Страница 35 из 43
Когда дела господина Билучи были закончены, он пригласил меня провести ночь у него дома. Так как после захода солнца крыша — самое прохладное место, я удовлетворенно свернулся калачиком на свежем воздухе на древнем исфаганском ковре, которое, вне сомнения, стоил небольшое состояние. Утром меня разбудили слуги, взобравшиеся на крышу для утренних молитв. После расстелили ковер, который был больше и, очевидно, дороже. Принесли подушки, и появился господин Билучи, с ним был еще один гость, оба в элегантно ниспадавших мантиях, которые в заливе носят вместо скучных пижамных брюк и рубашек центрального Ирана. Мы втроем сели друг напротив друга, пока слуги неслышно бегали в дом и обратно, принося чашки с йогуртом и блюда с финиками и благоухающим манго. В первый раз в Иране мой завтрак составляло такое восхитительное сочетание ингредиентов: хлеб с завернутыми в него мятными листьями, его надо было есть, макая в соус цвета горчицы, сделанный из мускатных орехов, гвоздики и разных пряностей и разведенный в лимонном соке. Когда мы закончили завтракать и слуги унесли небольшие чаши для ополаскивания пальцев, господин Билучи и его гость занялись кальяном, а рядом с моим локтем появилась пачка сигарет и великолепная перламутровая пепельница. Лениво развалившись на подушках и потягивая кей из торжественно поднесенного в серебряном подстаканнике чудесной работы стакана, я удовлетворенно слушал бульканье кальяна. Второй гость был капитаном в великолепной чалме: очень живописный, с проколотыми ушами, обладающий самыми разнообразными познаниями, в нем текла негритянская и арабская кровь, причем первой больше. Его дау уходила от пристани с вечерним бризом в Бомбей. Я был приглашен совершить путешествие. В этой сцене из «Арабских ночей» я на мгновение почти забыл о Марко Поло и едва не принял предложение.
Но вместо этого я пошел к автобусной станции, сопровождаемый одним из слуг господина Билучи. Благодаря влиянию последнего мне предоставили в автобусе, который каждый день уходит в Керман, самое почетное место, рядом с дверью. Автобус поехал по той самой дороге, которая была третьим возможным маршрутом Поло и по которой он шел из Ормуза в Керман или, напротив, из Кермана в Ормуз. Дорога змеилась по низменности у подошвы горного хребта через Саидабад. Но скоро мне стало ясно, что эту равнинную дорогу следует вычеркнуть, ибо то, что я видел, не соответствовало решительно ничему из описания Марко. Поездка до Кермана была ужасающе однообразной, мы продвигались через иссушенную равнину, единственными объектами, вносившими оживление, были время от времени встречавшиеся покрытые булыжником земляные пирамиды и редкая цепь глиняных укреплений, построенных единственно для демонстрации влияния. Над ними развевался зелено-бело-красный иранский флаг.
В Кермане я предусмотрительно навестил больницу австрийской миссии, чтобы узнать о состоянии моей сломанной ноги, которая подвергалась гораздо большему количеству вредных воздействий, чем было прописано. Доктор, долго управляющий больницей, очень заинтересовался вопросами, связанными с пребыванием Поло в этих местах, и охотно сообщил мне некоторые сведения относительно «чудесных диких ослов», которыми, по словам Поло, изобилует местность между Йездом и Керманом. Эти дикие ослы (или онагры) чрезвычайно похожи на желтых зебр, у них такие же толстые шеи, и эти ослы все еще существуют, как существовали в то время, когда здесь в IV веке до Рождества Христова прошла армия Александра Македонского. Дикие ослы, несмотря на недостаток корма, каким-то образом ухитряются плодиться и множиться на краю пустыни, хотя сейчас их главные враги — партии охотников, вооруженных американскими автоматами; эти партии охотятся на них с мощных американских джипов, способных преодолевать низкую растительность. Принимая во внимание эту бойню, сомнительно, чтобы онагры просуществовали долго, ибо их чрезвычайно трудно содержать в неволе. Доктор рассказал мне о случае, когда дикий молодой осел был пойман и помещен на ночь в кораль, в котором находились несколько домашних мулов. Онагр убил мулов и на следующее утро сбежал, разломав стену.
Из Кермана я поехал на восток к Захедану, близ пакистанской границы, и здесь повернул на север, чтобы сделать длинный перегон до Мешхеда. Из Мешхеда я ехал через границу. Марко срезал путь, пройдя по диагонали через Великую Соляную пустыню, но автобусные компании вынуждены ездить по ее восточной оконечности. Но даже и так дорога — одна из худших в Иране. Летом большую часть пути проезжают, когда начинает вечереть, из-за жары, и мы очень редко ехали в середине дня. Обычно, когда солнце приближалось к зениту, пассажиры отправлялись спать в гостиницу, чтобы переждать самое жаркое время дня. Однажды мне показалось, что наш автобус наконец застигнут пустыней. Солнце ползло к высшей точке, и скоро должно было начаться самое жаркое время дня. В центре равнины кругом не было ни одного дома, автобус остановился, как неподвижная точка на блестящем белом просторе. Кузов был так горяч, что до него невозможно было дотронуться, а в радиаторе угрожающе булькала вода. Шофер осторожно ступил на соляную корку, и мы последовали за ним в узкий колодец, вырытый в земле. Один за другим пассажиры пролезли в колодец и оказались в пещере. Здесь находились земляные скамьи и столы. Этот мрачный караван-сарай сравним с катакомбами. Через крошечную дырку в потолке опускался сплошной тонкий луч, казалось, он проходил через гигантскую лупу. Хозяин, одинокий пустынник, полуслепой от постоянного пребывания в подземелье, зарабатывал себе на жизнь продажей воды редким посетителям. Трудно вообразить более рискованное существование на границе между жизнью и смертью, уже погребенным, с миром, лишенным жизни, над головой.
Автобус, который к тому времени проехал тяжелейший отрезок пути, был самой большой и самой изношенной машиной, на какой я когда-нибудь ездил. Такой кузов давным-давно не выпускали, а двигатель закрывал только мешок, прикрученный проволокой. На крыше лежало не менее четырнадцати шин и множество запасных частей, изготовленных вручную. Он казался решительно неспособным ехать по пустыне. Когда я вошел в него, мой взгляд упал на скромную табличку на перегородке, и я прочел объявление, вызвавшее во мне воспоминания о родине: «Кузов сделан компанией „Метрополитен-кеммел“, специализирующейся на выпуске кузовов и фургонов. Бирмингем, Англия».
Вопреки моим ожиданиям, автобус оказался живучее всех машин, какие мы встретили по пути. Мы проносились мимо джипов и легковых автомобилей. Наш шофер был гением водительского искусства и хладнокровия, бросал машину на изгибах дороги, покрытой гравием, как гоночный автомобиль. В ту минуту, когда я гордо указывал своим спутникам на достоинства английского производства, послышался глухой удар и долгий скрежет — у нас отвалилась задняя ось.
К счастью, это случилось далеко после полудня, поэтому все пассажиры выбрались наружу и легли на песок, чтобы соснуть, пока не появится транспорт, на котором можно ехать дальше. Следуя общему примеру, я присвоил все задние сиденья и быстро погрузился в сон. Проснувшись через несколько часов, я был весьма смущен, так как в автобусе и вокруг него никого не было. Все таинственно исчезли вместе с багажом. Я не знал, что случилось, и, что еще важнее, не знал, когда на пустынной дороге появится какая-нибудь машина, и мне не улыбалась перспектива нескольких бесконечных дней в море песка со скудным запасом воды, который имелся в радиаторе. Выбравшись из автобуса, я с надеждой стал вглядываться в даль. С первым лучом солнца на следующее утро я услыхал долгожданный звук двигателя, и вдалеке запрыгал джип. Я энергично заковылял к дороге. Но появление жуткого долговязого Джона Сильвера, вероятно, чрезвычайно потрясло пассажиров джипа. С испугом на физиономиях они пронеслись мимо меня на полной скорости, будто бы увидели мираж. Отказ стал явным вызовом моей изобретательности, поэтому я забрался обратно в автобус и отвинтил полдюжины сидений. Сиденья я расположил поперек дороги в виде хилого контрольно-пропускного пункта и сел поджидать жертву. Как и следовало ожидать, второй за этот день джип (и, как я убедился позже, последний) на всем ходу сделал эффектный привал в хаосе материи. После этого я без всяких трудностей воссоединился со своими попутчиками и узнал, что они уехали на попутном и полупустом автобусе, не разбудили же меня потому, что сочли ненужным тревожить безумного инглези, когда он отдыхает.