Поколение воинов

Нет, он и не думал, что она полетит под своим настоящим именем, так, как это делают все пассажиры. Он имел в виду какой-то другой, менее очевидный способ. Варианты, словно в кино, проходили перед ее глазами. В грузовом отсеке? Но инфрасканеры найдут ее очень быстро. Или… Она окаменела. Откинулась назад, пытаясь рассмотреть выражение лица «тяжеловеса» в темноте зала.

— Только не холодный сон! — Она постаралась, чтобы слова не прозвучали слишком резко.

— Простите.

— Нет, — повторила она тихо, но жестко, показывая, что не станет даже разговаривать об этом.

В этот неподходящий момент мягкая, страстная музыка стихла, наполнив зал тишиной, прерываемой только шорохом одежды. Удар барабана, медленный, неумолимый, возвестил о страшном событии. Спинка ее кресла поднялась, подлокотник вернулся на место. Прозвучал второй удар, тяжелый, пронизанный печалью. Печальные ноты духовых вторили ударам барабана. На сцене, в свете юпитеров, лежали живые и умирающие. Жертва была напрасной, они все должны умереть. Детский голос, пронзающий, словно игла, просил есть. Лунзи вздрогнула. Отвечающий ему альт был полон скорби.

Неужели все было именно так? Не могло быть! Однако жесткая рука сидевшего рядом человека утверждала, что это было. Он верил в это, как и в то, что будущее может оказаться столь же суровым. Лунзи судорожно боролась с тошнотой. Если они действительно покажут каннибализм… Но они не сделали этого. Хор печальных женщин и голодных детей. Кто-то предлагает, остальные протестуют, и все это, как часто бывает в операх, чуть дольше, чем требуется, чтобы убедить зрителей в их искренности.

Одна за другой женщины поддавались ужасу, когда трясущаяся рука ребенка указала на косматое, неуклюжее животное, которое на сцене изображал одетый в шкуру робот. Эти животные были исконными обитателями местной тундры. Но вот женщина, которая предлагала пропустить через синтезатор мясо мертвых, набросилась на животное и убила его, хотя и пострадала от его шести рогов. Тогда выжившие поняли, что они должны убивать животных.

Лишь одна из них защищала запреты Федерации и уговаривала соплеменников не делать этого. Она препятствовала отправке сообщений и покончила с собой, объяснив, что ни она, ни ее нерожденный ребенок не будут есть мясо существ, которые могут быть разумными.

«Никто из моего рода не прольет крови чувствующих существ, которые дороги мне…»

Внезапно Лунзи поняла, что все это действие произвело на нее куда большее впечатление, чем она ожидала. Произошла ли трагедия на самом деле или нет, она вызывала уважение и сожаление. И многое объясняла в жителях тяжелых миров. Человек, который вырос, видя такое, слушая эту музыку, действительно мог поверить, что жители легких миров бросили сорок тысяч человек умирать от холода и голода лишь потому, что спасти их было непросто и что это спасение сильно уменьшало их доход от освоения Дипло. Такой человек просто не сможет доверять жителям легких миров и будет презирать их гастрономические причуды.

«А смогла бы я есть мясо, даже пропущенное через синтезатор?» — спросила себя Лунзи. Она вспомнила свою беременность и те времена, когда Фиона была толстощекой малышкой. Нет, она ни за что не позволила бы, чтобы ее дочь голодала.

В финале эксплуататоры вернулись в теплое время года убедить колонистов отказаться от увеличения рождаемости и варварской привычки есть мясо. Об этом пропела своим детям и внукам седая женщина, и казалось, что ее арию, со всеми этими звенящими фразами и стремительными переходами звука, не смог бы исполнить ни один человек. Колонисты отказались подчиниться их требованиям, правилам и законам, требуя справедливости.

Эксплуататоры стали размахивать оружием, и тогда колонисты с презрением подняли их над головой — Лунзи впервые увидела таких маленьких «тяжеловесов» — и подбрасывали до тех пор, пока те не затряслись от страха. Тогда двое колонистов схватили их космический корабль вместе с экипажем и вышвырнули в космос. По крайней мере, зрителям так казалось. Лунзи была уверена, что какой-то хитрый механизм просто убрал его со сцены.

Упал занавес, и вспыхнул свет. Зебара обернулся к ней.

— Ну, что вы теперь думаете о Зимлахе? — Его грубый палец коснулся ее щеки. — Вы плакали.

— Конечно. — Голос Лунзи все еще был резким от бушевавших в ней эмоций и даже ей самой показался брюзгливым. — Если все это правда… — Она покачала головой. — Это было великолепно и в то же время ужасно, и слезы — просто надлежащая реакция. — То, что она хотела сказать, было равносильно бунту или вовсе лишено смысла. — Какие голоса! И подумать только, я никогда об этом ничего не слышала. Почему такая потрясающая вещь не известна никому?

— Нам казалось, что другим это неинтересно.

— Музыка есть музыка.

— А политика — только политика. Пойдемте, если хотите, я познакомлю вас с Этрид, одной из тех, кто вызвала ваши слезы.

Разве она могла ответить «нет»?

Авторитет Зебары позволил им легко попасть за кулисы. В быту голос Этрид был не менее приятным, чем на сцене. Лунзи не слишком часто встречалась с актерами и совсем не ожидала такого приема: Этрид холодно улыбалась и благодарила ее за комплименты, ясно давая понять, чего они стоят в устах представительницы легких миров. Но как она мурлыкала с Зебарой, прихорашиваясь у него на глазах! Лунзи почувствовала внезапный и абсолютно необоснованный укол ревности. Улыбка Этрид стала еще шире.

— Не обращайте внимания, Лунзи. У него так много друзей!

Она указала на свое ожерелье, которое прямо-таки восхитило Лунзи. Зебара быстро обнял певицу на прощанье и вышел из комнаты вместе со своей спутницей. Когда они отошли достаточно далеко, он прогудел, наклонившись к ней:

— Она именно такая, какая есть, но я не знаю ни одной женщины, с которой провел бы ночь охотнее, чем с ней. Однако ей не слишком нравится видеть меня с другой, тем более если это женщина из легкого мира.

— Тем более после такой роли, — отозвалась Лунзи, пытаясь справиться с ревностью и рассуждать разумно. Сейчас ей вовсе не хотелось в постель к Зебаре, если у нее вообще было когда-то подобное желание. Ревность в подобной ситуации была по меньшей мере странной.

— И я не покупал ей то ожерелье, — продолжал Зебара. — Это был сын предыдущего помощника губернатора, тот, о котором я говорил.

— Все в порядке.

Лунзи предпочла бы закрыть эту тему. Она напомнила себе, что ее не интересует, что делает Зебара с певицей и кто покупает ей драгоценности или что сделал сын помощника губернатора. Значение имело только ее задание, его цель и поиск возможности избежать еще одной порции холодного сна.

Глава 8

Федеральный Центр, Штаб-квартира Флота

— Это последние из показаний команды? — спросила Сассинак.

Лейтенант кивнул:

— Да, мэм. Прокуратура заявила, что больше им никто не нужен. Кроме того, юристы защиты не собираются привлекать никого из этого списка к даче показаний.

«Итак, все эти недели бессмыслицы прошли впустую, — подумала Сассинак. — Моих людей таскали туда-сюда в дурацких челноках этих штатских, они проводили долгие часы на утомительных допросах, дублировавших записи, сделанные здесь, на корабле…»

Но ничего этого она не сказала. И Прокуратура, и защита пришли в ярость оттого, что ни Лунзи, ни Дюпейниля, ни Форда на борту не оказалось. К тому же ни Кай, ни Вариан тоже не давали показаний. Неизвестно было даже, нашел ли их на поверхности планеты корабль, посланный на Ирету, — никаких сообщений на этот счет не поступало.

Сама она была уверена, что Форд и Лунзи вернутся вовремя. Дюпейниль? Дюпейниль может прилететь, а может и нет, хотя она и считала его гораздо более изобретательным, чем те агенты Службы Безопасности, которых ей приходилось встречать до сих пор. Если бы он так не разъярил ее тогда, она могла бы и дольше наслаждаться его обществом.

Да, без сомнения, она предпочла бы его Айгару в качестве помощника. Зато Айгар мог вести поиски в различных базах данных, не вызывая при этом подозрений и не привлекая излишнего внимания. Все ждали от него именно такого поведения. Прокуратура добыла ему университетский и библиотечный пропуски — все, что ему было нужно. И он горел желанием работать.