Что-то происходит

Но прежде чем исполнить свое намерение, Гордон Мэйфилд вспыхнул ярким пламенем. — Боже! — вскрикнул Рэй, отшатываясь. Стол перевернулся. И карты и деньги разлетелись по всей комнате. Джейн Маккорд завизжала. Завизжал и ее муж. Джонни попятился, споткнулся и ударился спиной об стену. Тело Гордона было охвачено пламенем с ног до его лысой макушки. Он корчился, извивался, в какой-то момент вспыхнула его рубашка-шотландка, из рукава вылетели две горящие двойки и шмякнулись в лицо Ховарда. Гордон вопил о помощи. Плоть исчезала на глазах, словно испепеляемая полыхающим внутри жаром. Он в прямом смысле рвал на себе кожу, отчаянно пытаясь выпростать из себя нестерпимый огонь.

— Помогите ему! — крикнула Бренда. — Кто-нибудь, помогите ему!

Но Гордон уже упал в угол. Стена занялась пламенем. Потолок над головой Гордона почернел от копоти. С негромким хлопком лопнул его «Ролекс».

Джонни стоял на коленях, используя перевернутый стол в качестве щита. Но стоило ему подняться на ноги, палящий жар полыхнул в лицо. Гордон был, весь охвачен извивающимися языками желтого пламени. Джонни хватило сил развернуться, схватить за руку Бренду и помчаться к выходу.

— Бегите! — кричал он на ходу. — Все бегите на улицу!

Но, выскочив за дверь, дожидаться никого не стал, а помчался вместе с Брендой в ночь, подальше от дома, вдоль по Сильва-стрит к югу. Оглянувшись, он заметил, как еще несколько фигур выскочили из дома, но не мог понять, кто именно. Затем полыхнуло ослепительно белое пламя, и дом Рэя Барнета взлетел на воздух, разметав в ночи бревна, доски и всякую домашнюю утварь. Ударной волной их бросило на тротуар. Бренда вопила, и Джонни пришлось заткнуть ей рот ладонью. Он понял, что, если не сделает этого, ему самому может настать конец. Сверху валились обломки того, что было домом, а также горящие куски человеческой плоти. Джонни и Бренда вскочили и помчались прочь, не обращая внимания на разбитые и кровоточащие колени.

Они пробежали через центр города, по главной его магистрали под названием Строб-стрит, миновали театр Спектора и книжную лавку религиозной литературы Скиппа. В ночи со всех сторон слышались вопли и крики, в небе над полями плясали красные огни. Джонни думал только о том, как добраться домой, и надеялся, что до этого момента земля не разверзнется под ногами и не поглотит их.

Джонни и Бренда бежали мимо кладбища на холме Макдауэлл, когда очередной треск и взрыв снова сбил их с ног. Повсюду над головой полыхали красные молнии, в воздухе стоял тошнотворно-сладкий запах. Когда Джонни смог поднять голову и оглядеться, он обнаружил, что холма больше не существует, на его месте — вмятина, словно от удара гигантского кулака. А спустя три секунды с неба на равнину, которая раньше была холмом и двести лет — кладбищем, начали сыпаться обломки гробов и надгробий. Гравитационная гаубица, подумал Джонни. Подняв Бренду, он помчался дальше — по Ольсон-лейн и мимо руин баптистской церкви на перекрестке Дэниэлс и Саул-стрит.

Когда они пробегали по Райт-стрит, большой кирпичный дом от удара невидимой разбушевавшейся гравитационной стихии прямо на глазах превратился в груду развалин, над которой взметнулся столб пыли. Джонни крепко сжимал руку Бренды, увлекая ее за собой по пустынным улицам. Гравитационные гаубицы грохотали по всему городу — от Шоу-стрит на западе до бульвара Баркера на востоке. Над головой по-прежнему полыхали красные молнии, рассекая ночное небо как плетки-девятихвостки. Наконец они очутились на Кольце Страйбера, практически на краю города, где раньше можно было любоваться бескрайними полями и бездонным звездным небом над ними и куда дети обычно приходили с тайной надеждой встретиться с НЛО.

Но нынче ночью не будет ни НЛО, ни малейшей надежды на спасение Земли. Гравитационные гаубицы молотили по полям так, что тряслись звезды. Земля дрожала. В неверном свете красных молний Джонни и Бренда могли видеть результаты действия этих гаубиц. На кукурузных полях чернели прогалины диаметром от двенадцати до пятнадцати футов. Кулак Божий, подумал Джонни. На той улице, что осталась у них за спиной, еще один дом превратился в руины. Гравитационные гаубицы молотили без какой-либо особой цели или задачи, но Джонни видел, что осталось от Стэна Хайнса однажды солнечным воскресным утром, когда тот подвернулся под такой удар. Кровавое месиво в смятых ботинках. Словно раздавленный гнилой гриб.

Гаубицы молотили по полям, по городу. Еще несколько домов на северной окраине превратилось в прах. И затем все внезапно кончилось. Как отрезало. Стали слышны человеческие крики, собачий лай. Звуки сливались, переплетались и вскоре стали попросту неразличимы.

Джонни и Бренда сидели на обочине дороги, держась за руки, и дрожали. Долгая ночь продолжалась.

Глава 3

Солнце приобрело фиолетовый оттенок. Даже в самый полдень оно выглядело как пурпурно-лиловый шар на белесом невыразительном небосклоне. Жара стояла по-прежнему, но исходила она теперь скорее всего не от солнца. Миновали первые дни нового года, и палящая зима медленно катилась к весне.

Впервые Джонни заметил это на руках Бренды. Коричневые пятнышки. Признак старости, подумал он. Кожа ее стала меняться. Она становилась все более сухой, глубокие морщины складками прочертили лицо. В свои двадцать семь она начала седеть.

А спустя некоторое время, бреясь перед зеркалом и споласкивая лицо бензином, обратил внимание и на себя. Складки вокруг глаз куда-то пропали. Лицо стало глаже. А еще и одежда: одежда вдруг стала ему велика. Она висела мешком, в рубашки можно было обернуться несколько раз.

Конечно, Бренда тоже обратила на это внимание. Просто не могла не обратить, хотя и старалась изо всех сил не подавать виду. Кости начали побаливать, позвоночник все суровее пригибал к земле. Болели суставы пальцев, а хуже всего — она уже не могла совладать с руками и однажды уронила Джей-Джея, который упал и разбился на мелкие части, как глиняная пластинка. Как-то в марте она взглянула в зеркало, увидела отражение морщинистого старческого лица и все поняла. Потом присмотрелась к Джонни и увидела вместо, тридцатилетнего мужчины девятнадцатилетнего юношу.

Они сидели на крыльце рядом. Джонни — непоседливо и нервно, как и полагается молодежи рядом с седовласыми старцами, Бренда — неподвижно и молча, уставившись прямо перед собой слезящимися выцветшими голубыми глазами.

— Мы движемся в разных направлениях, — произнес Джонни голосом, который становился выше и выше день ото дня. — Я не понимаю, что происходит и почему. Но… это так. — Он потянулся и прикоснулся к ее морщинистой руке. Косточки ее стали тонкими, как у птички. — Я тебя люблю, — добавил он. — И я тебя люблю, — улыбнувшись, дребезжащим старческим голосом ответила она.

Некоторое время они сидели, залитые пурпурным сиянием. Потом Джонни вскочил, выбежал на улицу и принялся швырять камни, целясь в опустевший дом Гордона Мэйфилда. Бренда дремала, роняя голову.

Что-то происходит, думала она в сонном оцепенении. Вспомнился день свадьбы. Она вытерла с подбородка тонкую слюнку и улыбнулась. Что-то происходит. Что это было и куда все это ушло?

Джонни начал дружить с собаками, но Бренда не разрешала держать их в доме. Джонни обещал, что будет убирать за ними, кормить и все прочее, что полагается в таких случаях делать. Бренда ответила категорическим отказом и добавила, что не желает видеть в доме драную когтями мебель. Джонни немного поскандалил, но успокоился. В одном заброшенном доме он нашел бейсбольную биту и мяч и большую часть времени проводил, гоняя его на улице. Бренда пыталась заняться вязаньем, но пальцы уже не слушались.

Наступают последние дни, думала она, сидя на крыльце и наблюдая за тем, как маленький мальчик бегает с мячом по улице. На коленях она постоянно держала Библию и пыталась читать, хотя глаза болели и слезились. Наконец-то настали последние дни, и н№ одному человеку не под силу остановить течение времени.