Армада

— Блядь… и хули?? Кто выпустил??? Дежууурный, блядь!!!! При чём тут это???… — ору уже.

— Да не в этом дело… он там жрачку искать начал, и наплыл на хлебореза, на Гаджика. Гаджиева… гм, — Егор продолжает объяснение, и в этот момент стучатся в дверь, а затем её открывают… (если не выполнить эти мои требования захода ко мне в канцелярию — постучаться, и только потом входить… после моего разрешения, — изображу буйнопомешанного и сделаю вошедшего тихопомешанным.) Добиться того, чтобы после стука дожидались устного разрешения, так и не смог, поэтому у меня на столе всегда стояли две круглые батарейки — кидаться в того, кто ворвался без разрешения в канцелярию. Если со всей дури запустить такой батарейкой в человека, то при попадании человек кричит и хватается за место, куда прилетела эта батарейка. Зато потом этот человек целых полторы недели помнит, что нужно дождаться приглашения)

…просовывается рожа Галсанова (бурят, тупой, когда пьяный, может кинуться хоть на чёрта с рогами, когда не пьяный — очень хочет стать пьяным).

— Скройся, — рявкает Егор, и продолжает рассказ. — Короче, это чмо в рот за масло взяло!! Пиздец…

«ОООООЙ граждане, иногда сам не знаешь, чо (каво) у тебя там «в запазухе» есть».

— ЧИВОООООООООООООООООООО!!!!! — сказанное вытесняет удивление от того, что при мне в моей канцелярии распоряжается старшина…пусть и хороший, однако срочник, при мне — офицере, рулит бойцом, пытавшемся войти по моей команде. Это тоже говорит о том, что ситуация чрезвычайно серьёзная.

— Реально… товарищ лейтенант… мне его приволакивают, блядь… я ему в кладовой в ебло, а потом говорю — к аппарату!! И штаны расстёгиваю, он на колени — бух! Я коленкой хотел в рыло… да и то в падлу стало… взвод с ним не построится… вы бы вот встали рядом??

— Баляаааааааа…. Дежууууурныыый!!!!! — дверь опять открывается, просовывается рожа Галсанова.

— Вызывали???

Подлетаю и начинаю пиздошить, приговаривая: Я (хуякс)… сколько (пиздык) раз тебе, обезьяна, (еблысь) говорить, блядь такая, буду (ннааа), что слова «можно» в армии нет?? (хуяк, хуяк, пиздык, еблысь, ннааааа) Ты, блядина, как мне пропускной режим тут ночью держишь?? — пинаю уже ногами… кровища… Вадим давно тут не ротный, но думаю, что сделал бы так же. Хотя он-то вряд ли допустил бы.

В моей роте пидор. Офигенная перспектива у тя, Скворин — командовать пидором.

Иду к роте — там та же картина… Взвод-то стоит, а вот Примус в двух шагах от строя.

— Товарищи солдаты… ну вы в курсе… среди нас завёлся пидорас. Кто его теперь хоть пальцем коснется, будет отпизжен хлеще Галсанова, — тут же подлетаю ко второму взводу и вешаю плюху Иванову, — хули ты лыбишься, дебил? Ты что, не понимаешь, что теперь во всей бригаде наша рота стала ротой, где есть пидоры??? Всем, сука, молчать и слушать. Егор… тащи сюда хлебореза и старшего рабкоманды по столовой… это приказ, блядь, и мне по хуй, хотят они идти или нет… принести, блядь… бери, кого считаешь нужным… — Егор кивает Пню, Федору (этот не санинструктор — наш) и Бондарю — уходят.

— Значица, так, товарищи солдаты… если хоть одна блядь подойдёт к этой мрази или упомянет о ней…я угандошу… я обещаю… я, может, и ебанутый во всю голову, но обещания держу… и вы это знаете… Вопросы???

— Никак нет, — нестройный хор.

— НЕ СЛЫШУ!!!

— НИКАК НЕТ!!! — дружный рёв.

— Примус — туалет блестит!!! Бегом… отставить… бегом… отставить, Примус… я щя табуреткой уебу… Бегом!!! Мааарш!!

Потом осматриваю роту, но ни хрена не осматриваю… мне сейчас не до синячков, качаю ситуацию… ага… вот… привели.

Утро. У них там, в столовой, самый напряг, утренняя раздача горит, чтобы оторвать от службы, надо уметь… мои умеют. Старший рабкоманды с третьего батальона держится за лицо, выхватил уже, похоже, по дороге… пока соглашался сбегать к нам в гости по-быстрому. От моей роты до столовой метров 20. А вот хлеборез Гаджи пришёл сам… не стал доводить. И чует свою безнаказанность. Примус ведь сам опустился. А Гаджи в авторитете у местного землячества, и должность — круче не придумаешь… чурки ебаные. Заходит — руки в карманах… тварь. Права пришёл качать.

«Щя я покажу тебе демократию». Чурки вообще любят демократию. Она позволяет им творить такое, за что дома недемократичные родственники давно башку бы отпилили тупым ножиком.

Я молча иду в канцелярию и беру «замполита» — дубину… когда выхожу, Гаджи понимает, что его привели не на лекцию… сереет лицом, делает шаг назад…

Я командую:

— Егор, если хоть кто-то из наших чурок дёрнется — гаси. Федор — на дверь… Всё… молись, чурка… — и хуярю его дубиной по ногам, он подпрыгивает и щемится. Егор кого-то уже отоваривает, к нему летит Бондарь на подмогу. Федор на двери (изнутри щеколда) — ебло зверское, подойди — опиздюлься!. Пень стоит стоймя, потому что тормоз. Но за наших стоит… я чую… а чурка… ну что чурка… на четвёртом ударе оно ползало и молило… он реально испугался, что я его убью (да я и сам испугался… потом… задним числом)… потом накарябал бумагу, всю в кровавых соплях, как изнасиловал мудака Примуса. Старший рабкоманды, видя такой пиздец, получив устное напутствие молчать о том, что было ночью, чтоб его не пригласили в гости повторно и отдельно, конечно, пишет бумагу, как свидетель изнасилования, хотя, как выяснилось, всё было без него, при других солдатах чучмекского происхождения.

Ну, потом разборы с начпродом и замполитами всех мастей… и мой очередной запой дня на три… когда совсем уж заебали. А чего париться??… безнаказанность, она если есть… то она для всех.

Так вот, этого ещё не случилось, но случится, а пока что Примус идёт семимильными шагами к этому. Этот, с позволения сказать, боец, напоролся какого-то незрелого дерьма и обосрался прямо в десанте на рубеже развёртывания. В смысле — буквально насрал в штаны, а кто ездил в десанте БМП — знает… там и так дышать нечем на марше… в общем, машина встала… народ высыпал на свежий воздух, Примуса, конечно, на этот воздух высыпали, как картошку. Пиздец моему 2-му отделению на рубеже развёртывания. БМП-2, набитая десантом, была геройски «уничтожена» гранатомётчиком этого же отделения, засранцем Примусом. Занавес.

А в реале получается вот такой расклад, у меня одна машина во взводе не дошла до спешивания. Стало быть, ВЕСЬ заезд бригады — не зачет.

Из-за одного засранца. А кто виноват? Кто этот засранец, не уследивший за жрущим всякую дрянь солдатом?? Ну, для комбрига, конечно — комбат… а для комбата?? Конечно, Вадим…а для Вадима?? Вот то-то и оно… один для всех, твою мать.

Так что засранцы спокойно живут только в инете и на гражданке… оттого-то армию они и ненавидят.

Отыграли учения всё-таки в итоге на пять. Никто не обосрался. Конечно… столько дрочить-то.

Вернулись на зимние квартиры. И ротный, который толком только и успел, что познакомить меня с офицерами батальона да показать основных уёбков в роте, ротный, при котором бледнели уроды, с которыми мне предстоит ещё биться каждый день — заявляет о своём переводе в Читу в дисбат.

Рота должна отойти Денису, но он не был в отпуске уже год с лихуем.

Вывод прост и ненавязчив. Один сдаёт — другой принимает, и оба летят белыми птицами с максимально возможной скоростью в отпуска. То-то ротный был так рад моему приезду, у него сложилась вся схема.

А я… а мне служить — оборону крепить. С Батоном. И только-что назначенным на должность старшины Егором (пока — человеком Дениса). Потому что Виталик П. своё дослуживает к ноябрю. На дворе сентябрь, и я впервые задумываюсь о том, что есть ещё и личная жизнь, а жена далеко в Москве носит под сердцем моего сына. Ивана.

Приехали с учений, начали входить в ритм казарменной жизни. После месяца-полутора в полях холодная вода из крана — манна небесная. В казарме воду и свет отрубают куда реже, чем в городке, где этих радостей, кроме дома комбрига и зампотеха, практически не бывает. Вообще, в Борзе можно заниматься двумя вещами… служить и не служить.