Поколение воинов

— Меня раздражает этот ваш Зебара, — пожаловался он, шлепнув программкой по столу. — Если эта вещь и содержит послание, то мы его не нашли. Вы знаете, сколько маленьких пятнышек может содержать такая программка? Каждое из них чем-то отличается от остальных, и нам пришлось проверить все.

— Но это должно быть здесь, — настаивала Лунзи.

Она взяла буклет и вновь стала его просматривать.

Обложка по-прежнему казалась ей довольно вычурной. Несмотря на то, что эта опера была национальной гордостью «тяжеловесов» Дипло, ее постановка потребовала большого количества спонсоров. Реклама занимала первый и последний развороты. Затем шли фотографии солистов, сцены из оперы, либретто и список исполнителей. Еще фотографии и интервью с дирижером. Лунзи с удивлением заметила, что вполне свободно читает на диалекте, распространенном на Дипло. Вскоре она уже отстукивала пальцами арию матери-самоубийцы, отказавшейся есть мясо. Коромель посмотрел на нее как-то странно.

— Я не знаю… — Ей не хотелось говорить на стандарте! Ей хотелось петь! Петь? Что-то промелькнуло в памяти, словно большие крылья. Знак? О небо! Этот человек настолько хитер, что стоит тысячи чертей, вместе взятых.

— Чего? — почти вскрикнул адмирал. Выражение бессилия исчезло с его лица, он выглядел почти так же, как его отец.

— Это спрятано здесь, но… и в. моей голове. Это ключ… имплантант, запускающий программу. Я думаю… потерпите!

Лунзи продолжала разглядывать программку, позволив воспоминаниям появляться и исчезать когда им вздумается. Зебаре было известно, какую подготовку она проходила. Она облегчила его боль, сохранила его память… Она смотрела на страницы буклета, еще не зная, что именно ищет, но уже уверенная в том, что это ей удастся. На последней странице размашистая подпись солистки наполовину скрыла ее лицо на фотографии, ее широкую грудь, ожерелье… то самое, которое Зебара… не дарил ей, по крайней мере он сам так сказал. Подарок сына прежнего помощника губернатора… нет, не то…

Ожерелье, которое Зебара не дарил ей. Ей! То ожерелье, которое не дарил ей Зебара, спокойно лежало среди ее вещей. Дешевое, но достаточно хорошо сделанное, она купила его… она купила его, кажется, перед поездкой на Ирету? Она не могла вспомнить, но имело ли это сейчас значение? Да, имело.

Она словно очнулась ото сна. Не сказав ни слова адмиралу, она вышла из комнаты и вернулась со своим ожерельем. Незаметное украшение, затерявшееся среди других, более ярких, взятых ею с собой на Дипло. Не настолько дорогое, чтобы привлечь внимание на любой планете, но вполне подходящее для официальных приемов — узор из медных виноградных листьев с прожилками из зеленой и голубой эмали.

Лунзи положила ожерелье на стол и оттолкнула протянутые к нему руки Коромеля. Сколько в нем было звеньев? Она не могла бы сказать точно. А застежка? Лунзи дотронулась до нее, надеясь на интуицию. В тот день ожерелье было на ней и за что-то зацепилось, кажется за ворс подушки. Зебара отцепил его, расстегнул и снова застегнул. Она помнила, как ее испугало то, что его руки оказались так близко к ее шее, и ненавидела себя за тот страх. Половинки застежки образовывали небольшой цилиндр. Раньше на этом месте находился элегантный крючок в форме усика винограда.

— Застежка, — не поднимая глаз на адмирала, тихо проговорила Лунзи. — Она была другой.

— Можно? — осторожно спросил Коромель.

Лунзи покачала головой:

— Нет. Я сама.

Осторожно, так, словно она испытывала приступ леденящего душу ужаса, она взяла в руки застежку. Обычно такие открывались легко, со второго или третьего поворота, но эта была слишком тугой. Лунзи услышала, как Коромель беспокойно заерзал в кресле.

— Терпение, — жестко сказала она.

Лунзи сосредоточилась. Разъем находился не посередине, где проходила канавка, а у одного из концов цилиндра. Замок открывался не поворотом, а растяжением пружины, плотно прижимавшей последнее звено, — и на свет появился маленький бочоночек, концы которого были запечатаны чем-то темным. Лунзи достала его и подержала в руке — крошечный вощеный цилиндрик.

— Вот оно, чем бы это ни было.

Потом Лунзи узнала, что цилиндр содержал подробные записи о связях Дипло с Параденами и сетти за последние сто лет: имена, даты, коды. Все, что обещал Зебара, и даже больше.

— Вполне достаточно, — сообщил Коромель, — чтобы сбросить их правительство… и даже отменить их самостоятельность.

— Нет, — покачала головой Лунзи, — ведь здесь замешаны не только «тяжеловесы». Они — скорее жертвы. Мы не можем наказывать невиновных, тех, кто не имеет отношения ко всему этому.

— Вам известно что-то, чего не знаю я?

Обращенный к ней взгляд наверняка повергал в трепет не одно поколение юных офицеров. Лунзи тоже почувствовала что-то подобное, но сумела справиться со своими чувствами.

— Известно, — заявила она твердо, стараясь не обращать внимания на блеск его звезд. — Я была на той опере.

— Опера! — В его голосе звучало искреннее изумление. Но взгляд Лунзи заставил его смутиться.

— Это великолепная опера, адмирал Коромель. И лучшие голоса из всех, какие мне приходилось слышать. Она написана на стихи «тяжеловеса» и с вполне конкретным политическим уклоном; я не удивлюсь, если она вам не понравится. Скажите мне, что вы знаете о самом первом периоде жизни колонии на Дипло?

Коромель пожал плечами, явно сбитый с толку смыслом вопроса.

— Не так уж много. «Тяжеловесы» колонизировали Дипло потому, что все остальные не смогли бы жить там без защитных костюмов. Там ведь холодно, не так ли? И это была одна из первых не смешанных колоний «тяжеловесов». И в настоящее время — самая богатая. — Его поднятая бровь означала вопрос.

— Там действительно очень холодно. — Лунзи вздрогнула, вспоминая этот холод и то, что он значил. — И в первую зиму у колонистов были очень тяжелые потери.

Он снова пожал плечами:

— Во всех колониях на первых порах бывают несчастные случаи.

Лунзи почувствовала, как в ней закипает злость.

— Сорок тысяч несчастных случаев, адмирал, из девяноста тысяч колонистов.

— Что? — Коромель ошарашенно посмотрел на нее.

— Сорок тысяч мужчин, умерших от голода и холода, потому что их смерть помогла выжить женщинам и детям. Хотя и это спасло не всех. Потому что никто не предупредил колонистов об очень долгих зимах, периодически случающихся на Дипло, и не позаботился запасти для них пищу.

— Вы… вы уверены? Почему же они не пытались объяснить это Федерации?

— Насколько я знаю, все, что я вам рассказала, было частью заговора Параденов и сетти, о котором Федерация и не подозревала. Могущественный торговый консорциум посчитал нецелесообразным побеспокоиться о колонистах на Дипло. А потом, когда колонисты стали есть мясо местных животных, тот же самый консорциум шантажировал их, угрожая вызовом Флота. Заговор, вербовка «тяжеловесов» в личные армии Параденов и Парчандри… Все это результат того, первого предательства.

— Но почему никто не сообщил нам? Ведь прошли десятилетия… даже столетия… невозможно хранить тайну так долго!

— Они были слишком напуганы. А воротилам было выгодно, чтобы «тяжеловесы» посчитали Федерацию и Флот угрозой самому своему существованию. Подумайте. Консорциум был связан с теми, в чьих руках находилась власть. И они держали эту власть столько времени, что «тяжеловесы» теперь твердо убеждены, что никто не сможет и не посмеет вмешаться, чтобы восстановить справедливость. Первые правители выбрали последователей — таких же тщеславных и бессовестных. Но ни правительство Дипло, ни преступные семьи ничего не выиграли, приучив население планеты всячески ограничивать контакты с ФОП. Никто из получивших образование на Дипло не может поверить, что Федерация не лишит их права жить на планете за употребление в пищу мяса и отсутствие контроля над рождаемостью. — Лунзи сделала паузу, изучая реакцию Коромеля. — Разумеется, они и в самом деле едят мясо и не контролируют рост населения.