Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 43



Путь, которым двигался Александр, все еще существует, и в самую знойную пору лета долина Герируд вьется, как лента изобилия. Дорога, покрытая гравием, которая идет из Ирана, змеится вокруг невысоких утесов, увенчанных маленькими деревушками. Низкие берега реки усеяны огромными стадами верблюдов, пасущихся по брюхо в высокой траве. Время от времени река сворачивает в сторону, и дорога мчится по равнине, похожей на степь, а рокот мотора заставляет взлетать стремительно махающих крыльями соловьев. В одном месте главная дорога пересекает реку по горбатому древнему мосту с несколькими забитыми всякой дрянью и высушенными солнцем арками, старыми, как мир. В этих местах Афганистана путника, путешествующего по древним дорогам, не может не посетить мысль, что здесь история как бы остановилась.

Но в самом Герате магия сельской местности исчезает. Современный город может похвастаться немногим. Он находится между днями былой славы и современным прогрессом. С одной стороны, видишь чудесные старые обнесенные стенами дворики, с другой — грохочут русские грузовики, обгоняя такси, запряженные конями, гривы коней украшены пластиковыми цветами. Даже яркие тюрбаны горцев с ястребиными хищными чертами сделаны из нейлона. Везде легко узнаешь русских специалистов, ибо это их сфера влияния, а иностранцы ходят в официальных костюмах, состоящих из панамы и хлопчатобумажной двойки. На базаре русские женщины, совершенно одинаково одетые в совершенно одинаковые платья и шарфы, повязанные на головах, торгуются с неумолимой непреклонностью, бегло говоря на афганском. Эти жены — источник большого огорчения местных лавочников, ибо трудно переспорить стокилограммовую жену инженера, которая имеет весьма четкое представление о своем еженедельном бюджете.

Всякий иностранец при въезде в Герат должен незамедлительно зарегистрироваться в главном полицейском управлении. Здесь полицейский чиновник в штатском листает ваши бумаги и говорит, что обыкновенное туристское разрешение действует две недели. На его столе стоят ровными высокими прямоугольниками блестящие, незапятнанные русские паспорта, их непорочное тиснение резко контрастирует с потускневшими голубыми обложками очень редких британских документов. Русские, впрочем, не обязаны являться в управление, чтобы доказать свою личность.

Полицейский, кажется, с трудом поверил тому, что я не имел никаких планов в Афганистане, кроме воссоединения с Майклом и Стэном с последующим следованием по пути давно умершего путешественника. К туристам относились в Афганистане недоброжелательно, полицейский департамент был завален делами, и туристов считали дополнительной нагрузкой. Но хуже всего то, что мне незамедлительно запретили ехать в Кабул по северной автомагистрали. Это был сильный удар: северная дорога проходит ближе всего к пути Поло. С точки зрения официальных властей самым безопасным способом отношений с нежелательными гостями было сбыть их как можно скорее в столицу, для которой такие паразиты были своими. В целях пущей безопасности полицейский капитан приставил ко мне «переводчика», английский язык которого был так же дурен, как мой местный, и который был гораздо более озабочен тем, чтобы следить за мной, нежели моими языковыми проблемами.

Полицейский надзор за независимым путешественником — вещь совершенно естественная, и, конечно, полиция только исполняла свой долг. Тем не менее непрерывное внимание эскорта чрезвычайно раздражало. Прежде всего, невозможно избавиться от золота, которое я привез из Ирана. Еще неприятнее было представление, которое мой страж устроил с конными такси. Так как нога все еще беспокоила меня, я не мог ходить на большие расстояния, и всякий раз, когда я подзывал какую-нибудь из многочисленных двуколок, у моего локтя появлялась верная тень. Когда я садился в двуколку, мой сопровождающий вспрыгивал за мной, а когда я указывал извозчику, куда ехать, мои указания тотчас же перенаправлялись, и мы, грохоча по мостовой, отправлялись в более уместные районы, определенные профессиональным выбором моего стража. Маршрут нескольких наших коротких увеселительных прогулок всякий раз делал петлю и оканчивался, как бы случайно, у недостроенного корпуса гостиницы «Герат». И здесь всякий раз мой спутник вкрадчиво предлагал отдохнуть, указывая, что мне нужен долгий отдых.

После этой детской комедии, сыгранной три или четыре раза, я был сыт по горло нечестными правилами игры, а больше всего мне надоело платить за нежелательного попутчика. Последний круг оказался самым длинным и обошелся мне дорого, поэтому, когда мы опять приехали к гостинице, я воспользовался благоприятной возможностью и скользнул внутрь, оставив моего путника расплачиваться с алчным извозчиком. Пока он пытался сбить цену, я улизнул из гостиницы черным ходом и отправился наслаждаться более привлекательными и менее официальными сторонами Герата.



Сердцем города был базар, и в этом смысле Герат все еще оставался великим рынком. Вокруг базара были открытые стоянки для караванов, здесь между грудами поклажи надменно стояли верблюды, ожидая владельцев, сбивавших цену на товары, которые они потом повезут в горные деревушки. Центр базара составляла паутина узеньких переулков, в каждом из них продавали конкретную разновидность товара. Грохот, стоявший в переулке медников, и запах кебабов, жарившихся на тонких вертелах над жаровнями, наполненными углем, — все это было такое же, как и на центральных базарах Стамбула и Исфагана. Особая черта гератского базара, которая делает его именно афганским, — десятки и десятки торговцев каракулем. Двери их лавок сплошь завешаны связками наполовину высушенного руна молоденьких барашков. Внутри на полках рядами стояли афганские шапки из коротко стриженной кудрявой овечьей шерсти, окрашенные в серебристый, коричневый или черный цвет. На центральном прилавке тоже шапки, здесь они натянуты на деревянные формы, так как лучше всего смотрится шапка, когда она точно по размеру подходит владельцу.

В переулках, где продавали свой товар торговцы каракулем, находились и лавки торговцев шкурами. Двери их лавок украшали шкуры горных леопардов, но предмет главного спроса — великолепные шкуры взрослых афганских овец. Роскошная шерсть этого руна свисала мягкими белыми шелковистыми прядями от трех до четырех дюймов длиной. Из этих кож делают рукавицы, коврики, жилетки, мягкие туфли с загнутыми носами и прочее.

Кроме того, из руна самого высокого качества жители высокогорья, где температура никогда не поднимается выше нуля, шьют великолепные зимние куртки. Толстый слой шерсти защищает в самую ужасную погоду. Рукава закрывают руки до кончиков пальцев, а подол опускается до колен. В более изысканных вариантах кожа окрашивается в яркие цвета и после украшается серебряными галунами и вышивкой.

Бродя по извилистым переулкам базара, я очень скоро почувствовал, что что-то не так. Этот базар чем-то отличался от базаров Турции и Ирана, и я некоторое время не мог понять, чем именно. Потом я внезапно осознал, что не был центром внимания. На этот раз толпа не останавливалась, чтобы поглазеть с праздным любопытством на странного чужеземца. Афганцы не проявляли заметного интереса, не толкали меня и не хлопали одобрительно по плечу. На гератском рынке встречные бросали на меня один-единственный взгляд и после с достоинством проходили мимо. После месяцев утомительного внимания, которое выказывали мне толпы местных жителей, это казалось отчасти необыкновенным.

Было странно сидеть в местной чайхане, в которой воздух сильно пах гашишем, и видеть кругом безразличных людей. В гостинице, в которой находилась чайхана, присутствие путешествующего иностранца прошло незамеченным, и жизнь шла своим чередом. Еще оставалось время для приготовления ужина для постояльцев, и повар резал овцу — из породы тех знаменитых курдючных афганских овец, о которых Марко писал, что они «велики, как ослы, и у них курдюки такие толстые и пухлые, что весят, верно, добрых тридцать фунтов. Это прекрасные, чрезвычайно откормленные животные, и их мясо очень вкусно». Курдюки, свисавшие с зада овец, казались, разумеется, странными европейскому глазу и напоминали средневековые басни об овцах, курдюки которых так жирны и тяжелы, что, прежде чем погнать овец на пастбище, к ним привязывали сзади специальные тележки.