Страница 28 из 76
уверен, что кто-нибудь из нас, находившихся в пятиугольнике крепостных стен, понимал,
как противостоять натиску французов — безупречному и жестокому; беспощадному и в
то же время непрерывному.
Брэддок не ошибся: французы вырыли ряды траншей и приступили к
бомбардировке города, продвигаясь все ближе к крепости, и в сентябре они добрались до
стен, подвели под их основание мины и взорвали.
Мы предпринимали вылазки, чтобы прорвать окружение, и все без толку, а
восемнадцатого сентября французы проломали стены — в четыре часа утра, если мне не
изменяет память. Они застигли Союзные войска буквально спящими, и мы были смяты
раньше, чем успели что-то сообразить. Французы начали вырезать военных. Мы, конечно,
понимали, что в конце концов они перестанут слушать командиров, и резня перекинется
на мирных жителей городка, и так оно и вышло. У Эдварда был в гавани кораблик, на
всякий случай, и он давно уже решил, что если французы ворвутся в крепость, на этом
кораблике можно будет вывезти своих людей. И теперь было самое время.
Наш отряд поспешил к порту, где под нашим присмотром на корабль грузились
люди и снаряжение. Небольшой отряд мы оставили у входа в порт, чтобы он сдерживал
натиск французских мародеров, пока мы с Эвардом и другими командовали у сходней
погрузкой. В Берген-оп-Зоме гарнизон насчитывал около тысячи четырехсот человек, но
месяцы сражений сократили их число наполовину. На кораблике был кубрик. Небольшой
— не настолько большой, чтобы мы могли взять на борт много людей; конечно, мы бы не
увезли из крепости всех желающих, но место было.
Я внимательно смотрел на Реджинальда.
- Я хочу сказать, что мы могли бы взять их.
- Кого, Хэйтем?
Я сделал хороший глоток эля.
- Там, в порту, к нам подошла семья. У них был старик, который не мог двигаться,
и дети. От них отделился молодой человек, который приблизился к нам и спросил, не
найдется ли у нас на борту места. Я кивнул — почему бы и нет — и указал на Брэддока,
но он, вместо того, чтобы, как я ожидал, пригласить их на борт, вскинул руку и велел им
убираться из порта и крикнул солдатам, чтобы погрузка шла быстрее. Молодой человек,
как и я, удивился, и я собрался было возразить, но он сделал это за меня; у него лицо
потемнело и он что-то сказал Брэддоку, я не расслышал, что именно, но, видимо, что-то
очень нелестное.
Уже потом Брэддок сказал, что тот обозвал его трусом. Не самое обидное
оскорбление и уж никак не стоившее того, что произошло следом: Брэддок выхватил
саблю и тут же, не сходя с места, заколол молодого человека.
Возле Брэддока всегда увивалась одна парочка. Два его очередных любимчика,
палач Слэйтер и его помощник — новый помощник. Прежнего я убил. Их, пожалуй,
можно было бы назвать телохранителями. Ябедничали они ему, или нет, не скажу
наверняка, но они были очень преданные и всегда были готовы защищать его, поэтому
они ринулись вперед, хотя молодой человек уже рухнул замертво. Они кинулись к семье,
Режинальд, — Брэддок и два эти молодчика — и перерезали всех до единого: и двух
мужчин, и женщину постарше, и женщину помоложе, и конечно, детей — малыша и
грудного младенца.
Я чувствовал, как у меня сводит челюсти.
- Эта бойня — худшее, что я видел на войне, а я, к сожалению, повидал не мало.
Он мрачно кивнул.
- Понимаю. Это объясняет, почему ты ожесточился на Эдварда.
Я фыркнул.
- Конечно, конечно — объясняет. Все мы воины, Реджинальд, но мы ведь не
варвары.
- Понимаю. Понимаю.
- Понимаешь? В самом деле понимаешь? Что Брэддоку никто не указ, понимаешь?
- Успокойся, Хэйтем. Не указ? Красная пелена на глазах — это одно. «Не указ» —
это совсем другое.
- Для него солдаты все равно что рабы, Реджинальд.
Он дернул плечами.
- Ну и что? Они британские солдаты — они привыкли, что их считают рабами.
- Я полагаю, он расходится с нами. Те люди, что работали на него, не были
тамплиерами, он их нанял на стороне.
Реджинальд наклонил к плечу голову.
- Двое в Шварцвальде? Они из ближайшего окружения Брэддока?
Я смотрел на него. Я смотрел на него очень внимательно и ответил ложью:
- Не знаю.
Мы надолго замолкли, и чтобы не встречаться с ним взглядом, я еще разок
хорошенько хлебнул эля и притворился, что заглядываюсь на служанку, и был даже рад,
когда Реджинальд переменил-таки разговор и, подавшись вперед, стал излагать мне
подробности моего путешествия на Корсику.
2
Возле Уайта мы с Реджинальдом попрощались и сели в экипажи. Когда наши
кареты разъехались подальше, я стукнул в потолок, чтобы остановиться, и возница
спустился вниз, огляделся, нет ли за нами слежки, открыл дверцу и присоединился ко мне.
Он сел напротив меня, снял шляпу, положил ее рядом с собой на сиденье и глянул на меня
смышлеными, внимательными глазами.
- Слушаю, мастер Хэйтем, — сказал он.
Я тоже глянул на него и с глубоким вздохом отвернулся в окно.
- Нынче вечером я уезжаю на море. Мы заедем на площадь Королевы Анны, я
уложу вещи и сразу в порт, если вы не против.
Он снял воображаемую шляпу.
- Я к вашим услугам, мистер Кенуэй, к перелетной жизни мне не привыкать. Это,
конечно, не то, что спокойно сидеть сиднем, но ведь, с другой стороны, и риска
схлопотать пулю от французов или от собственных коллег меньше. Я бы даже сказал, что
отсутствие парней, которые могут вас подстрелить, для такой работы — привилегия.
Временами он довольно назойлив.
- Вы правы, Холден, — сказал я и нахмурился, чтобы немного остудить его, хотя,
по правде, вероятность была невелика.
- Ну, во всяком случае, сэр, вы ведь что-то узнали.
- Боюсь, что ничего существенного.
Я смотрел в окно и боролся с сомнениями, боролся с чувством вины и
предчувствием вероломства и пытался понять, есть ли на свете хоть кто-нибудь, кому я
действительно верю — кто-нибудь, кто мне действительно предан.
Парадокс, но больше всего я доверял Холдену.
Мы познакомились в Голландии. Брэддок сдержал слово, и я беспрепятственно
общался с солдатами, расспрашивая, что им известно о «Томе Смите», которого
вздернули на виселице, и не удивился, когда мое расследование кончилось ничем. Никто
из опрошенных даже не признался, что знаком с этим Смитом, если, конечно, его звали
Смит — пока однажды ночью я не услышал шум у входа в мою палатку и, вовремя
поднявшись, увидел какой-то силуэт.
Этот человек был молод, двадцати с чем-то лет, с коротко стриженными
рыжеватыми волосами и озорной улыбкой. Выяснилось, что он рядовой, Джим Холден,
из Лондона, надежный парень, желающий торжества справедливости. В тот день, когда я
едва избежал виселицы, у него был повешен брат. Его казнили за кражу вареного мяса —
это все, что он сделал: стащил миску с вареным мясом, потому что был голоден; на худой
конец, это заслуживает порки, но его повесили. Беда была в том, что мясо он стащил у
кого-то из личной охраны Брэддока, у кого-то из его собственных наемников.
Это объяснил мне Холден: полуторатысячная гвардия Колдстрим состояла, в
основном, из таких же британских солдат, как он, но была и небольшая группа солдат,
набранных лично Брэддоком: наемники. В их число входит Слэйтер и его помощник и,
что больше всего настораживает, те два солдата, что побывали в Шварцвальде.
Ни у кого из них не было кольца Ордена. Это были головорезы, скоты. Я пытался
понять, почему — почему в свое ближайшее окружение Брэддок набрал людей именного