Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 76



ветке, примостился Коннор — со спрятанным клинком наготове и предостерегающе

прижатым к губам пальцем. Он ведь должен мастерски лазать по деревьям — не

сомневаюсь, что этому он выучился у матери. Она и меня пыталась приобщить к этой

премудрости. Но кроме нее самой так лазать по деревьям не смог бы никто.

Я понял, что Гнилозубый доживает последние секунды. Правда, он еще успел

уязвить меня, саданув сапогом в челюсть, и я, кувыркнувшись, отлетел в ближайший

кустарник.

Ну, теперь-то уж точно пора, Коннор, подумал я. Взгляд у меня туманился от боли,

но зато я был вознагражден этим зрелищем: Коннор летит с дерева, занеся для удара

вооруженную спрятанным клинком руку, и через миг окровавленная серебристая сталь

объявляется во рту первого несчастного охранника. Пока я поднимался на ноги, он

прикончил и двух остальных.

- Нью-Йорк, — сказал Коннор.

- Что это значит?

- Там Бенджамин.

- Ну, тогда и мы там.

1 Янки — прозвище жителей Новой Англии, позднее — жителей США в целом. Во время Войны за

независимость (1775-1783) английские солдаты называли так восставших колонистов.

26 января 1778 года

1

Нью-Йорк изменился со времени моего последнего приезда, а если говорить

точнее: он сгорел. Великий пожар в сентябре семьдесят шестого начался в таверне

Бойцовый Петух и уничтожил более пятисот домов, превратив около четверти города в

безлюдное пепелище. В итоге англичане объявили город на военном положении. Дома

горожан были реквизированы и переданы офицерам Британской армии; церкви

превращены в тюрьмы, казармы и лазареты; и от этого казалось, будто сама душа города

стала серой и тусклой. Нынче не что иное, как флаг Соединенного Королевства уныло

свешивался с флагштоков на верхушках домов из оранжевого кирпича, и там, где прежде

в городе царили деловитость и радостная суматоха — под его навесами, в галереях и под

окнами домов — теперь были только грязь да рваная ветошь да копоть. Жизнь

продолжалась, но горожане ходили, опустив носы в землю. Вид у них был понурый,

движения заторможенные.

В такой обстановке разыскать Бенджамина оказалось нетрудно. Он был на старой

пивоварне, на набережной.

- Надо бы управиться до рассвета, — предложил я несколько сгоряча.

- Ладно, — сказал Коннор. — Чем раньше припасы будут возвращены, тем лучше.

- Конечно. Не могу же я мешать твоей утопии. Иди за мной.

Мы пробежали по крышам и через несколько минут любовались видом Нью-Йорка,

уходившего почти к горизонту — точно израненным воином в момент его боевой славы.

- Скажи мне вот что, — нарушил молчание Коннор. — Ты ведь мог убить меня при

первой встрече — что тебя остановило?

Я бы мог позволить, чтобы тебя повесили, подумал я. Мог позволить Томасу

убить тебя в тюрьме Брайдуэлл. Что меня тогда остановило? В чем причина? В том, что я

стар? Сентиментален? Или просто тоскую по той жизни, которой у меня никогда не было?

Но все эти мысли я оставил при себе, и после краткого молчания отделался

отговоркой:

- Любопытство. Еще вопросы есть?

- Что все-таки нужно тамплиерам?

- Порядок, — сказал я. — Цель. Путь к ней. Больше ничего. Это только твои

приятели всё тщатся помешать нам болтовней о свободе. Когда-то ассасины ставили более

разумную цель — мир.



- Свобода — это и есть мир, — убежденно сказал он.

- Нет. Свобода — это дверь в хаос. Ты только посмотри, что за революцию

устроили твои дружки. Я стоял перед Континентальным конгрессом. Слушал, как они

орут и топают. Всё во имя свободы. Но это лишь шум.

- Поэтому ты на стороне Ли?

- Он понимает, что нужно будущей нации куда лучше, чем олухи, которые

уверяют, что представляют ее.

- А по-моему, ты просто завидуешь1, — сказал он. — Люди сделали свой выбор и

выбрали Вашингтона.

Ну вот опять. Я почти завидовал ему — его взгляду на мир: ясному и

определенному. В его мире, казалось, нет места сомнениям. Если в конце концов он все-

таки узнает о Вашингтоне всю правду (а если мой план удастся, это произойдет и скоро),

его мир — и не только мир, но и чистый взгляд на мир — разлетится на куски. А вот

тогда я бы ему не позавидовал.

- Люди ничего не выбирали, — вздохнул я. — Выбор сделала кучка

привилегированных трусов, желавших только разбогатеть. Они собрались и приняли

решение, которое их устроило. Они расписали его красивыми фразами, но правдой от

этого оно не стало. Разница, Коннор — единственная разница между мной и теми, кому

ты помогаешь — в том, что я не выдумываю страданий.

Он смотрел на меня. Не так давно я говорил себе самому, что мои слова на него не

подействуют, и все-таки я попытался. Но, кажется, я был неправ — кажется, мои слова

действовали.

2

Возле пивоварни выяснилось, что Коннору нужна маскировка — его ассасинский

балахон несколько бросался в глаза. Он раздобыл чужой наряд, снова блеснув своими

навыками, но и на этот раз я был скуп на похвалы. Так что вскоре мы снова стояли у ворот

пивоварни, и над нами высились ее стены красного кирпича, и ее темные окна смотрели

на нас неумолимо. За воротами виднелись бочки и телеги и еще охранники, шнырявшие

туда-сюда. Бенджамин заменил большую часть тамплиеров собственной наемной

гвардией; история повторяется, подумал я, вспомнив Брэддока. Я лишь надеялся, что

Бенджамин не окажется таким же заговоренным от убийства, как Брэддок. Хотя это

маловероятно. Я как-то не слишком верил в крупный калибр моего нынешнего

противника.

Я вообще мало во что верил последнее время.

- Стоять! — из тени вышел охранник, разгоняя туман, курившийся на уровне

наших лодыжек.

- Это частная собственность. Какое у вас тут дело?

Я слегка сдвинул шляпу, чтобы открыть свое лицо.

- Отец Понимания направляет нас, — сказал я, и вроде бы, его это устроило, хотя

на Коннора он смотрел все еще с подозрением.

- Тебя я узнал, — сказал он, — а дикаря не знаю.

- Это мой сын, — сказал я и… с удивлением услышал нежность в собственном

голосе.

И охранник, внимательней вглядевшись в Коннора, чуть насмешливо бросил мне:

- Вкусил лесных даров, я смотрю?

Я оставил его в живых. Пока. И просто улыбнулся в ответ.

- Ладно, проходите, — сказал он, и мы шагнули в арочные ворота на территорию

пивоварни Смит и К˚.

1 В оригинале: It seems to me your tongue has tasted sour grapes. — «Мне кажется, ты просто говоришь, что

зелен виноград», т.е. просто не можешь дотянуться до вожделенного предмета.

Мы быстро нырнули в один из отсеков с рядом дверей, ведших на склады и в

конторские помещения. Я занялся замком ближайшей двери, а Коннор стоял на карауле и

говорил.

- Тебе, должно быть, странно узнать о моем существовании, — сказал он.

- Мне тоже интересно, что говорила обо мне твоя мать, — ответил я, возясь с

отмычкой. — Я часто думал, как могла бы сложиться наша жизнь, если бы я остался с ней.

И совершенно безотчетно я спросил:

- Как она, кстати?

- Мертва, — сказал он. — Убита.

Благодаря Вашингтону, подумал я, но вслух сказал только:

- Мне очень жаль слышать это.

- Тебе жаль? Это сделали твои люди.