Влюбленный Дракула

Я покорно кивнула. Все, что я сейчас узнаю, было в другой жизни, с другой женщиной, мысленно твердила я. Прошлое осталось в прошлом.

Полагаю, мысль моя не ускользнула от графа, потому что на губах его мелькнула горькая улыбка.

— On verra. Посмотрим.

Реймонд был здоровым и сильным ребенком, — продолжал граф. — Внешне он напоминал твоего отца, и мы надеялись, он унаследует телесную и душевную крепость этого отважного воина, который, помимо всего прочего, выдержал испытание длительной любовью королевы фей. Мы верили также, что с течением времени с нашей помощью сын наш сумеет обрести бессмертие. Но когда ему было три года, в стране, где мы жили, разразилась эпидемия чумы. Недуг поразил наше дитя, и ты не сумела его спасти, хотя и была искусной целительницей. После этого удара ты так и не сумела оправиться. Проведя год в тоске и терзаниях, ты упросила свою сестру открыть тебе секрет приготовления ядовитого настоя, отнимающего бессмертие. Настой сделал свое дело, и ты меня покинула.

— А ты остался жить вечно?

— Ко времени нашей встречи я уже обладал немалым могуществом. Отведав твоей крови, я обрел последний элемент, необходимый для того, чтобы жить вечно, или, по крайней мере, так долго, как мне того хочется.

«Разве бессмертие можно назвать благом? Ведь всякий, кто наделен этим даром, вынужден бессильно наблюдать, как те, кого он любит, покидают этот мир».

Я не произносила этих слов вслух, но они прозвучали у меня в голове так отчетливо, что мне казалось, я слышу их эхо. Руки мои инстинктивно потянулись к животу, защитить дитя, еще не пришедшее в этот мир, но уже обреченное на смерть.

Лицо графа оставалось абсолютно безучастным.

— Прости меня, Мина, что я не могу разделить твою печаль, — молвил он. — В течение столетий острота моего горя изрядно притупилась. Ведь мне пришлось мириться с болью утраты много лет, в то время как ты, охваченная женским эгоизмом, возжаждала быстрого избавления. Прости меня также за то, что, вновь оказавшись в подобной ситуации, я не смог сдержать гнева и досады. Полагаю, теперь ты понимаешь мои чувства.

Он подошел ко мне, взял меня за руку и устремил на меня пронзительный взгляд, лишенный даже малой толики сострадания.

— Что ты хочешь, Мина?

Каждое его слово звучало как удар. Я подавленно молчала. Готовясь к встрече с графом, я надеялась, он сумеет найти выход из создавшегося положения. Теперь я ясно видела — он не намерен давать мне ни советов, ни наставлений.

— Если ты думала, что я буду утешать и подбадривать тебя, ты ошибалась, — заявил граф, откликаясь на мои невысказанные мысли. — Всякий раз, когда ты приходила в этот мир, я занимался лишь тем, что пытался оградить тебя от всех возможных неприятностей. Награды за свои заботы и попечения я так и не дождался. Настало время дать тебе возможность самой избрать свой путь.

«Что ты хочешь, Мина?»

Вопрос, изреченный безмолвно, прозвучал даже более настойчиво и требовательно, чем произнесенный вслух. Я закрыла глаза и несколько раз напомнила себе, что ситуация в любом случае разрешится согласно моему желанию.

— Да, да, Мина, именно это я и пытаюсь тебе сказать, — вслух подхватил граф. — Ты привыкла осуществлять свои желания, и нет никакой необходимости разыгрывать передо мной беззащитную жертву.

Голос его слегка дрогнул, и я поразилась тому, что он не сумел скрыть эту дрожь.

«Вспомни, кто ты на самом деле, вспомни, вспомни, вспомни», — мысленно твердила я.

Я не сомневалась, что обладаю мудростью, вполне достаточной для того, чтобы сделать правильный выбор. Но стоя под прицелом его пронзительных глаз, я ощущала такой душевный трепет, что не могла воспользоваться собственным могуществом. Я опустила веки и вновь увидела, как сверкающий золотистый плащ накрывает меня с головы до ног и делает неуязвимой.

— Напрасно ты думаешь, что можешь стать непроницаемой для меня, — заявил граф, но то обстоятельство, что ему пришлось сказать это вслух, убедило меня в обратном. Я поняла, достаточно лишь приложить усилие, и я сумею оградить свои мысли от его влияния. Открыв глаза, я увидела, что он всматривается в мое лицо с любопытством, естественным для всякого мужчины, которого женщина привела в замешательство.

— До вчерашнего дня я хотела одного — быть с тобой, — негромко произнесла я. — Но после того, как я узнала, что буду матерью, мои прежние желания утратили для меня смысл. Сама я была необычным ребенком, который внушал своим родителям страх и неприязнь. Ты утверждаешь, что сын мой имеет смертную природу, что в жилах его течет кровь его смертного отца и тело его вибрирует с частотой, свойственной лишь смертным. Как мне следует поступить?

Несмотря на все мои попытки создать между нами преграду, граф по-прежнему разбирался в моих душевных устремлениях быстрее, чем я сама.

— Ты хочешь сообщить Харкеру, что у него будет сын? — спросил он, выпуская мою руку. — Я прав?

— Я не хочу этого делать, но, полагаю, таков мой долг.

В какой-то момент решив наконец, как мне следует поступить, и сказав об этом вслух, я ощутила облегчение и умиротворенность. Мне показалось даже, граф одобряет мое намерение и поможет мне исполнить его. Но взглянув в его искаженное горечью лицо, я поняла, что ошиблась.

— Что ж, вашу встречу не стоит откладывать, — злобно процедил он. — Не будем долго томить ни тебя, ни Харкера. Необходимо решить вопрос раз и навсегда.

Он вперил в меня долгий взгляд, однако, несмотря на свою недавно обретенную проницательность, я не могла понять, что творится у него на душе. В отличие от меня, он умел оградить себя действительно непроницаемым щитом. Я видела, он охвачен гневом, но причины этого гнева были мне не ясны.

Граф не произнес ни слова, однако в комнату вошел стюард с двумя теплыми плащами в руках. Он повесил плащи на спинку дивана, поклонился и бесшумно выскользнул прочь. В один из плащей граф закутался сам, другой бросил мне. Я ощущала, как вокруг него кружатся вихри, невидимые, но столь же осязаемые физически, как все прочие находившиеся в комнате предметы. Эти вихри вызывали в воздухе столь сильное колебание, что, надевая плащ, я с трудом удерживалась на ногах. По всей видимости, течение времени убыстрилось, ибо комната стала расплываться у меня перед глазами. Прежде чем я успела понять, что происходит, он отработанным движением поднял меня на руки. Тело мое безвольно обмякло, подчиняясь исходившей от него силе. То была не просто физическая сила, которой он обладал, как здоровый и крепкий мужчина, но мощный энергетический поток, примчавшийся по его зову из глубин мироздания.

Осознав себя мелкой частицей, увлекаемой неистовым потоком, я испытала странное возбуждение. В какое-то мгновение я со страхом подумала, что эта бешеная энергия может повредить ребенку, но в следующее мгновение беззвучный голос в моем сознании ответил «нет». Стены перед нами расступились, мы оказались на крытой палубе и, скользя над полом, устремились к стеклянной двери, которая распахнулась перед нами настежь. Влажный морской воздух ударил мне в лицо, и мы понеслись над водой, так высоко, что до нас не долетали даже брызги. Дождь прекратился, но ветер по-прежнему разгуливал над морем. Он подхватил нас и понес так стремительно, что, сталкиваясь со встречными воздушными потоками, мы проходили сквозь них, как нитка сквозь игольное ушко. Припав к груди графа, я наблюдала, как вокруг серый простор пасмурного неба сливается с серой безбрежностью моря. Полет наш становился все более стремительным, и казалось, он не кончится никогда. Но вот впереди замаячила кромка земли.

Часть восьмая

ЛОНДОН

Глава 17

22 ноября 1890.

Дверь особняка была открыта, приглашая нас войти в просторный холл. Нас никто не встретил, однако в доме было тепло и повсюду горели лампы. Граф снял плащ и швырнул его на пол.