Страница 50 из 106
В одном из ожесточенных воздушных боев на Харьковском направлении погиб Петро Кучеренко. Он воевал храбро и умело: на его боевом счету уже было десять сбитых вражеских самолетов. Долго не мог я примириться с мыслью, что Петро больше нет.
…Наш полк, получивший задание прикрывать наземные войска, перелетел ближе к линии фронта на Харьковское направление — к селу Больше-Троицкому. Сразу после перелета у нас на аэродроме — митинг: ведь перед нами была Украина, за освобождение которой сейчас сражались войска Степного фронта.
Ночлег нам отвели в полуразрушенной деревне неподалеку от аэродрома. Женщины, ребятишки, старики встретили нас со слезами радости.
К Подорожному подошел старик с изможденным лицом. Обняв командира, он молча показал на развалины и пепелище: вот, мол, сами видите. Он напомнил мне отца. Тоже, вероятно, стал совсем старенький, седой. Только бы жив был.
С поклоном обращаясь ко всем нам, старик сказал:.
— Наконец-то дождались мы вас, сынки! Сколько наших людей тут полегло… А фашистов еще больше! Хотелось им на нашей земле похозяйничать, да только могилу себе нашли. Линия фронта вот тут была: ходите осторожнее, сынки, не подорвитесь. Мин много фашисты заложили. »
— Спасибо, дедусь, — дружно отвечали летчики. — Есть ходить осторожнее!
Мы отправились взглянуть на то место, где еще накануне проходила вражеская линия обороны Харькова. Старик не зря предупредил нас: поле было заминировано. Мы увидели страшную картину недавних боев: развалины, воронки от бомб, трупы фашистских солдат.
— Старик прав: много их тут полегло, — говорили ребята. В тот вечер я написал в наш сельсовет и отцу: решил, что, пока письма будут идти, войска Центрального фронта выгонят врага из Шостки и Ображеевки.
Не раз приходила мне в голову мысль попросить командование, чтобы меня перевели на Центральный фронт. Хотелось участвовать в освобождении родных мест, поскорее узнать о судьбе отца, сестры, близких. Но я не мог покинуть фронтовых товарищей. Мы сражались против общего врага, и везде все было для нас родное. Вероятно, немало воинов Центрального фронта с волнением следили по карте за продвижением войск нашего Степного, отмечая красным кружком деревню, город, где оставались близкие.
На ночлег в тот теплый летний вечер мы всей эскадрильей расположились прямо на улице. Не все поместились в уцелевших избах. Мы лежали на сене и долго еще разговаривали о старике, о здешних жителях, о том, сколько пришлось перенести им лишений и горя.
Встреча с Полбиным
Я ждал приказа о вылете на боевое задание. Вдруг раздался гул моторов: к аэродрому по-истребительски, на бреющем подлетел «Петляков». По всему было видно, что ведет его опытный пилот. Линия фронта была недалеко, легко могли увязаться «мессершмитты», а он летел без сопровождения истребителей и мастерски посадил машину у опушки леса.
Из замаскированного командного пункта вышел Подорожный и быстро зашагал к бомбардировщику.
И сейчас же стало известно, что к нам прилетел командир 1-го бомбардировочного авиакорпуса Герой Советского Союза генерал И. С. Полбин, о мастерстве и отваге которого мы столько читали и слышали.
Он шел на КП, о чем-то оживленно говорил Подорожному и зорко оглядывал нас и самолеты. В его движениях чувствовалась сдержанная сила.
— Богатырь! — заметил Виктор Иванов, когда он прошел мимо нас.
Подбежал связной и передал, что всем командирам эскадрилий приказано срочно явиться на КП.
С волнением шел я представляться прославленному летчику.
МайорПодорожный представил нам Полбина и сказал, что полк получил задачу сопровождать бомбардировщиков. Командир корпуса прилетел познакомиться с нами и договориться о совместной боевой деятельности.
— Очень рад встретиться на земле, товарищи офицеры, — говорил он, пожимая нам руки. — Ведь мы вместе уже били врага. Давайте же сообща подумаем, как нам еще лучше наладить четкое взаимодействие.
О своем плане он сообщил сжато, ясно — по-военному, до мелочей предусмотрев нашу совместную боевую деятельность.
Держался он просто. Внимательно прислушивался к каждому нашему слову, обсуждал каждое предложение.
Мы условились, как надежнее держать связь в полете с бомбардировщиками, установили позывные. Деловой разговор с Полбиным был большим событием в нашей боевой жизни и многому научил нас.
Когда мы обо всем договорились, он расспросил нас, где мы учились, когда начали воевать. Коротко рассказал о себе. С юных лет он мечтал стать летчиком, особенно после призыва IX съезда ВЛКСМ: «Комсомольцы, на самолет!» Но медицинская комиссия долго не пропускала его: рука у Полбина была искалечена — его чуть не убил кулак, на которого он батрачил, когда был мальчишкой.
Он вел комсомольскую работу в районе, участвовал в боях с японскими захватчиками у Халхин-Гола. С первого дня Отечественной войны в боях. Вспомнилось мне сообщение, услышанное в ноябре 1941 года: летчики его полка за пять дней боев под Москвой сбили 20 вражеских самолетов, уничтожили несколько танков, не один десяток вражеских автомашин с пехотой и повозок с боеприпасами.
Думал ли я тогда, в глубоком тылу, что увижу его на фронтовом аэродроме, даже буду отвечать на его вопросы и в группе истребителей сопровождать его замечательных летчиков!
После встречи с Полбиным каждый из нас почувствовал еще большую ответственность за группу «Петляковых».
Необычное задание
13 августа войска нашего фронта прорвали фашистский оборонительный обвод в нескольких километрах от Харькова.
На следующее утро командир прислал за мной посыльного. На КП узнаю, что передо мной поставлена необычная задача: эскадрильей прикрыть действия разведчика «ПЕ-2» из авиасоединения генерала Полбина.
Разведчик, во-первых, должен сфотографировать отход противника в районе Харькова, во-вторых, подход вражеских резервов к линии фронта из района Полтавы.
У летчиков эскадрильи уже накопился немалый опыт по сопровождению бомбардировщиков; прикрывать же действия разведчика нам еще, не доводилось. Хотелось бы в деталях договориться обо всем с командиром экипажа, но время не ждало. Встреча предстояла в воздухе.
И вот над аэродромом пронесся «ПЕ-2». Взлетаем. Связываюсь с ним по радио: передаю, что готов к сопровождению.
Высота полета — около 3500 метров. Ниже нас кучевые облака. Определяю на глаз — облачность 3 — 4 балла. Разведчик — впереди, моя шестерка позади заняла боевой порядок как бы подковой. Углубляемся во вражеское расположение километров на двадцать. Производим круговой поиск. Замечаю внизу над немецким аэродромом клубы пыли. Вероятно, взлетели истребители.
Предупреждаю летчиков по радио:
— Усилить осмотрительность!
Мы залетели еще глубже, и я увидел, что к нам с набором высоты приближаются «мессершмитты». Когда они успели набрать высоту, я не видел.
Сообщаю летчикам:
— Сзади ниже нас более десяти истребителей противника. Они приближаются. Силы у нас неравные. Передаю команду:
— Приготовиться к бою!
Знаю, как такая команда поднимает дух летчика.
Ставлю задачу:
— Четверке Брызгалова атакой сверху связать боем противника.
Сам же в паре с Мухиным неотступно следую за разведчиком: ясно, что противник в первую очередь постарается сбить именно его.
Внезапная атака врага сорвана. Но он, очевидно, пойдет на все, лишь бы сбить разведчика. И действительно, один из «мессершмиттов» пытается его атаковать. Иду на сближение с фашистским истребителем и длинной очередью сбиваю.
Группа ведет ожесточенный бой, а разведчик кружит в стороне. Воинский долг обязывает его любой ценой выполнить задание. Но положение создалось сложное, и я передаю ему:
— Немедленно уходите домой!
Летчик не отвечает. Его молчание раздражает меня, но в то же время мне нравится его смелость и напористость. Недаром говорят: каков командир, таковы и летчики.