Последние 100 дней

Не могу перечислить всех интеллектуалов и близких друзей, которые оплакивали его уход. Их число не ограничивается теми, кто пришел на вечер его памяти. Кристофера любили женщины — среди них и миссис Винтур, — когда он был юным и когда утратил свежесть. Жена Кристофера, Кэрол, писательница, режиссер и легендарная хозяйка, знала, как нужно ухаживать за таким редким цветком, как ее муж. Она была рядом с ним и в здравии, и в болезни. Приглашение в их огромный дом в Вайоминге в штате Вашингтон было великой честью — вы становились частью их круга или хотя бы прикасались к нему. В 1990-е и 2000-е гг. мы проводили у них ужин для журналистов, выступающих против политики Белого дома, — Кристофер называл эти сборища «Салонами отверженных»[31]. У него можно было встретить кого угодно: судей Верховного суда, правых политиков, Барбру Стрейзанд[32], отъявленных «леваков»… Он был другом для всех, кто любил его друзей. И в результате друзей у него было немало.

Карьера Кристофера сложилась удачно — она началась острыми публикациями в британском журнале New Statesman [33] и продолжилась в Америке, где он где только ни писал — от Atlantic [34] и Harper ’ s [35] до Slate [36] и New York Times Book Review [37]. И везде его считали собственным корреспондентом. Он стал легендой среди ораторов и мог обсуждать что угодно с кем угодно. Он был удостоен множества премий (хотя не они питали его творчество), а в последнее десятилетие своей жизни написал несколько бестселлеров, в том числе прекрасно принятые публикой воспоминания Hitch-22, публикация которых наконец-то принесла достаток в семью. В последние недели жизни он узнал, что в его честь назван астероид. Он был благодарен за оказанную честь, особенно потому, что это слово по-гречески означает «подобный звезде», а еще потому, что астероиды могут летать свободно.

В памяти друзей навсегда останется легкое и тонкое чувство юмора Кристофера, его потрясающая и порой беспощадная память, не отказывавшая ему даже в сложнейших условиях ночной работы. И всем нам, читателям, Кристофер Хитченс всегда будет памятен благодаря словам, которые оставил после себя. Последние из написанных им, лишенные каких-либо сантиментов или жалости к себе, стали завершающими в его жизни. И при этом — лучшими.

Июнь 2012

Нью-Йорк

I

Я не раз просыпался с чувством, будто уже умер. Но мои ощущения в то июньское утро, когда я почувствовал себя запертым в собственном трупе, все же стали полной неожиданностью. Мне показалось, что меня выпотрошили, а потом грудь набили медленно застывающим цементом. Я слышал собственное дыхание, но не мог набрать воздух в легкие. Сердце билось то ли слишком сильно, то ли слишком слабо. Любое движение, даже микроскопическое, требовало тщательного обдумывания и планирования. Мне потребовались нечеловеческие усилия, чтобы пересечь номер нью-йоркского отеля и вызвать скорую помощь. Медики прибыли очень быстро, вели себя вежливо и профессионально. У меня было время удивиться, зачем им нужны такие экзотические ботинки и шлемы и столько оборудования, но теперь, вспоминая всю сцену целиком, я вижу: это был момент элегантного и необратимого перехода из мира здоровых за резкую границу страны недугов. Несколько часов потребовалось, чтобы привести мое сердце и легкие в рабочее состояние, а затем сотрудники печального пограничного поста передали мне приветы из прошлого и сообщили, что моя следующая остановка должна быть у онколога. Будущее мое окутала мрачная тень.

Накануне вечером я отмечал с друзьями в Нью-Хейвене успешный выход своей последней книги. А в конце того дня, ставшего столь отвратительным, мне, как предполагалось ранее, предстояло выступать в телепрограмме The Daily Showy Джона Стюарта, а затем в книжном магазине на 92-й улице, в Верхнем Ист-Сайде, вместе с Салманом Рушди. Колебания длились недолго, и вот мои конечные выводы: я не могу отменить эти встречи, подвести друзей и упустить возможность продать кучу собственных книжек. Я справился со всем этим так, что никто ничего не заметил, хотя меня дважды страшно вырвало прямо перед выступлением. Именно так ведут себя жители края недугов в безнадежных попытках хоть как-то уцепиться за прежнее место обитания.

Новая страна оказалась на удивление гостеприимной. Все ободрительно улыбаются, расизмом и не пахнет. В воздухе витает дух абсолютного равенства, а те, кто занимает высокое положение, явно добились этого своими заслугами и напряженным трудом. Шутки здесь так себе, о сексе никто не говорит, а кухня хуже любой, с какой мне только доводилось сталкиваться. В этой стране есть собственный язык — lingua franca [38], скучный и сложный, со множеством труднопроизносимых названий, таких как «ондансетрон» (лекарство от тошноты). Имеется немало экзотических действий, к которым еще предстоит привыкнуть. Например, официальное лицо, с которым ты встречаешься впервые в жизни, может вдруг изо всех сил ткнуть тебя пальцем в горло. Именно так я узнал, что рак уже распространился по моей лимфатической системе и один из деформированных красавцев-узлов, который располагался над правой ключицей, уже настолько велик, что его можно увидеть и прощупать. Не очень-то приятно, когда твой рак вот так запросто прощупывается. Особенно если на данном этапе никто не знает, каков его первоисточник. Карцинома ловко движется изнутри к поверхности. А вот диагностика и лечение идут в обратном направлении, причем зачастую слишком медленно и неловко. В мои ключицы впилась целая куча игл. Девиз местного Туморвилля[39] гласит: «Суть — это ткань»[40]. Мне сказали, что результат биопсии будет готов через неделю.

Выявление раковых клеток, полученных при первом анализе, заняло времени больше, чем открытие неприятной, но неизбежной истины. Когда я читал медицинские документы, то в глаза мне сразу бросилось слово «метастазирующий». Некто чужой поселился в моих легких и в моем лимфатическом узле. Базой его, как выяснилось спустя какое-то время, оказался мой пищевод. Мой отец тоже умер от рака пищевода — причем очень быстро. Ему было семьдесят девять. Мне — шестьдесят один. Если жизнь — это гонки, то очень скоро мне предстоит финишировать.

Пресловутую теорию Элизабет Кюблер-Росс[41], согласно которой человек переходит от отрицания к гневу от торговли к депрессии и затем к сомнительной благодати «принятия»[42], предстояло проверить на моем примере. Какое-то время я действительно находился на стадии «отрицания»: я ведь жег свечу своей жизни с обеих сторон и находил, что она дает очень приятный свет. Но по той же причине я не мог представить, что это известие повергнет меня в шок и заставит рыдать из-за того, что жизнь так несправедлива. Я давно уже чувствовал, что Мрачная Жница машет косой в мою сторону, и теперь столкнулся с чем-то настолько предсказуемым и банальным, что это казалось скучным даже мне самому. И по той же причине бессмысленным был гнев. Я был глубоко подавлен ощущением пустой траты времени. У меня имелось столько планов на ближайшие десять лет. Я чувствовал, что достаточно потрудился, чтобы заслужить их реализацию. Неужели я не доживу до того дня, когда мои дети вступят в брак? Неужели не увижу, как будет отстроен Всемирный торговый центр[43]? Неужели не прочту — и не напишу! — некрологов на престарелых злодеев Генри Киссинджера и Йозефа Ратцингера[44]? Но я понимал: подобные мысли — сентиментальность и жалость к себе, именно так и никак иначе. Да, моя книга стала бестселлером, я получил прекрасные рецензии. Свой последний полет в качестве здорового человека я совершил в Чикаго, где проходила книжная выставка и где меня ждало множество читателей. Во время этого рейса я перешагнул порог в миллион миль полетов с компанией United Airlines, и впереди меня ждали немыслимые преимущества и льготы. Но ирония — это мой бизнес, а я не видел в происходящем ничего смешного. Вряд ли мне было бы приятнее узнать о своем раке в тот день, когда мои мемуары отправились бы прямиком в макулатуру или когда меня вышвырнули бы из салона первого класса и оставили прямо на летном поле. На дурацкий вопрос: «Почему я?» — космос, не задумываясь, отвечает: «А почему нет?»

31

«Салон отверженных» (Salon des Refuses) — ряд выставок непризнанных живописцев (Э. Мане, К. Моне, О. Ренуар и др.), которым жюри официального парижского Салона (места проведения выставок признанных художников) отказало в праве экспонирования. Самая значительная выставка (1863) состоялась по инициативе императора Наполеона III. Он посетил Салон, увидел отвергнутые работы и нашел, что они мало чем отличаются от принятых жюри. Большинство отвергнутых художников ныне всемирно известны как импрессионисты.

32

Барбра Стрейзанд (Barbra Streisand, род. 24 апреля 1942 г.) — американская певица и актриса, композитор, режиссер, продюсер и политик. Лауреат двух премий «Оскар» как актриса и певица, а также премий «Эмми», «Грэмми» и «Золотой глобус».

33

Журнал New Statesman — лондонский еженедельник. Начал выходить в 1913 г. Освещает вопросы политики и культуры.

34

Atlantic — американский журнал, основанный в Бостоне, Массачусетс, в 1857 г. как еженедельник, освещающий вопросы литературы и культуры. Со временем журнал расширил поле своего интереса и стал охватывать также социальные и политические проблемы.

35

Harper ’ s Magazine — американский ежемесячный журнал о литературе, политике, культуре, экономике и искусстве. Издается с 1850 г. Со временем в издании стали появляться статьи об актуальных проблемах современности.

36

Slate — американский интернет-журнал, посвященный вопросам современности и культуры. Издается с 1996 г.

37

The New York Times Book Review — еженедельная газета, приложение к журналу The New York Times, книжное обозрение. Выходит с 1896 г.

38

Лингва франка (букв. итал. lingua franca — франкский язык) — язык, используемый как средство межнационального и межэтнического общения в определенной сфере деятельности, понятный всем членам сообщества и принятый ими с определенной осознанной целью. Здесь — врачебномедицинский жаргон.

39

В оригинале игра слов: tumor — опухоль (с латинского).

40

В оригинале игра слов: Tissue is the issue (букв. «Ткань — это главное»).

41

Элизабет Кюблер-Росс (Elisabeth Kubler — Ross, 8 июля 1926 г. — 24 августа 2004 г.) — американский психолог, автор концепции психологической помощи умирающим больным. Впервые сформулировала утверждение о том, что последние дни жизни больного должны быть прожиты с достоинством, без боли и мучений. Книга Кюблер-Росс «О смерти и умирании» (1969 г.), ставшая бестселлером в США, во многом повлияла на отношение врачей к безнадежно больным пациентам. Именно с этой работы началось массовое движение хосписов.

42

Из наблюдений за реакцией больных после оглашения им смертельного диагноза Кюблер-Росс выделила пять стадий: 1) отрицание: человек не может поверить, что это действительно с ним случилось; 2) гнев: возмущение работой врачей, ненависть к здоровым людям; 3) торговля: попытка заключить сделку с судьбой, найти народную примету или создать свою, чтобы уверить себя в благоприятном исходе заболевания; 4) депрессия: отчаяние и ужас, потеря интереса к жизни; 5) принятие: «Я прожил интересную и насыщенную жизнь. Теперь я могу умереть». Не более 2 % людей способны пережить эту стадию.

43

Ныне на месте башен-близнецов, разрушенных во время терактов 11 сентября 2001 г., строится Всемирный торговый центр-1, гигантское здание, претендующее на звание самого высокого небоскреба Нью-Йорка.

44

Йозеф Алоис Ратцингер, папа Бенедикт XVI (Joseph Alois Ratzinger, Benedictus PP. XVI, род. 16 апреля 1927 г.) — 265-й папа римский (с 19 апреля 2005 г.). Многие проблемы, возникающие в современном обществе, папа Бенедикт XVI связывает с повсеместным распространением атеизма. Известен также радикальными высказываниями о мусульманстве. С именем Бенедикта XVI Хитченс связывал тему педофилии, распространенной среди католического священства и якобы остающейся практически безнаказанной во время правления данного понтифика.