Дорогами Чингисхана

Однако сейчас Док смотрел на тушку сурка как на кобру, готовую броситься на человека. Я ничего не мог понять. В конце концов всего две недели назад мы с Делгером и Байяром ели запеченного сурка.

— Не выходите из машины! — предупредил Док. — Оставайтесь на месте! — Его голос глухо звучал из-под платка. — Этот сурок болен.

— Что это значит? — спросил я.

— Это значит, что в долине pestes, и мы должны предупредить урианхаев, — ответил он.

— Pestes? — Я припомнил свои познания в латыни. — Ты имеешь в виду чуму?

— Да! — подтвердил Док. — Чума.

Теперь стало понятно, чего Док испугался. Пол, конечно, счел его перестраховщиком и попытался выйти из машины, чтобы сделать снимки. Но Док схватил Пола за руку, я впервые увидел нашего врача по-настоящему рассерженным.

— Я же сказал — не подходи к зверю! Ты умрешь, если даже просто вдохнешь воздух около него.

Скептически усмехнувшись, Пол опустился на сиденье. Я тоже был скорее озадачен, чем напуган. Может быть, сурок и вправду пострадал от чумы — что само по себе необычно, — но я всегда считал, что чума передается блохами и другими паразитами от крыс. Впрочем, это всего лишь мнение обывателя, а Док, похоже, знал, что говорил.

Мы развернули джип и поехали назад к табунщикам. Док заговорил с ними очень серьезным тоном. Они тут же увели своих лошадей в сторону, чтобы не пройти мимо сурочьей норы. Их традиционные верования вполне согласовывались с доказанными наукой фактами, что легочная чума передается от человека к человеку воздушно-капельным путем.

Мы продолжили путь к гырам урианхаев. Те поставили маленький, довольно грязный лагерь на голой земле, там, где склон был наиболее пологим. На вид урианхаи выглядели обычными монголами, а лагерь производил впечатление временного пристанища. Ему было не больше двух-трех дней. Я заметил, что гыры окопаны канавкой, чтобы их не заливало водой. В свете воспоминаний о недавнем потопе канавка выглядела жалко. Очевидно, прошлым вечером внезапный ливень — первый за много недель — залил шатры и промочил все имущество.

Обстоятельства складывались против несчастных урианхаев. Они рассказали, что два последних месяца продолжался жестокий потоп. Большая часть скота погибла в нижних долинах от голода, а недавно они перегнали остатки повыше в горы, надеясь найти здесь больше травы. Док рассказал им про мертвого сурка и предупредил, что эта долина может быть очагом чумы. Урианхаи приуныли еще сильнее.

— Они говорят, что это для них последний удар, — перевел Док. — Теперь им придется уходить и из этой долины и пытаться отыскать другое пастбище. Но сезон почти закончился, хороших лугов не осталось. Они говорят, что это третье несчастье.

— Я знаю о потопе и чуме, — сказал я. — А что за третье?

— Взгляни под ноги.

Я посмотрел вниз и увидел множество кузнечиков, копошащихся среди камней.

— Саранча. Она съела последнюю траву, — сказал Док.

Словно казни египетские обрушились на несчастных урианхаев, все одновременно и в одном месте.

Больше нам нечего было здесь делать. Весть о мертвом сурке словно окутала котловину тягостной пеленой. Кочевники собирались сниматься на следующее утро и уходить из гибельных мест. Доку тоже хотелось выбраться отсюда как можно скорее. Он боялся, что скоро о чуме в этой долине прознают местные власти, и тогда весь район будет закрыт на карантин. В этом случае ему придется оставаться в этой долине, по крайней мере, еще месяц. Будет лучше, сказал он, если мы поедем дальше на запад. В этой долине урианхаи уже видели другие трупы. Умирают мелкие грызуны и скот. Я предположил, что скот умирает скорее от голода, чем от заразы, но массовая гибель мышей и крыс вполне могла быть вызвана вспышкой чумы, которая в Европе была известна как Черная Смерть.

Когда мы покинули долину, Док подтвердил мои подозрения. Он перечислил обычные симптомы болезни, которую называл словом «pestes»: высокая температура, озноб, распухшие лимфоузлы, особенно под мышками и в паху, мучительные боли, головокружение, от которого несчастные жертвы шатаются, как пьяные, и бред. Смерть наступает обычно в течение десяти дней. Признаки, перечисленные Доком, совпадали с описанием страданий жертв чумы, унесшей в Европе XIV века жизни 25 000 000 человек. Традиционно появление Черной Смерти объясняли тем, что заразу завезли в Европу на борту торговых кораблей. В действительности сообщения о первых случаях чумы появились в 1347 году. Она разразилась в войсках кыпчакского хана, правителя одной из частей распавшейся Монгольской империи. Его армия осаждала черноморский порт Каффа, когда на воинов обрушилось моровое поветрие. Тогда произошел один из первых зафиксированных в истории случаев применения биологического оружия. Хан приказал заряжать осадные машины трупами погибших от чумы и стрелять ими через стены. Чума разразилась в городе и на судах генуэзских купцов была перевезена в Европу.

Потрясающее открытие, что чума все еще живет в сердце материка, вдали от всяких портов, навело меня на мысль, вся ли вина в появлении этой болезни на Западе лежит на мышах и крысах. Французский историк Фруассар подсчитал, что от чумы тогда вымерла треть населения Европы. А были местности, в которых умерли трое из каждых четверых. До самого XVI века Европа не могла восстановить численность населения.

Болезнь, объяснил Док, вспыхивает летом, обычно в конце июля — начале августа, и продолжается до осени. Араты зовут ее «болезнью сурков», они хорошо знают, что болезнь как-то связана с гибелью сурков. Эта болезнь так заразна, что порой ее вспышка производит в летних поселениях кочевников эффект децимации, вымирают целые семьи. Она может внезапно охватить целые области страны. Традиционно сложилась особая формула предупреждения. В период эпидемии, подъезжая к подозрительному гыру, никто не спешивается, но с безопасного расстояния кричит: «Привяжите собаку! Привяжите собаку!» Если из гыра кто-либо выходит, можно подъезжать ближе. Но если из дверей шатра никто не появляется, это чаще всего означает, что обитатели гыра лежат больные или мертвые. В этом случае обычай требует повернуть коня и, ни мгновения не мешкая, ехать прочь, чтобы не подхватить смертельную болезнь. Если, по счастью, в гыре, пораженном чумой, кто-то выжил, он обязан закрыть вентиляционный клапан в потолке юрты, а конец веревки, которая обычно регулирует этот клапан, свесить так, чтобы он перекрывал дверь. Для любого гостя это — предупреждение о заразе.

Мы пробыли в этом районе два дня, подобравшись к китайской границе на пять миль. Мы были очень осмотрительны, поскольку находились в запретной зоне, но мне хотелось найти Шестую бригаду. Это не военное подразделение, а рабочая бригада сомона, полевая группа, отправленная на летние пастбища. Я слышал, что Шестая бригада летом стоит у границы с Китаем. До Дока дошел слух, что там среди пастухов живут лекари-шаманы, но слух оказался ложным. Оказалось, это обычная казахская рабочая бригада, ходящая за стадами и табунами коммуны по голому, продуваемому всеми ветрами плато Алтая, между ледниками, спускающимися с хребта, что лежит на границе Монголии и Китая.

Возле каждой юрты виднелась скромная утварь летней жизни кочевника. Самодельные деревянные подставки для сушки творога, пара чурбанов, из которых колют щепу для растопки, склад основного топлива — ячьего кизяка — под куском брезента и несколько овчин, сохнущих на шесте. Порой рядом, на скале, можно было заметить ловчего орла. Ковер помета мог многое рассказать о здешней жизни — большие, как коровьи, лепешки яков и хайнаков, овечьи кучки размером поменьше и мелкие козьи орешки. Сюрпризом оказалось обильное присутствие морских птиц. Чайки, крачки и бакланы проделывают огромный путь вдоль русла рек, чтобы осесть в спутанном узле Алтайских гор, в самой сердцевине суши.

Всемирная организация здравоохранения, офис которой находится в Улан-Баторе, призвана контролировать распространение опасных заболеваний. На следующей неделе, когда Пол, Док и я вернулись в Улан-Батор, закончив наше алтайское путешествие, я, не теряя времени, связался с представителями ВОЗ, чтобы выяснить, как обстоит дело в современной Монголии с распространением чумы. На мой телефонный звонок представители общества отвечали уклончиво и давать разъяснения отказались. Они не смогли предоставить никаких данных и отправили меня к министру здравоохранения.