Страница 8 из 9
— Ты ведь Кострикова Тоня? Чернышовская, да? Я не сразу тебя приметила, но потом гляжу, знакомое лицо. Ты что же, не узнаешь меня? — Я отрицательно покачала головой. — Да я ж Головкина Аделаида, в Печорах клубом заведую, ну и библиотекой, само собой, у нас-то все едино, а не врозь, как у вас. Да я у тебя и в библиотеке была, ну, с комиссией, помнишь?
Я обрадованно закивала.
— Пойдем-ка, Тоня, чайку попьем или водички какой, страсть как пить хочу, прямо глотка вся пересохла.
Немного денежек у меня с собой было, я взяла себе в буфете стакан холодного чая с лимоном и маленькую булочку с кунжутом, очень уж есть захотелось. Аделаида потом пошла искать своих, у нее было местечко в чьей-то машине. Я вздохнула, проводила завистливым взглядом их запыленный «козлик» и побрела на окраину ловить попутку. Ловила я ее долго. Может, слишком робко руку поднимала или не внушала никому симпатии, но никто не хотел останавливаться.
Когда же наконец возле меня затормозила машина, я даже заморгала от удивления.
— Садись, тебе куда?
— В Че-черныши, — с трудом выдавила я из себя.
— Хорошо, по дороге, значит.
Кое-как я залезла в машину, оказавшуюся неожиданно высокой, и примостилась на сиденье.
— Тебя как зовут-то? — спросил мужчина, трогаясь с места.
— Тоня. Кострикова Тоня.
— Надо же, — удивился он, — редкое имя, у меня ни одной знакомой с таким именем нет, ты первая будешь.
Мне показалось, что он смеется надо мной, и я покосилась в его сторону. У него оказалось крупное лицо с сильно загорелой кожей, коротко стриженные волосы с проседью на висках, черные небольшие усы, и он вправду улыбался. Видно, заметил, что я его изучаю.
— Ну что, нравлюсь я тебе?
С перепугу я начала что-то блеять, но он успокоил:
— Да шучу я, чего ты так всполошилась? Приятно же подвезти молодую красивую девушку, вот и настроение хорошее. Меня, кстати, зовут Александр Николаевич Самойленко, хоть ты и не спрашиваешь.
Я сидела пунцовая до самой шеи, до того он смутил меня своим неожиданным комплиментом, невмоготу мне что-то от этого стало, хотелось возразить.
— Разве ж я красивая?
— Конечно, — незамедлительно последовал уверенный ответ, — а что, кто-то думает иначе? Не верь ему, просто у него испорченный вкус.
Теперь мне сразу захотелось заплакать или лучше провалиться куда-нибудь, и я почти шепотом проговорила:
— Нога у меня.
— Что — нога? — насторожился Александр Николаевич и, отвлекшись от дороги, посмотрел на мои ноги.
Я натянула подол на коленки, мысленно выругав себя, что поехала в юбке, а не в брюках, но старые мои джинсы не таковы, чтобы ехать в них на семинар.
— Ноги как ноги, не придумывай. Вы, девчонки, любите сочинять себе страдания: то нос не такой, то глаза, то ноги. Носи, что Бог дал, и держи выше голову!
От такой отповеди я пришла немного в себя и сумела объяснить:
— Нога была у меня сломана и срослась как-то неправильно, вот и прихрамываю иногда.
— Ну, это ерунда, но все равно жаль, а поправить нельзя?
— Что? — растерялась я.
— Ногу твою, операцию какую-нибудь сделать, это ведь не проблема в наше время.
Я задумалась. Как-то раньше мне никогда не приходило в голову, что беду мою можно поправить, думала, что так и мыкаться мне до самой смерти.
— Деньги нужны, наверно, большие, — рискнула я предположить.
— Сколько-то нужно, конечно, как же без этого? Ну а что родители, неужто не дадут?
Я приуныла:
— Какие родители?
— Ну-ну, родители у всех есть, или ты сирота горемычная?
Я опять заалела, поражаясь тому, как ловко удается этому человеку несколькими словами вгонять меня в краску.
— Чего примолкла, есть у тебя родители или нет?
— Есть, мама и бабушка.
Этого ему почему-то показалось мало.
— А отца нет?
— Отца нет, отчим только.
— Только! Это же мужик! — обрадовался неизвестно чему Самойленко. — Вот пусть он и даст денег тебе на операцию.
Я возмущенно завозилась, подол юбки немедленно пополз вверх, пришлось опять за него хвататься.
— Как же, даст! Да он мне скорее вторую ногу сломает, чем хоть на рубль раскошелится!
— Ишь ты, суровый он у тебя, однако, мужик! — присвистнул Александр Николаевич.
— Слава богу, не у меня, у матери, я с бабушкой теперь живу, — не удержалась я от пояснений.
Он опять внимательно и цепко посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Мне вспомнился робкий, виновато-обожающий взгляд, каким мать смотрит на отчима, и в очередной раз сердце захлестнула едкая горечь пополам с жалостью.
— Показывай, где бабушка твоя живет?
Я очнулась и с удивлением увидела, что мы уже в Чернышах, ничего себе, быстро доехали, с ветерком.
— Сколько я должна? — стесняясь и потому хрипло, спросила я.
— Э-э, милая, да у тебя денег не хватит расплатиться со мной.
Я испуганно уставилась на него и обнаружила, что он смеется.
— До чего же ты пугливая, прямо ничего сказать тебе нельзя! Беги домой, я по этой трассе часто езжу, может, и увидимся еще когда.
Я скомканно его поблагодарила и выбралась из машины, чуть не упав, потому что забыла, какая она высокая. Александр Николаевич ловко поддержал меня под локоть, перегнувшись через сиденье. Я подождала, пока он развернется и уедет, помахала ему вслед рукой, обернулась к дому и чуть не упала вторично. На лавочке перед палисадником сидели Симка с открытым ртом и очень мрачный Валера. Мало того, еще в окошке маячила бабка, чье выражение лица тоже не сулило мне ничего хорошего.
«Да что же не везет мне так!» — мысленно простонала я, но присобралась все же и постаралась принять независимый вид.
— Привет! Чего сидите, меня ждете?
Симка только икнула в ответ и округлила глаза еще больше.
— С кем это ты на джипах раскатываешь? — желчно осведомился Валера.
— Да не знаю, — небрежно отозвалась я, — из райцентра с семинара добиралась, мужик какой-то подвез.
— С мужиком незнакомым поехала, и не побоялась? — не то восхитилась, не то удивилась подружка.
— Что ж мне, оставаться там? Туда меня глава подвез, а обратно велел попуткой добираться, вот я и добралась, — попробовала я разрядить обстановку.
Лицо у Валеры посветлело, но Симка ухитрилась и тут напортить.
— Я гляжу, вы больно долго в машине сидели, — заявила она с подковыркой.
Я огрызнулась в ответ:
— Должна же я человеку спасибо сказать, подвез меня и денег не взял. — Увидев, что Симка продолжает многозначительно покачивать своей глупой головой, а ухажер мой опять потемнел, я влетела в калитку.
Ушла я от них лихо, но мне было не по себе. А тут еще и бабка раззуделась, что не дело, мол, молодой девушке садиться в машину неизвестно к кому, и если не возят меня туда и обратно, то нечего вовсе в райцентр ездить. Все мои смиренные объяснения, что на семинар я обязана являться, что меня и так ругали, бабке были что об стенку горох. Я расстроилась от всей этой воркотни и вскоре ушла посидеть, проветриться. Сижу, отмахиваюсь веткой от комаров, гляжу, Тимоха мимо идет, что ему в этой стороне надо, не пойму никак, а только то и дело я вижу, как он мимо идет. Может, к Наташке Зареченской похаживает? А что, все может быть, Кольку же ее очередной раз посадили, а без мужика она долго не выдерживает.
— Давай мириться, — вдруг услышала я и от неожиданности вздрогнула.
Оказывается, пока я о чужих амурах размышляла, Валера мне под бочок присоседился. Болтали мы с ним больше часа, семечки грызли, у меня в кармане горсть завалялась, он анекдоты рассказывал, хоть и старые, а все равно смешные, я хохотала. Бабка два раза голову из окошка высовывала, потом, видимо, спать легла, свет везде погасила. Мы с Валерой тогда на сеновал подались. Я не хотела сначала, да он уговорил. Мне было стыдно, что так поддаюсь, но и радостно, что нужна ему. Потом я уж уходить собралась, а он вдруг спросил меня:
— Поедешь со мной?
— Куда?! — чуть не ссыпалась я вниз от неожиданности.