Попытка – не пытка

– Но почему? – спросила я, все еще не понимая, о чем он говорит.

– А потому, – Натаныч снова задумчиво улыбнулся. – Потому что я придумал машину времени только для того, чтобы увидеть живой свою мать. А в параллельной реальности она прожила до 2004 года. И я, тот, который живет в том альтернативном времени, даже примерно не может вообразить, как работает эта временная программа.

– И ты себе не рассказал?!

– Нет. Ты же знаешь, я не выдаю государственных секретов. А нашу с тобой деятельность я расцениваю именно так. Поэтому утром я пойду к Сталину и доложу ему о том, что выполнил все его задания, в том числе то, за которое он хотел меня расстрелять. А ты иди спи, потому что завтра сначала ты полетишь к нему, а потом, когда вернешься, нажмешь кнопку и запустишь итерационную программу. Да… И забери свой комп. С его помощью все рано нельзя прочитать ни об одном политическом деятеле, который мне интересен.

Я встала и, прижав к себе ноутбук, пошла к двери. На пороге я остановилась и решила задать Натанычу еще один вопрос:

– А почему кнопку буду нажимать я? Ведь это твоя программа, ты ее придумал.

– Потому что итерационную переделку мира может запустить только тот, кто создал альтернативную реальность. А это сделала именно ты в тот самый день, когда отправилась в 1937 год и получила по морде на Лубянке.

Мы попрощались, и я пошла домой. За окном уже было раннее утро…

Немного подремав, я проснулась с каким-то тягостным ощущением надвигающейся беды. На часах было десять утра. Мне не хотелось выходить из дома, чтобы не пропустить звонок Натаныча, и я пошла пить кофе. К своему удивлению я обнаружила на кухне Машу, которая варила суп.

– Привет, Маш. Что это ты делаешь? – Я села на табуретку.

Она улыбнулась:

– Обед готовлю. Как обычно.

Мне показалось, что параллельная реальность каким-то чудом пришла в наш дом. И давно это она тут обеды варит? У меня гениальный сын. Он умудрился влюбиться в хозяйственную девушку! Осталось только понять, что тут у них происходит. Сказав, что хочу съесть бутерброд, я открыла холодильник. Он был полон каких-то кастрюлек, лоточков и мисочек. Может, это изобилие альтернативного мира? Я сварила кофе и достала сыр.

– Маш, а Глеб где?

– В газету поехал. Он всю ночь аналитический обзор писал про что-то там такое политическое.

– А… – Меня так и подмывало спросить, давно ли она тут поселилась, но было как-то неудобно признаваться, что я ничего не замечала.

Наконец мне пришло в голову, какой вопрос может вывести ее на чистую воду:

– Слушай… Я тебя спросить хотела. А мама твоя была не против, чтобы ты к нам так сказать досрочно переехала?

– Нет, – она насыпала зелень в кастрюлю. – Она же понимает, что беременной покой нужен. А у нас там папа совсем распоясался. Да еще брат постоянно дурит… Мне даже кажется, что он траву втихаря покуривает. Так что я ушла и вот уже две недели тут как в раю сижу. Глеб работает, я гуляю по парку… Дышу свежим воздухом…

Прояснив ситуацию, я успокоилась. Как хорошо, что я так рано родила! Как бы я сейчас к Сталину летала, если бы мой ребенок в школу ходил? Накрылось бы тогда мое строительство идеального мира, а вместе с ним и личная жизнь…

Наконец раздался долгожданный телефонный звонок:

– Ты там не умерла вдали от своего вождя? – спросил Натаныч довольно бодрым голосом.

– При смерти уже.

– Ну тогда иди сюда. Он сказал, чтобы ты не в одиннадцать, а в десять вечера переместилась.

Быстро превратив себя в красавицу и надев новое платье, я примчалась на девятый этаж.

– Ты как себя чувствуешь? – У меня снова возникло ощущение какой-то тоски. – Ничего не случилось? Что тебе Сталин сказал?

Натаныч хмыкнул:

– Похвалил. Через силу, по-моему. Так сказать, не мог не признать моих заслуг и заставил себя побороть личную неприязнь.

– Ну чего ты сочиняешь? – Я села на ковер и подобрала штекеры. – С какой стати у него неприязнь какая-то появилась, если раньше ее не было?

Он застучал клавиатурой и буркнул:

– Нет у меня желания говорить об этом. Собралась лететь – вот и лети. А когда вернешься, мы с тобой поболтаем кое о чем.

Он брякнул по клавише и отправил меня в иную реальность.

В 1937 году я вскочила с пола и бросилась к Сталину:

– Как я соскучилась! Ты знаешь, сколько я тебя не видела? Целую вечность! Мне казалось, что еще чуть-чуть – и я уже дышать не смогу от того, что тебя рядом нет.

– Ну, зато теперь ты дышать спокойно будешь. – Он повел меня в гостиную. – Основную работу я сделал. Поэтому свободного времени у меня немного больше будет. Сможем чаще видеться. Ну и параллельно заниматься всякими делами. Кинематографом, например. А то с этой политикой так дальше творчества Александрова и не продвинемся.

Мы сели на диван. Сталин достал «Герцеговину» и закурил. Я, закрыв глаза, прижалась к нему.

– Я ведь все знаю. Ты тут без меня рапорты из будущего читал. Тебе все доложили… О том, что ты создал грандиозное государство. Про сверхдержаву… И про «Генеральный план развития СССР»… Скажи! – Я посмотрела на него и утонула в его взгляде. – Как тебе это удалось? Ведь всего, что ты прочитал, на самом-то деле недостаточно даже для написания диссертации 1937 года.

Он пододвинул пепельницу и стряхнул папиросу:

– Не преувеличивай. Для диссертации всего одной книги из твоего мира хватило бы. А если говорить об этом плане… Самое главное было понять, что сильной страной управлять гораздо проще, чем слабой. И когда я придумал, как превратить Советский Союз в сверхмощное государство, то понял, что теперь не имеет значения, для какого года и для какой реальности я буду писать этот документ. Смысл заключался в том, что СССР должен постоянно руководить миром. Ну а для этого нам требуется совсем немного.

– Что? – Я обняла его.

– Патриотизм, нерушимый патриотизм! – Он посмотрел на меня и усмехнулся. – Только он у каждого должен быть, понимаешь, у каждого гражданина Советского Союза. Он должен стоять на первом месте в системе ценностей. Патриотизм – это как любовь. Можно бесконечно испытывать терпение народа и заставлять его любить страну, которая не дает ему ничего, кроме разочарования. А потом долго сетовать на то, что, оказывается, никто ни во что не верит. Но понимаешь… Гораздо-то проще быть патриотом в мощной сверхдержаве, где созданы все условия для счастливой, насыщенной и по-настоящему комфортной жизни. И поэтому… Ближайшие пятнадцать лет мне придется неустанно работать. Ну а потом этим должны будут заниматься все последующие руководители государства.

– Я тобой восхищаюсь! – сказала я и поняла, что во мне зашкалило чувство восторженной любви. – Мне жаль, что в моей реальности ты окружил себя такой секретностью, что сегодня мало кто знает, сколько ты сделал для страны.

– У тебя в голове помутилось, – рассмеялся он и обнял меня. – Твоей реальности для меня не существует. И мне все равно, как и что там произошло, сколько ошибок я там сделал и почему. Есть только этот мир… – Он иронично посмотрел на меня. – И в нем ко мне пришла ты и сказала, что хочешь жить в величайшем и непобедимом государстве. Разве я мог тебе отказать? Вот оно, это государство, – показал он за окно. – Я сделал то, о чем ты просила. И теперь тебе ничего не остается, как только быть постоянно рядом со мной и вдохновлять меня на его дальнейшее строительство.

– Ты, как всегда, шутишь… А я так люблю тебя, так люблю, – говорила я, целуя его. – Но ты даже не представляешь себе, как мне страшно. Я так хотела бы никогда не расставаться с тобой, но… Мне неизвестно, буду ли я здесь следующие пятнадцать лет.

Он удивленно посмотрел на меня:

– Ты разве не знаешь? Твой изобретательный друг ничего тебе не сказал?

– О чем?

– Когда он приходил ко мне в 1952 год, там его встретила ты. По его словам, мы были с тобой вместе. И мне непонятно, с какой целью он это от тебя скрыл.