Царица царей

Август вздрогнул. Воспоминания внезапно переродились в кошмары.

Марк Агриппа скончался в пятьдесят пять лет. Причиной стало заражение крови — последствия давнего ранения. Находясь в походе, он погрузил ногу в уксус, надеясь облегчить боль от застарелой раны. К тому времени, когда прибыл Август, он был уже мертв.

В памяти Августа что-то забрезжило. Стрела, яд, ошибка, вспышка света…

Император почувствовал, как шатаются во рту зубы. Он провел языком по пустому месту, где раньше находился резец, выпавший во время морского путешествия. Август бросил его прямо в море между Египтом и Италией. Наверное, он уже превратился в жемчужину. Август очень постарел — кости могли бы стать золотом, волосы — лазуритом… В памяти возник бог, тело которого состояло из драгоценных камней. Он пересекал небо в ладье.

Императора охватила тоска. Ему было холодно и под лучами солнца, а в свете луны он просто замерзал.

Прищурившись, он поднял голову. Позвоночник запротестовал, но тем не менее он наслаждался красотой ночи и сада. Деревья ломились от спелых фиг, в воздухе разливался запах травы. То были владения отца. Он не посещал их долгие годы. Отец умер в этом месте, когда Август был еще ребенком. Все казалось родным, но многое ускользало.

Подняв руку, он сорвал сочный плод. Вообще-то он предпочитал зеленые фиги. Чрезмерное наслаждение таило опасность.

Из-за дерева вышла прекрасная женщина и улыбнулась. Август улыбнулся в ответ и прикрыл рот рукой, на которой проступали старческие пятна.

Кто она, молодая и красивая незнакомка? Служанка? Слишком пригожа для рабыни. Гостья? Сановница?

Что-то подсказывало ему, что он должен догадаться.

Август начал размышлять. Глаза оказались подведены краской, на запястьях красовались браслеты в форме змей. Изящное тело обтягивало белое льняное платье, пухлые губы отливали алым.

Он надкусил плод — сладкий как мед, полный семян и почти перезрелый. Вдруг он вспомнил. Когда-то он был ее любовником. Или просто любил ее.

— Мы раньше встречались? — спросил он.

— Здравствуй, Октавиан, — ответила она, крепко прижимая пальцы к талии.

— Ты ранена? — осведомился он.

— Была, — произнесла она. — И притом серьезно. Мне потребовалось немало времени, чтобы исцелиться. Ну а твоя жизнь — очень продолжительна. Я этого не хотела, но не жалею. Тебе пришлось страдать.

— Отнюдь, — возмутился Август, но тут же оборвал себя на полуслове. Он ведь часто мучился от бессонницы, а теперь еще осознал, что ненадлежащим образом одет для подобного общества. Он был почти обнажен. По коже забегали мурашки.

— Ты не помнишь меня, Октавиан? — поинтересовалась женщина.

— Нет, — заявил он. Горло почему-то опухло. Фига царапала язык. Он с несчастным видом закашлялся. Похоже, он простудился. Скорей бы вернуться в дом, в постель, заснуть, а потом наблюдать за восходом солнца.

— Однажды я заключила сделку, — вымолвила она. — С могущественным царем, в стране неподалеку отсюда.

— Пари? — оживился Август, вспоминая об азартных играх, в которые играли костями, камнями и золотом. И опять его память прояснилась — именно он вложил монету в рот Агриппы, чтобы заплатить лодочнику Аида. В той гробнице было сыро, но он похоронил друга с соблюдением всех надлежащих обрядов и ритуалов.

Внезапно в сознании вспыхнуло видение — мавзолей и пустая каменная плита с серебряной шкатулкой. Изображение Исиды, змея… Он невольно поежился.

— Верно, — согласилась она.

Снова закашлявшись, он тяжело опустился на покрытую росой траву. Следовало попросить слугу принести ему плащ. Зачем он вышел ночью в сад?

— И ставкой была душа, — продолжала женщина.

Август осторожно лег на спину, готовясь услышать очередную историю. Он испытывал страх. За свою жизнь он нанимал многих сказителей, но мало спал. Как же он жаждал отдохнуть!

Женщина пристально смотрела на императора.

И он вспомнил двух маленьких мальчиков, погибших на поле боя. Он привез в Рим Селену и выдал ее замуж за царя Мавритании. Дал ей царское приданое, словно она была его дочерью. Он чувствовал себя обязанным перед Селеной. Она тоже умерла — восемь лет назад. Нанял греческого поэта, чтобы он написал эпитафию в ее честь. Единственный хороший ребенок, но — не его собственный.

— Луна потемнела, поднявшись на закате, — прошептал Август. Чудесные строки. Странно, но женщина оказалась похожа на Селену, удивился он и продолжал: — И скрыла свои страдания, ибо ее бездыханная тезка спустилась в Аид. Красота ее была подобна ночному светилу, но тьма поглотила обеих.

Незнакомка улыбнулась. В глазах ее сверкнули слезы, но, возможно, это был отблеск звезд.

Он пожалел обо всем на свете.

— Душа? — спросил он. — Чья? Твоя?

— Нет, Октавиан, — произнесла она. — Когда я заключила сделку, я уже ее продала Ка. Я хотела спасти любимого. А твоя душа была со мной — со дня сражения у Аверна. Ты жил без нее, как и я — без своей. Ты никогда не замечал ее отсутствия? Признайся, Октавиан, был ли ты счастлив? Любил ли ты? Радовался?

Август печально взглянул на нее. Губы ее ярко выделялись и в темноте.

Ему показалось, что она стала выше, а кожа ее побледнела. Она снисходительно посмотрела на него…

Блеснули ее острые зубы.

Он едва мог дышать. Из прошлого всплыло имя. Он не понимал, почему забыл о нем.

— Клеопатра, — сказал он.

— Te teneo, — отозвалась она. — Ты — мой.

Она наклонилась к нему, крепко обняв Августа. Ее ледяные губы коснулись его рта. В ее глазах отразились вулканы, бури, разрушение, хаос.

Он на миг узрел падение Рима. Небо заполнили металлические крылья.

Она впилась в его горло. Август слабо сопротивлялся. Ее рука придавила его к земле, и он расслабился под ее тяжестью. Всего лишь поцелуй…

Да. Наверняка они были любовниками. И стали ими вновь.

Клеопатра, повелительница Египта. Царица царей.

— Ты проживешь долгую жизнь, — услышал он ее голос и ощутил себя мальчиком, страдающим от лихорадки.

И все закончилось.

Клеопатра встала. Наконец-то она может покинуть страну, ставшую домом поневоле. В саду остался мертвый император Рима.

Умирая возле Аверна, она почувствовала, как Сохмет оставила ее душу. Тогда Клеопатра вернула Ка. В те секунды снежинки падали на ее кожу, и неспешно текла бесконечная струйка ее собственной крови.

Она очнулась на болотистом берегу темного озера. Была ночь, в небе висела полная луна. Но одновременно она созерцала восход солнца. Горизонт переливался золотыми, розовыми и коралловыми красками. Вокруг простирались холмы и долины, зеленые луга и яркие цветы. Но это была не земля.

Она полюбовалась созвездиями, знакомыми ей по небесам любой страны, где она бывала. Тени падали на траву и водную гладь. Клеопатру радовало, что она видит узор из прежней жизни в новом, пробуждающемся мире.

— Ты в Элизиуме, — произнес чей-то голос. — Ты умерла у моих врат.

— Где Антоний? — спросила она, поворачиваясь к Аиду. — Мне нужно к нему.

Бог печально покачал головой.

— Как пожелаешь. Ты оказала мне немалую услугу. Я плачу тебе тем же.

Последовала ослепительная вспышка, и Клеопатра перенеслась в другое место.

Она оказалась на Острове Огня с весами для взвешивания душ. Рядом лежало перо Маат. Перед Клеопатрой появились Марк Антоний и ее сыновья. Трое умерших детей. Цезарион, Александр Гелиос и Птолемей Филадельф.

Задохнувшись от счастья, она бросилась им навстречу. Внезапно могучая сила вырвала ее из Дуата и вернула душу в изломанное тело.

Прядильщица судеб призвала Клеопатру из подземного мира, в который она так стремилась. Беспомощная и парализованная, она почувствовала, что Сохмет опять овладела ею.

— Теперь я вижу все, — прохрипела сейдкона, положив руки на лицо Клеопатры.

Царица шагнула в собственное будущее. Любимый ждал ее в Дуате, а она оставалась на земле, мечтая о нем. Ей не дано встретиться с ним в ближайшее время.

— Твое предназначение — уничтожить мир, — прошептала тогда Ауд. — Но ты должна и спасти его. Это — одна и та же судьба.