Страница 16 из 36
Но конечно в рекламных и пропагандистских роликах людей дурят, что националисты все как один махровые антисемиты, а еще они против «кавказцев», против демократии, и вообще против всего, что присуще каждому истинному толерантному россиянину. Сами суки последних ветеранов ВОВ нищетой добивают, а чуть что по старинке за их спины, за их подвиг прячутся. Мол деды против фашизма воевали. А наши деды, прадеды, все предки наши, — сильно и резко повысил голос Вадим, — нашу землю отстояли. Германских нацистов били! Итальянских фашистов били! Французов тоже били, поляков с одними колами из Москвы гнали. Всех, каждого кто хотел нас в удобрения превратить того и били. Теперь наш черед!
— Симпатии значительной части общества, — очень серьезно заметил Маузер, — уже заметно и ощутимо качнулись в сторону русских националистов. Пока еще пассивно, но люди, хоть и с оговорками, их поддерживают. Средний возраст действующего активного националиста двадцать — двадцать пять лет, а на подходе новые поколения, им сегодня от четырнадцати до восемнадцати лет, но у них уже отняли будущее, они уже знают что для них на этой земле, на их Родине, нет ни места ни перспективы. Такие настроения стремительно нарастают и будут только усиливаться, уже сегодня сейчас особенно в молодежной среде они являются преобладающими. Поэтому даже более чем умеренных националистов вывели с легального политического поля, не дают им создать объединения и выйти на выборы. Вместо них создаются псевдообъединения ряженых «националистов», но именно ряженые силой и авторитетом в молодежной среде не обладают. Народ и его наиболее активная часть не пойдет как стадо баранов на убой по призыву этих ряженых господ. Ряженые и их покровители это знают. Власть втайне паникует. Националистов боятся. Загоняют их в подполье и там хотят уничтожить. В ответ в тени создаются боевые автономные группы. В них усиливается радикализм. Репрессии вызывают у подпольщиков ощущение обреченности и чувство жертвенности. В их среде уже есть свои мученики и герои. Теперь в нелегальные группы многие идут положить свою жизнь на алтарь грядущей победы. И рано или поздно они выйдут из тени с оружием в руках и остановить их будет некому. Если уж внутренние войска кормят просроченными собачьими консервами, а против тех кто этим возмущается, возбуждают уголовные дела, то это означает, что власть уже пожирает самое себя.
— Отдельные группы, без связи, без координационного центра, без единой программы, без кадрового административного резерва способного заполнить звенья управления государством, — стал возражать я, — это же несерьезно, ну постреляете полицейских, вволю покричите, под шумок ряженые «националисты» пограбят, а потом придет чужеземный дядя и всех сметет. Если повезет, то нам установят нормальную оккупационную администрацию как в Западной Германии или в Японии после второй мировой войны. Не повезет, будем за горсть риса работать на полях и ткацких фабриках Поднебесной. Это здоровые будут работать, всех остальных в утиль. Вот и вся «великая националистическая» революция. Пшик! И кровь, много крови… Это путь в никуда, это самоубийство. Вы играете в заговор и втягиваете в него людей, но это смертельная игра… не боитесь? Взять на себя ответственность не боитесь?
— А ты не боишься? — неожиданно спросил, как ножом ударил, Вадим, и напористо продолжил, — сам то не боишься, а? Трепать языком мы все горазды. А я вот тебе предлагаю принять участие в боевой акции, узнаешь систему связи и принципы координации автономных боевых групп. Скорость принятия решений, наши административные возможности. Пойдешь?
Я сидя на стуле разом вспотел, ладони со столешницы убрал на колени, «под ложечкой» противно засосало. Нет, я не пойду. Такие действия я не одобряю, в террористы вступать не желаю. Потом у меня судебный процесс впереди я же в столицу по делу приехал, а не бороться за великое дело. А еще дома проблем полно, вон кран на кухне подтекает, жена давно просила починить, обещал по возвращению сделать да и вообще…
Маузер глядя на моё как опавшее лицо чуть заметно улыбнулся, а я жалким голосом проблеял:
— Это же секретная информация, да? — мокрой ладонью вытер вспотевший лоб, — Ну как же так сразу, а? Ты же меня совсем не знаешь…и вдруг на акцию.
— Это ничего, — со зловещим спокойствием сказал Вадим, — я тебе доверяю, потом у тебя вроде как опыт в реале есть. Вчера прочитал твою книжку, там ты весь из себя такой крутой. Нам такие спецы нужны.
Я вцепился в свою книжку как утопающий в спасательный круг, надеясь перевести разговор на литературу:
— Я же от первого лица писал, это только потому что есть такой художественный прием, — рассматривая узор на скатерти бормотал я, — личность автора и его «героя» это разные вещи… повествование от первого лица дает читателю ощущение реальности и сопричастности к событию, вот например…
— Да ты не переживай так, — прервал меня Вадим, или уже Макс (?), — тебе наверняка понравится, это очень прикольно.
— У нас убивают не больно, — зловредно ухмыляясь заверил Маузер, — и потом есть шанс, что сразу не убьют, хотя новичкам редко везет.
— Ребята я…
— Да ладно тебе, пошли, — решительно встал со стула Вадим, — тут не далеко.
И я пошел, было действительно не далеко…
Глава шестая
Мое лицо закрыто черной шлем — маской, и вообще это теперь не мое лицо, а лицо бойца под именем Дэн. Теперь это мой псевдоним. Тут все под чужими именами. Тяжелый малознакомый автоматический пистолет «Глог» в кобуре, в руках подобранный с земли привычный автомат Калашникова. Не страшно, немного непривычно, а так ничего. Дыхание ровное, сердце бьется чуть чаше обычного, но это не важно. В юности я был лучшим стрелком в десантном батальоне, думаю и тут не оплошаю. В доме засели враги, наша задача их уничтожить. Группа разбившись по парам уже завершает окружение объекта. В паре со мной Малыш или это я с ним в паре? Неважно. У него опыта больше и он ведущий. Вся операция заранее тщательно отработана на карте — схеме, все учтено, насколько это вообще возможно. Наши враги знают о нас и готовы к отпору. В наушниках шепот:
— Алекс! Пошел!
— Понял Макс.
— Кит пошел.
— Понял.
— Лэнс? Гранаты готовь.
— Все готово, Макс.
— Малыш? Малыш?
— Да? Оставайся на месте. Прикрывай.
— Ясно.
— Дэн? Ты как?
— Ничего, — в микрофон шепчу я.
— Удачи тебе Дэн.
— Спасибо Макс.
В окна первого этажа летят гранаты, гулкие взрывы, в сумрачном пламени видно как бросаются вперед стремительные черные фигуры, лица закрыты масками. Вперед ребята! Удачи! И штурмовая группа врывается в здание. Треск очередей, вопли раненых. Вперед! Всех перебить, вперед группа двести восемьдесят два, вперед ребята.
— Макса убили! — слышу в наушниках тревожно испуганный крик.
— Команду принял, — это Кит, — не дергайтесь, все по плану.
— Малыш?
— Да.
— С тыла заходи, мы их туда погоним.
— Кит! Понял.
— Как Дэн? Не обосрался еще?
Малыш смотрит на меня. Сквозь прорезь маски не виден цвет его глаз.
— Я не нюхал, — раздраженно отвечает Малыш, — и не трепись, на связи.
Вдвоем молча обходим краснокирпичное уже обшарпанное административное здание, в укрытии за остовом кузова легковой машины залегли. И тут через микрофон в уши в нервную систему крик:
— Я ранен, прошу помощи, я ранен…
И еще один голос суматошный незнакомый и искаженный:
— Это засада, уходим, все в отрыв…
— Малыш за мной, — встаю я, — берем раненого и потом в отрыв…