Влюбленный Дракула

— С вашей стороны было очень любезно нанести нам визит, Харкер, — изрек граф.

— Я пришел вовсе не для того, чтобы оказать вам любезность, — процедил Джонатан, с трудом возвращая себе равновесие.

— Истинная цель вашего визита для меня очевидна, — кивнул граф. — Полагаю, Харкер, у вас была уже возможность понять, что мне открыты все ваши желания, даже самые сокровенные. Как я не раз объяснял Мине, в этом мире еще не было случая, когда бы в сети соблазна попадало существо, действительно невинное и телом и помыслами. Искушению поддается лишь тот, кто в глубинах собственного подсознания давно предавался порочным мечтам. Вы согласны со мной, мой юный друг?

Вопреки всем моим ожиданиям, на лице Джонатана не дрогнул ни один мускул. Он выслушал тираду графа со спокойным интересом, словно тот знакомил его с любопытной научной теорией.

— Я согласен с вами целиком и полностью, — кивнул он в ответ на вопрос. — И я здесь потому, что не мог упустить возможность осуществить свое самое заветное желание: быть хорошим отцом своему ребенку и мужем своей жене.

— Что ж, я никогда не препятствовал исполнению ваших намерений, — усмехнулся граф. — Не буду изменять своему обыкновению и на этот раз. Мина совершенно свободна. Выбор лишь за ней.

Две пары глаз устремились на меня, ожидая моего решения. Я молчала, чувствуя себя былинкой, увлекаемой противоборствующими ветрами чужих желаний. Все мои усилия были направлены на создание невидимого щита, ограждающего от обоих мужчин мои мысли и чувства. Борьба двух энергетических потоков была так сильна, что я едва не разрывалась на части. Понимая, что лишь внутреннее зрение может подсказать мне ответ, я опустила веки. Картины той жизни, что готовил мне каждый из возможных избранников, стремительно проплывали перед моим мысленным взором. О, несомненно, останься я с графом, меня ожидало бы блаженство, не сравнимое с радостями обычной семейной жизни. Но у маленького существа, обитающего в моем теле, уже были свои предпочтения. И оно требовало, чтобы я их учитывала.

Должно быть, такова участь всех матерей — разрываться между собственными стремлениями и интересами своего ребенка. Мое истинное «я» открылось мне совсем недавно, я лишь начала вступать во владение удивительными дарами, о которых прежде не имела понятия. Готова ли я пожертвовать всем этим и смириться со скукой благопристойного существования?

«Выбор за тобой, Мина, — повторил беззвучный голос графа. — Я не буду вмешиваться».

— Мина, что ты решила? — вслух спросил Джонатан.

Внезапно решение созрело в моей голове.

— Я хочу, чтобы мой сын был здоров и счастлив, — произнесла я, глядя прямо перед собой. — Я хочу, чтобы у него была любящая семья, которой сама я была лишена в детстве. Мои собственные желания и мечты, равно как и ваши, более не имеют для меня значения. Главный и единственный предмет моих забот — ребенок.

Теперь я чувствовала, ни одна жертва не покажется мне чрезмерной, когда речь идет о моем сыне. Разве любая мать не готова отдать собственную жизнь ради спасения ребенка? Да, мне предстояло отказаться от своего дара, от вечной любви и неземного наслаждения. Но, может быть, наивысший дар, ниспосланный женщине, как раз и заключается в способности забывать о себе ради ребенка. Джонатан прав: мир, в котором обитает граф, будет враждебен нашему смертному сыну.

Стоило мне примириться с ожидающей меня реальностью, как я испытала чувство огромного облегчения. Я твердо знала, жертва не будет напрасной. Графа, судя по всему, ничуть не удивил мой выбор. Как только я приняла решение, он принял свое.

«Итак, все повторяется», — услышала я его беззвучный голос.

Волны энергии, захлестывавшие меня со всех сторон, стихли, невидимая нить, соединявшая меня с графом, порвалась. Я ощутила внутри себя зияющую пустоту, словно из груди у меня вырвали сердце. Это было так мучительно, что я едва не завыла в голос. До тех пор, пока миг расставания не настал, я не представляла, насколько полным было наше единение. Джонатан, разумеется, не представлял, как велико мое отчаяние. Но, должно быть, я изменилась в лице, потому что он обнял меня за талию, не давая упасть.

Джонатан взял меня за руку и потянул к дверям, но я словно приросла к месту. В этот момент в гостиную ворвался Моррис Квинс, распространявший отчетливый запах сигар и еще более отчетливый запах опасности.

— Они уже здесь, — выпалил он и тут же испуганно отпрянул, увидев графа.

— Что ж, я всегда рад гостям, — проронил граф.

Судя по его безмятежному виду, предстоящее столкновение скорее казалось ему забавным, чем волновало. Но я каждой клеточкой своего тела чувствовала исходившую от него угрозу.

До нас донеслись осторожные шаги, затем входная дверь бесшумно открылась. Первым в дом прокрался Годалминг с пистолетом в руке. За ним следовали Джон Сивард и фон Хельсингер. Лица обоих были покрыты шрамами, оставшимися после схватки с призрачным волком.

— Моррис?

И Сивард, и Годалминг буквально оторопели от изумления, увидев своего давнего приятеля. Годалминг, похоже, лишился дара речи, а Сивард злобно рявкнул:

— Какой черт занес тебя сюда, Моррис?

Фон Хельсингер меж тем буравил глазами Джонатана.

— Харкер, вы предали нас этому монстру, — процедил он и добавил, повернувшись к Сиварду: — Я говорил, что ему не следует доверять. Человек, укушенный вампиром, становится его пособником.

— Этого следовало ожидать, — бросил Сивард, скользнув по мне презрительным взглядом. — У Харкера и его жены семейная тяга к этим тварям.

Сказать, что при виде своих прежних мучителей я не испытала страха, означало погрешить против истины. Внутри у меня все трепетало, стоило мне представить, что они схватят меня, отвезут в свою клинику и вновь начнут пытать во имя торжества науки. Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем я вспомнила, что теперь отнюдь не беззащитна.

— Тому, кто тронет меня хоть пальцем, придется об этом горько пожалеть, — произнесла я.

Оба доктора с опаской взглянули на графа. У них и мысли не было, что в случае необходимости я могу с легкостью разделаться с ними сама.

Никто не двигался с места до тех пор, пока Моррис Квинс, первым вышедший из ступора, не набросился на Годалминга, сжимавшего в руке пистолет. В мгновение ока он повалил растерянного лорда на пол и принялся осыпать градом кулачных ударов.

Доктора, не ожидавшие встретить здесь еще одного, к тому же чрезвычайно воинственного противника, в замешательстве переглянулись.

— Прекрати, Моррис! — завопил Сивард. — Ты сам не знаешь, в какую переделку ввязался! Убирайся отсюда, пока цел.

Он попытался оттащить рассвирепевшего Квинса от поверженного врага, но справиться со здоровенным американцем оказалось не под силу. Квинс продолжал дубасить Годалминга, а тот мотался под его кулаками, словно тряпичная кукла. Пистолет, который лорд так и не выпустил из рук, неожиданно оказался направленным на Сиварда. Заметив, что прямо в лицо ему смотрит черное дуло, доктор отскочил в сторону.

Фон Хельсингер предусмотрительно отступил к дверям, взгляд его выпученных жабьих глаз метался от дерущихся на графа. Джонатан сделал несколько шагов по направлению к Квинсу, как видно, намереваясь унять его, но граф бросил сквозь зубы:

— Не суйтесь не в свое дело, Харкер.

— Вы правы. Мое дело — увести отсюда Мину.

Джонатан сжал мою руку, но граф слегка коснулся его плеча:

— Не сейчас.

Я заметила, как Джонатан сморщился и дернул плечом. По всей видимости, ему пришлось собрать в кулак всю свою энергию, чтобы скинуть руку графа.

«Нужно точно знать, когда настает момент для вмешательства в людские дела».

Хотя существовавшая между нами связь прервалась, я по-прежнему слышала его беззвучный голос. Он был исполнен горечи и обиды, и я поняла, что вновь нанесла своему возлюбленному глубокую рану.

Охваченный яростью Квинс, не получая отпора, все сильнее входил в раж.

— Это тебе за Люси, — приговаривал он, пиная ногами врага, который оставил всякие попытки сопротивляться. Квинс, несомненно, превосходил Годалминга физически, к тому же был охвачен ненавистью. Сивард кружил вокруг него, пытаясь выбрать момент и оттащить прочь от жертвы, но американец так яростно размахивал руками, что доктор то и дело боязливо отскакивал прочь.