые из которых были тяжело ранены. Гидроплан приводнился" и командир лодки лично поплыл к нему и сдал свою субмарину пилоту самолета, лейтенанту Шмидту Лонсдейл и его товарищи стали военнопленными и оставались в плену до конца войны. «Сил» отбуксировали на верфь Киля и ввели в состав немецкого флота, используя в основном в пропагандистских целях; в итоге она была затоплена в 1945 году. Находясь в лагере для военнопленных, Лонсдейл заслужил еще одно упоминание о себе в официальных донесениях за работу с военнопленными, однако по возвращении домой он неизбежно должен был предстать перед трибуналом, как любой командир, потерявший свой корабль. Он был с честью оправдан, и председатель суда вернул ему его шпагу. На улице группа моряков из его экипажа приветствовала Лонсдейла криками «ура!». Лонсдейл оставался на службе два года, а затем ушел на пенсию и стал священником [25].