Страница 23 из 60
Час был поздний. Темнота уже сгущалась в воздухе, но под этой прозрачной завесой умирающие краски казались особенно яркими. Над головой небо густо синело, ближе к горизонту горело аметистами. Из мрака и теней переулка Святого Павла мы вышли на Чипсайд, как на освещенную арену, и к югу от себя, на той стороне Кэннон-стрит, увидели в раме развалин ровные бледные прямоугольники аббатства святого Николая. Заросли кипрея колыхались над остатками улиц. В этом запустении разноцветные остовы домов тянулись кверху пустыми и заполненными прямоугольниками окон и стен. Последние лучи солнца озаряли блестящий кирпич и сверкающую черепицу, тут и там согревали камень упавшей колонны. Когда мы проходили церковь святого Ведаста, синева в зените еще сгустилась, и мы, повернув за угол бывшего переулка Фрименс-Корт, вошли в заведение, где торгуют элем Хенеки.
Здесь наше соглашение лопнуло, главным образом по причине процесса замедления, о котором говорилось выше. К этому времени я уже пришел к мысли, что Хьюго мы едва ли найдем, но все равно, круг можно и завершить. Пока мы переходили обратно через Чипсайд и сворачивали на Боу-лейн, стали зажигаться фонари. Желтые качающиеся круги света в узких переулках падали на белые стены с вывесками старинных фирм, а вверху совсем стемнело. Я заметил несколько звезд - вид у них был такой, точно они висят там уже давно. Мы заглянули в старую "Таверну" на Уотлинг-стрит. Такие вот места Хьюго всегда любил; но его там не было. Допивая стакан, я сообщил Финну и Дэйву, что теперь мы зайдем в "Герб скорняков", а потом двинемся обратно, к Ладгет-Сэркус.
Они не возражали.
- Лишь бы не терять слишком много времени на переходы, - заметил Финн.
Я вытащил их на улицу, и мы подошли к "Гербу скорняков". Эта пивная стоит на стыке Кэннон-стрит и Куин-Виктория-стрит, под сенью церкви святой Марии. Мы вошли.
Только я убедился в том, что и здесь Хьюго нет, как Дэйв схватил меня за рукав.
- Идем, я хочу тебя с кем-то познакомить.
У дальнего конца длинной стойки стоял какой-то щуплый субъект в красном галстуке бабочкой. Он сделал Дэйву приветственный знак, и, когда мы подошли ближе, меня поразили его огромные глаза - печальные, круглые и лучистые, как глаза вомбата или Христа у Руо.
- Познакомьтесь, - сказал Дэйв. - Лефти Тодд - Джейк Донагью.
Мы обменялись рукопожатием. Я, разумеется, много слышал об эксцентричном лидере Новой Независимой Социалистической партии, но еще не встречался с ним и теперь не без любопытства его разглядывал.
- Вы что тут делаете? - спросил он Дэйва. Его изможденный, малокровный облик не вязался с резкой, энергичной манерой говорить. Он помахал Финну как знакомому. Финна почему-то никогда ни с кем не знакомят.
- Спросите Донагью, - сказал Дэйв.
- Что вы здесь делаете? - обратился Лефти ко мне.
Я не люблю, когда мне задают вопросы в упор, и в таких случаях обычно лгу.
- Заходили к одному приятелю в редакцию "Стар", - ответил я.
- К кому? - спросил Лефти. - Я там всех знаю.
- Некий Хиггинс, он там недавно.
Лефти посмотрел на меня удивленно и пристально.
- Ну ладно, - сказал он и опять обратился к Дэйву: - Вы не часто бываете в этих краях?
- А вы, наверно, укладывали спать "Независимого социалиста"?
- Строго говоря, он еще не спит, - сказал Лефти. - Там есть кому о нем позаботиться.
Он опять повернулся ко мне.
- Я о вас слышал.
Раздражение мое еще не прошло. Я не сделал промаха, не ответил, как иногда отвечают на эти слова знаменитому человеку: "Я тоже о вас слышал". Нет, я спросил:
- Что же вы обо мне слышали? - Этим вопросом легко смутить человека.
Лефти не смутился. Он немного подумал и отвечал:
- Что вы талантливы, но ленивы, а потому не работаете, и что вы исповедуете левые взгляды, но активно в политической жизни не участвуете.
Все было ясно.
- Информация правильная, - сказал я.
- На пункт первый мне плевать, - сказал Лефти. - Но по второму пункту хочу вам задать несколько вопросов. Время у вас есть? - И он поднял руку часами ко мне.
У меня покруживалась голова от пункта первого и пункта второго, а также от его резкости и от выпитого пива.
- Вы хотите говорить со мной о политике?
- О вас с политической точки зрения.
Дэйв и Финн тем временем отошли и уселись за столик.
- Ну что ж, - сказал я.
8
- Так, - сказал Лефти. - Для начала проясним положение. Какой у вас опыт политической работы?
- Когда-то я состоял в Союзе молодых коммунистов. Сейчас - член лейбористской партии.
- Что это значит, нам известно, - сказал Лефти. - Практического опыта ни малейшего. Но теоретически вы хотя бы идете в ногу с жизнью? Политическую обстановку изучаете?
Он говорил быстро и бодро, как врач с пациентом.
- Очень поверхностно, - отвечал я.
- Вы можете хотя бы объяснить, почему сложили оружие?
Я развел руками.
- Дело безнадежное...
- Ага, - сказал Лефти. - Вот этого как раз и не следует говорить. Это грех против святого духа. Ничего безнадежного на свете нет. Верно, Дэйв? Дэйв в эту минуту подошел к стойке купить еще порцию.
- Кроме попыток заткнуть тебе рот, - ответил он.
- Что вернее: вы ушли от борьбы, потому что вам было все равно или потому что не знали, что делать? - спросил меня Лефти.
- Одно связано с другим, - начал я и готов был еще поговорить на эту тему, но Лефти перебил меня:
- Вы совершенно правы. Я и сам хотел это сказать. Так вы признаете, что вам не все равно?
- Конечно, - сказал я, - но...
- Это и нужно для начала. Если вам не все равно, значит, вы потенциальный борец. А какая еще моральная проблема возможна в наше время?
- Верность друзьям и порядочность по отношению к женщинам, - ответил я без запинки.
- Ошибаетесь, - сказал Лефти. - На карту поставлена вся система. Что толку не дать человеку споткнуться, если он находится на тонущем корабле?
- Если он сломает ногу, то не сможет плыть, - рискнул я.
- Но что толку заботиться о его ноге, если можно попытаться спасти ему жизнь?
- На первое я способен, на второе нет, - отвечал я, начиная сердиться.
- Ну-с, посмотрим, - сказал Лефти, отнюдь не обескураженный.
Он вытащил из портфеля пачку брошюр и быстро их перебрал.
- Вот эта подойдет, - сказал он, держа брошюру передо мной, как зеркало. На обложке крупным шрифтом стояло: "Почему вы отошли от политики?", а ниже - "Левой политике нужна ваша поддержка". В нижнем углу значилась цена - 6 пенсов. Я стал шарить в карманах.
- Не надо, не надо, это подарок, - сказал Лефти. - Мы их вообще не продаем. Но когда цена проставлена, люди чувствуют, что сэкономили деньги, и читают текст. Вы просмотрите ее завтра, на досуге. - И он засунул брошюру во внутренний карман моего пиджака.
- Ну, дальше. Вы социалист?
- Да.
- В самом деле?
- Да.
- Хорошо. Имейте в виду, мы еще не знаем, что это значит, но пока это неважно. Скажите, какие же особенности современного положения привели вас к выводу, что бороться за социализм - безнадежное дело?
- Не то чтобы безнадежное... - начал я.
- Бросьте, бросьте. В болезни мы признались, так? Теперь переходим к лечению.
- Ладно, - сказал я. - Суть вот в чем. Английский социализм - явление почтенное, но это не социализм. Это капитализм процветания. Его не тревожит истинный бич капитализма, состоящий в том, что труд убивает.
- Так, так, - сказал Лефти. - Не будем торопиться. Какое из положений Маркса самое мудрое?
Этот метод вопросов и ответов начинал мне надоедать. Лефти задавал каждый вопрос так, будто на него возможен только один совершенно точный ответ. Это смахивало на катехизис.
- Почему какое-то одно положение непременно самое мудрое? - спросил я.
- Вы правы, у Маркса множество мудрых положений, - сказал Лефти, не соизволив заметить моего раздраженного тона. - Например, он сказал, что не сознание определяет бытие, а общественное бытие определяет сознание.