Страница 19 из 23
Наружная полиция, жандармы, охранное отделение были растеряны и, несмотря на жесткие указания губернатора, не могли справиться с волной террора. Хотя Столыпин, конечно, понимал, что это не их вина — при всем желании нельзя было покончить с революционным террором в одной губернии, когда он захлестывал всю империю.
И вот новый акт террора, произведший на губернатора особенно тяжелое впечатление. 22 ноября 1905 года прямо в губернаторском доме эсеровская террористка Анастасия Биценко убивает присланного для помощи в организации подавления аграрных беспорядков бывшего военного министра генерал-адъютанта Виктора Викторовича Сахарова. Это ей удалось без малейших усилий. Убийца просто пришла на прием к генералу (досмотреть ее никто и не подумал!) и выстрелила в него несколько раз из браунинга. Последние слова боевого генерала, участника Русско-турецкой войны, были: «Не успел…» Показательно для характеристики «кровожадности» тогдашнего строя то, что террористка избежала смертной казни и свою заслуженную пулю получила уже во время сталинского Большого террора в 1938 году «за принадлежность к эсеровской террористической организации»…
Эта смерть еще и потому была так тяжела для Столыпина, что он надеялся на генерала Сахарова как на военачальника, который лично на себя возьмет командование войсками при подавлении беспорядков. Как откровенно писал Петр Аркадьевич: «Я рад приезду Сахарова — всё это кровопролитие не будет на моей ответственности (Столыпин имеет в виду именно моральную ответственность. От обычной он никогда не бегал. — Авт.). А еще много прольется крови».
И при всем этом Столыпин остается на своем посту, хотя еще в марте 1905 года у него была прекрасная возможность покинуть беспокойную губернию и занять в Петербурге престижное и значительно более высокооплачиваемое место. Министр финансов (и будущий премьер) Владимир Николаевич Коковцов предложил саратовскому губернатору возглавить Крестьянский банк. Почему именно Столыпину — понятно. Петр Аркадьевич неоднократно говорил о необходимых изменениях в аграрной сфере и особое внимание при этом отводил Крестьянскому банку, который должен кредитовать создание самостоятельных крепких хозяйств. Столыпин был вызван в Петербург и о разговоре с Коковцовым оставил подробную запись: «Вот существо его и моей речей: я остановился на Вас, сказал он, так как слышал о Вашей деятельности и энергии, доложил Государю, назвав 2 имени, и Государь сказал, что выбор Вас будет самый лучший, так как у Вас твердо определенные взгляды и богатая энергия. Булыгин отпускает Вас неохотно и сказал, что решение вопроса зависит исключительно от Вас, решайте. Я ответил, что был удивлен предложением, хотел бы знать, что он от меня ждет, что я человек идеи, что служить делу, которому не верю, я не пойду, что я желаю знать, узко ли кредитное учреждение Крестьянский банк или государственно землеустроительное и затем, что я хочу выяснить еще у министра внутренних] дел вопрос, насколько удобен уход мой в тяжелый для губернии момент.
На это он мне сказал, что он смотрит на Крестьянский банк довольно широко, хотя не увлекается мыслью, что банк может разрешить вопрос о землепользовании крестьян во всем объеме, тем более, что теперь война и нет денег, но что если он наметил меня, то оттого, что желает подойти к разрешению этого вопроса. Если бы было иначе, я взял бы одного из жаждущих этого места: Авраама ради Исаака, Исаака ради Иакова и т. д., ничего нет легче. В смысле самостоятельности на мой вопрос, не обращусь ли я в подмастерье, он мне ответил, что я буду хозяином дела, самая легкая и отдаленная подчиненность мне, министру, доклад раз в неделю, я, дескать, начальнического тона никогда не принимаю, о всех спорных вопросах всегда столкуемся…
На мое сомнение, что, уйдя из своего министерства, я сжигаю корабли и, если мне тут не понравится, то опять труден будет переход в губернаторы, он ответил — Вас с такою неохотою отпускают, что всегда радостно примут обратно. Наконец, он сказал, что если заручится моим согласием, то согласен даже дать мне самых тяжелых 2–3 месяца еще погубернаторствовать в Саратове».
В конце концов, от предложения Коковцова, столь недвусмысленно обещавшего Столыпину почти полную свободу действий, губернатор отказался. Хотя не вызывает сомнения, что предложение руководить Крестьянским поземельным банком и попытаться с этой позиции начать аграрную реформу было для Петра Аркадьевича чрезвычайно соблазнительно. Представляется, что причиной отказа стали два фактора. Вопервых, провести земельную реформу только с помощью одного поземельного банка было невозможно — для этого необходимы были значительно более широкие полномочия. Во-вторых, Столыпин не хотел уезжать из губернии, положение в которой становилось всё более тяжелым, и чтобы кто-то мог даже подумать, что он испугался покушений и бросил занимаемый пост в трудное время.
А положение в Саратовской губернии, несмотря на энергичные действия губернатора, продолжало и далее ухудшаться. Революционные выступления стали явлением хроническим, и у Столыпина уже не оставалось времени ни на что, кроме наведения хотя бы самого минимального порядка. Но при этом благодаря его стараниям положение в Саратовской губернии было всё же лучше, чем в соседних. Столыпин даже помогал с помощью подчиненных ему войск справиться с беспорядками в Самарской губернии, за что был удостоен Высочайшей благодарности.
Вот только некоторые факты революционного брожения, о которых писал Петр Аркадьевич (особенно отмечая подыгрывание революционерам со стороны либеральной оппозиции, дошедшей в своем антиправительственном раже до лишения населения медицинской помощи):
30 июня 1905 года
«Про уезд лучше не писать… две усадьбы сожжены и разграблены, так что пахать можно. Это у барона Ховена и Киндяковых. Крестьяне хотят идти жечь и грабить дальше, но посланные мною драгуны остановили движение своим появлением. На мои вопросы: "знать не знаем и ведать не ведаем".
Соседние деревни террориз[иро]ваны, т. к. и их хотят жечь, если они не примкнут к движению. Помещики в панике отправляли в город имущество, жен и детей. В других уездах тоже вспыхивает то тут, то там. Еле поспеваешь посылать войска, которых мало и долго ли еще можно рассчитывать на войска после Потемкина (речь идет о восстании на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». — Авт.)?
А господа земцы готовят сюрпризы: врачи Балашовского уезда решили, что недовольны тем, что я не исполнил их требования, и все с 15 июля выходят в отставку — бросают больницы, амбулатории, уходят и все 40 фельдшеров. К ним присоединяются 3 уезда, а затем, вероятно, вся губерния.
Я не теряю самообладания и надеюсь на Бога. В этом деле я прав и думаю, что большинство благоразумных] людей осудит врачей и они провалятся. Само селение, я думаю, обернется против них и им не удастся сыграть в руку революции. Я прошу еще полк казаков в губернию и не теряю надежды поддержать порядок».
1 июля 1905 года
«Сегодня долго беседовал с членом управы Сумароковым и мягко высказал ему, что гнусно пользоваться ложью и клеветою на губернатора, чтобы вызвать забастовку и возбудить население. Он лепетал, что это направлено не против меня, что мне отдают должное, но что правительство ведет двойную игру, и что нужно с ним бороться, и доктора избрали такой прием, как способ борьбы».
2 июля 1905 года
«15 июля экстренное земское собрание, а через 3 дня я хочу выехать в Сердобский и Петровский уезды — там брожение.
Мне посылают еще полк казаков. Эти, думается, надежны и я спокойнее».
3 июля 1905 года
«В губернии крупного за последние дни ничего не было, кроме забастовок в имениях и угроз, но мне посылают еще казаков. Теперь острый вопрос с докторами — эта докторская драма должна разрешиться до 15-го июля. Я послал весьма умеренный ответ, в котором отмечаю, что различаю два течения — прогрессивное и разрушительное и борюсь только против последнего и не верю, что враги хотят подать руку элементам разрушения и насилия, и, несмотря на какие бы то ни было угрозы, я свой долг исполню и сохраню порядок и спокойствие, которых властно требует общество для проведения реформ. Вместе с тем я готовлю туда врачей (нашел уже четверых), надеюсь, что несколько человек получу из Петербурга и пошлю их в уезды с сестрами милосердия.