Страница 5 из 20
На ночь Канитель устроила Улисса в одной из комнат второго подземного этажа.
— Ну вот, — говорила она, растапливая маленькою железную печку, — тут тебе и лежанка, и одежа кой-какая, холодно будет — подкинь полешко — другое, а я пока соберу в дорогу что-нибудь поесть…
Она направилась шаркающей походкой к двери, но, выходя, обернулась словно хотела и не решалась что-то сказать.
— Утром я тебя разбужу, — заговорила, наконец, старуха, — а ты вот что… Тут на двери защелочка есть, так ты ее накинь. Я когда приду, постучусь вот так — ты и откроешь…
— Да зачем все это? — удивился Улисс.
— Ну, как зачем? — пожала она плечами. — От сквозняка, понятное дело. Тут иной раз бывает так дунет, что еле на ногах устоишь.
Улисс что то не помнил таких случаев из прошлых посещений Большой Ямы, но спорить не стал. Теперь, после сытной еды, ему больше всего на свете хотелось спать. Поэтому, закрыв дверь за старухой, он повернул защелку и, повалившись на лежанку, сразу уснул.
Его разбудил шум в коридоре. Что-то тяжелое прокатилось по полу и, ударившись о стену, со звоном раскололось. Послышались быстро удаляющиеся шаги, и все стихло, но из-под двери потянуло вдруг едким противным запахом. Улисс поднялся с лежанки, зажег в печи от еще тлеющих углей короткую свечку и, приоткрыв дверь, выглянул в коридор. На полу возле двери он увидел лужу темной маслянистой жидкости и осколки стеклянного сосуда. Улиссу редко доводилось видеть настоящее стекло, поэтому он опустился на корточки и с интересом стал рассматривать эти удивительные осколки прозрачные, как льдинки, и острые, как нож. Но испарения темной жидкости нестерпимо били в нос и заставляли слезиться глаза. Улисс закашлялся и отошел от лужи. Кто-то здесь все-таки есть, подумал он.
Неожиданно в глубин коридора, со стороны лестницы, ведущей в нижние этажи, раздался раскатистый, с хрипотцой хохот, послышались неуверенные шаги по металлическим ступеням, затем тяжелый удар грохот падения и новый взрыв хохота — уже откуда-то издалека.
Подняв свечу повыше, Улисс направился к лестнице. На площадке никого не было, но снизу доносились отдаленные звуки и голоса. Улисс стал осторожно спускаться по ржавым ступеням и вдруг увидел на одной из них глубокую свежую вмятину. “Ого!” — подумал он, наклонившись над ней. Головой такую выемку не сделаешь, нужно жахнуть изо всех сил дубиной, окованной железом, или, на худой конец, камнем. Улисс пожалел, что не прихватил чего-нибудь в этом же роде, но продолжал спускаться. Он твердо решил выяснить что за люди обитают в Большой Яме. Старуха Канитель казала ему неправду, но, как казалось Улиссу, не для того, чтобы его обмануть, а для того, чтобы уберечь от чего-то. От чего? Похоже, сейчас это станет ясно.
В коридоре третьего подземного этажа тоже было пусто и тихо, только капала где-то вода. Порыжевшие железные двери с болтами, рукоятками, иногда с наружными запорами, тянулись по обеим сторонам коридора. Интересно, почему во время войны здесь так никто и не поселился, подумал Улисс. Целый город погиб в двух шагах от Большой Ямы, и никому из жителей не пришло в голову спастись. Может быть, они не успели? Или ничего не знали о Яме? А может быть, их просто не пустили сюда? Дед как-то рас сказывал, что Яма был закрыта, когда охотники наткнулись на нее неподалеку от развалин Города. Не один месяц пришлось повозиться, прежде чем удалось в нее проникнуть. Но никаких припасов в Яме не оказалось, наверное, перед войной их не успели завезти.
— Ох! — явственно послышалось вдруг из-за ближайшей двери.
Улисс вздрогнул.
— О-о-ах! — повторил кто-то таким голосом, будто обливался ледяной водой, задыхаясь от восторга.
— Кто там? — громко спросил Улисс, пытаясь открыть дверь. Но она была заперта. Голос смолк, слышалось лишь чье-то напряженное сопение. Улисс ударил в дверь кулаком. — Откройте, эй!
Никто не ответил. Вместо этого из-за соседней двери раздался вдруг протяжный стон. Улисс метнулся туда, но и эта дверь была заперта изнутри. Стон повторился. С другого конца коридора донесся чей-то надрывный кашель.
— Кто там есть! Отзовитесь! — кричал Улисс, колотя во все двери. Одна из них подалась, и он неожиданно оказался в тесной пустой комнате с низким потолком и бетонными стенами. Грязный худой человек сидел на полу комнаты, сжимая в руке маленький флакончик из тонкого стекла. Увидев Улисса, он поспешно сунул флакончик в рот и с хрустом принялся его жевать. На лице его появилась блаженная улыбка.
— Ты кто? — спросил Улисс, отступая.
— Тсс! — Человек приложил палец к сочащимся кровью губам. — Разве ты не знаешь? Осока снова выбралась из шахты. Она бродит по этажам и собирает всех, чтобы увести с собой. Слышишь? Она идет сюда!
Улисс вдруг в самом деле услышал приближающиеся шаги.
— Осока идет сюда, — повторил человек и, не отрывая взгляда от двери, ползком попятился к противоположной стене.
Улисс обернулся. Он был настолько ошеломлен происходящим, что, наверное, не удивился бы, если бы в самом деле увидел погибшую весной старшую дочь Канителей.
Но в дверях появилась не она. Поигрывая огромной, окованной железом палицей, в комнату вошел Шибень, старый приятель Улисса, один из городских сторожей.
Улисс расхохотался:
— Шибень! Ты как здесь? Решил все-таки со мной идти? Вот молодец! Тут у них, знаешь, что-то странное творится, я чуть не тронулся — ничего понять не могу!
Шибень остановился у двери и, прищурившись, с ног до головы окинул Улисса насмешливым взглядом.
— Ты зря становишься на задние лапы, свирепень, — произнес он каким-то чужим, сдавленным голосом, — от этого ты стал только меньше, и я все равно убью тебя.
Он поднял дубину и начал осторожно подступать к Улиссу. В глазах его застыла спокойная уверенность, как у опытного лесоруба, примеривающегося свалить подходящее дерево.
— Что с тобой, Шибень? — испугался Улисс. — Ты не узнаешь меня?
— Просто удивительно, — сказал Шибень, медленно приближаясь, — как ты похож на одного парня. Ты всегда становишься похожим на тех, кого сожрал, свирепень?
Улиссу стало страшно. Он боялся не дубины Шибня, а его глаз, бессмысленно-задумчивых, будто незрячих. Он почувствовал вдруг страх перед этой комнатой, перед худым, грязным человеком, бьющимся в судорогах у испачканной кровью стены, он почувствовал себя погребенным в Большой Яме, как в могиле.
— Шибень, ты что? Очнись! — повторял он в отчаянии. — Это же я, Улисс!
— Улисс, — задумчиво произнес Шибень, продолжая наступать. — Улисс был настоящий охотник, да! Он ничего не боялся, даже в новые земли собирался идти… Только потом передумал. Я, говорит, лучше пойду в Большую Яму. Старуха Канитель меня любит, она отдаст мне все ящики, и я открою их, и все ампулы будут мои! — в глазах Шибня загорелся ужас, он перешел почти на крик. — И я, говорит, буду разламывать их, одну за другой, и пить сок! И никому! Никому! Никогда! Ни капли не дам попробовать!
Он выкрикивал слова и трясся, как в лихорадке. Слезы текли по его щекам, дубина выпала из рук, но он этого даже не заметил.
— Одну за другой! — кричал он, беспорядочно размахивая руками, будто отбиваясь от невидимого врага. — Никому! Ни капли! Он все выпьет сам! Так нельзя. Неправильно так! Все хотят! Я хочу, я!
И, закрыв руками лицо, Шибень разревелся. Он долго, всхлипывая, бормотал что-то неразборчивое, а затем вдруг умолк, поднял глаза на Улисса и спокойно произнес:
— И тогда мы убили тебя, Улисс. Выследили и убили. Сначала сломали твои лыжи и унесли еду, а потом разбудили свирепня…
— Но зачем?! — прошептал Улисс. Он испытывал и жалость и ужас одновременно.
— Мы боялись, что ты заберешь наши ампулы, — просто сказал Шибень, — старуха и так дает их очень редко. А тебя она любила и могла отдать сразу все.
— Да какие еще ампулы? — Улисс схватил Шибня за плечи и тряхнул изо всех сил. — Ты можешь мне объяснить, что это такое?
— Я объясню, Улисс, — послышалось вдруг от двери. В комнату вошла Канитель.