Насмешник

Ко времени ланча в Кибо прибыла еще группа туристов с «Родезии». Они побывали на рассвете и закате на местах водопоя в заповеднике, видели множество зверей, сделали множество фотографий и остались очень довольны своей экскурсией.

17 февраля. Возвращение в Момбасу. Тем вечером я нашел веселого бородатого врача, который изъявил желание пойти со мной в «Звезду». Это был его первый поход в сие злачное местечко, и, побыв там всего несколько минут, он решил, что оно не для нас, после того, как девушка из Занзибара, накурившаяся, как он определил, гашиша, неоправданно и демонстративно выразила презрение к его кроткому виду. Должен признаться, меня это ужасно развеселило.

18 февраля. На заре отплыли и зашли на день в Тангу. Я остался на пароходе, поскольку собирался поехать туда позже, из Дар-эс-Салама, но сейчас могу дать совет тем, кому, как нам, придется провести день в этой оживленной провинциальной столице.

Не соглашайтесь на предложение посетить плантацию сизаля, если только у вас нет какого-то особого интереса к этому растению, которому природа явно назначила быть живописным сорняком; вид бесконечных полей с ровными рядами сизаля действует угнетающе.

Не давайте везти себя в серную пещеру, которой они гордятся.

Единственное место, куда стоит поехать из Танги, это Пангани, арабский город милях в тридцати дальше по берегу. Туда ведет хорошая дорога (после Пангани она большую часть года непроходима), и по пути есть на что посмотреть: это, во-первых, развалины мечети в Тонголи, для неспециалиста мало чем отличающиеся от развалин других мечетей, и, во-вторых, принадлежащая швейцарцу плантация сизаля. Само поместье совершенно не похоже на другие — у одного рабочего-суахильца обнаружился талант к настенным росписям, и хозяева держат его в качестве, так сказать, своего официального художника. Деревня состоит из одинаковых прямоугольных побеленных бетонных домиков, стоящих рядами, столь же практичными, сколь и унылыми, как окружающие их ряды сизаля. Стены этих построек почти полностью покрыты живописными сценами местной жизни, изображенными в натуральную величину. — танцоры, животные, белые, индийцы, туземцы разных племен, воины, полицейские, преступники. Эти изображения не переживут века, но сейчас они радуют глаз.

В деревне было полно праздношатающегося народа, многие порядком навеселе, поскольку хороший работник мог справиться со своей нормой рубки сизаля за четыре часа и, если хотел, в десять утра уже был свободен, и получал свой дневной заработок. А если он выполнял две нормы, то мог позволить себе куда большее количество спиртного.

Пангани стоит в устье реки того же названия, которая течет по южным склонам Килиманджаро. Напротив, на той стороне переправы, к которой подходят дороги, по вероятности, от Дар-эс-Салама, видны ярко-зеленый холм и старая мечеть. На этой стороне, в Танге, прекрасная набережная и променад, величественный арабский форт, в котором теперь находятся резиденция и офис районного комиссара, несколько высоких неприступных арабских дворцов, где потомки работорговцев и корабельных дел мастеров живут своей декадентской жизнью. Поговаривают, что за их глухими белыми стенами еще продолжает существовать мягкая форма домашнего рабства. Небольшая больница и тюрьма, возведенные немцами из местных материалов и в местном стиле, производят обманчивое, но приятное впечатление старинных построек. Британская оккупация отмечена памятной доской в месте их высадки во время Первой мировой войны и двумя небольшими скверными зданиями, построенными Департаментом общественных работ. В Пангани живет лишь один европеец, комиссар, кроме него есть еще несколько индийцев. Есть здесь и бар, называющийся «Удача», где самые молодые и падшие арабы открыто нарушают заповеди Пророка. Говорят, они не отличаются умом и не имеют моральных принципов.

Это все, что можно увидеть в Пангани, но тем не менее здесь стоит побывать. Возможно, городишко недолго просуществует. Ему нет места в современной Африке. Может, мне не стоило тревожить его тихий упадок, рекомендуя его туристам? Не думаю. В его нынешнем покое нет ничего от очаровательной мечтательности. В пору его расцвета здесь царили жестокость, алчность и филистерство. В нем есть лишь физическая красота, да и та низшего свойства — колоритность. Пусть она и станет мишенью для объективов.

19 февраля. Характер пассажиров изменился. Миссионеры, чиновники и большое количество молодых людей, направлявшихся к месту службы, сошли в Момбасе, и их место заняли отдыхающие, многие из которых были с отдаленных ферм в Кении, которым захотелось провести несколько дней в коротком плавании на пароходе, чтобы сменить надоевшие стол и компанию.

На рассвете мы бросили якорь в Занзибаре. Днем — дикая жара. Я такой еще не видывал. Говорят, на острове сейчас прохладный сезон. Часовой вылазки на берег с лихвой хватило, чтобы оживить старые воспоминания; потом я вернулся на пароход, залез в холодную ванну и остаток дня провел, сидя под вентиляторами.

Пожилым англичанам Занзибар помнится по великому скандалу, вызванному выходкой блумсберийцев[218], когда Вирджиния Вулф со своими друзьями, под видом занзибарского султана и его свиты, посетили с визитом английский военный корабль в Портсмуте, а еще он помнится по епископу Уэстону, оккупировавшему престол англиканской церкви. Уэстон был героем многих проповедей, произносившихся в лэнсингской церкви, а его кафедральный собор, построенный на месте старого невольничьего рынка, — символом благодетельного присутствия Британии в Восточной Африке. Именно Уэстон перед самым началом Первой мировой войны едва не расколол англиканскую церковь, обвинив соседних епископов в сотрудничестве с церковными диссидентами. Тот, кто читал «Духовную Энеиду» Роналда Нокса, вспомнит, какое сильное возбуждение вызвал у его клики инцидент, который, по его словам, комитет Ламбета воспринял как «в высшей степени угодный Богу и никогда не могущий повториться». Ныне этот собор представляет собой весьма жалкое зрелище. Там, где прежде «кормились» шесть священников, ныне остался один. Сегодня миссия основное внимание уделяет работе на материке и исторически незначительное сооружение с его медными памятными досками над прахом британских чиновников напоминает захудалый храм на Ривьере. Ни одна из церквей не преуспела в этом последнем из арабских султанатов. Восемьдесят лет назад надеялись, что провинцию удастся присоединить к христианскому миру. Британское правление распространилось Лишь на колонии индийцев.

Еще одна нелепость — объявления на пароходе и на пристани, требующие от европейских женщин проявлять уважение к чувствам местных жителей, соблюдая скромность в одежде. Жива еще память о диккенсовской миссис Джеллиби[219] и всех тех кружках шитья, в которых шили платья для нагих язычниц по моделям мамаши Хаббард[220]! Не зря говорят, что французские туристки самые бесстыдные. Пока не вмешалась полиция, они разгуливали по базару в бикини.

В Занзибаре нет ни нищих, ни бродячих торговцев. Узкие улочки чисты, благоуханны и тенисты. Я не заметил в городе каких-то перемен, разве что форт привели в порядок и открыли для посетителей. Приятный городок. Мало какому из домов больше ста пятидесяти лет, но все построены в традиционной манере из камня, оштукатурены, покрашены и перекрашены, и то тут, то там осторожные волны прилива обнажают крапчатую белизну камня с резными дверями и тайными садами за ними, а улочки вьются вдоль троп, первоначально протоптанных вьючными животными. В лавках среди обычной дешевой экзотики, предназначенной для туристов, можно найти подлинные старинные арабские и африканские вещицы. Исчезли менялы, которые, бывало, всякий раз, когда в гавань входили арабские дау, доставали из кожаных мешочков золотые слитки, прекратившие хождение во всем мире, но только не здесь, и которые оценивались на вес. Несколько фигур в брюках махали пачками эскудо перед носом пассажиров, направлявшихся в Мозамбик, где почтенные толстяки в тюрбанах сидели, скрестив ноги, возле своих весов. Тут по-прежнему нет гостиницы для туристов. На северном острове Пемба все так же часто попадаются колдуны, приходящие сюда, чтобы совершенствоваться в искусстве черной магии. Султан правит с 1911 года и находится на своем троне дольше любого из ныне живущих властителей. Его подданные не имеют национальности, это частью арабы, частью индийцы, частью суахильцы; британская администрация безупречна, эффективна и благожелательна. Нет сомнений, что в скором времени мы прочитаем в газетах о «занзибарском национализме» и колониальной тирании.

218

Название кружка английских писателей, философов и художников, в период между 1907–1930 годами часто встречавшихся в доме Клайва и Ванессы Белл в Блумсбери, центральном районе Лондона, для обсуждения вопросов искусства и философии в духе агностицизма. Среди наиболее известных блумсберийцев можно, например, назвать писателей Э. М. Форстера, Вирджинию Вулф, Олдоса Хакли и Т. С. Элиота, философа Бертрана Рассела, скульптора Стивена Томлина, художественного критика Клайва Белла.

219

Персонаж романа Ч. Диккенса «Холодный дом».

220

Элизабет Хаббард — в 1900-х годах владелица салона красоты на богатой Пятой авеню в Нью-Йорке.