Королева Камилла

На всех этапах предвыборной гонки Каролина была рядом с Джеком, улыбалась, выходя из авто, карет, вертолетов и поездов и демонстрируя коллекцию постоянно меняющихся нарядов. Пресса и публика, казалось, любили ее, а дурной нрав и плохие манеры Джека люди принимали за грубоватую простоту. Ему аплодировали за то, что он говорил все меньше и все резче, нахваливали за грубость с журналистами.

Когда Джек в проходной, в общем‑то, речи в развлекательном центре в Гримсби предупредил местных телезрителей, что если его переизберут, то он поднимет начальный уровень подоходного налога до пятидесяти процентов, а потом сказал: «Хотите иметь сильную социальную сферу – так нужно за нее платить», аудитория рукоплескала три минуты пятнадцать секунд. Джек сошел с трибуны, хмурясь и потрясая кулаком, но его воинственность, как всегда, приняли за страсть.

«Таймс» писала в передовице: «Мистер Баркер напомнил нам некоторые неприятные истины о налогообложении. Нам они могут прийтись не по вкусу, но, закрывая глаза на эти финансовые закономерности, мы рискуем». Просматривая на другой день прессу, Джек вспомнил некогда читанную книгу Сэмюэля Батлера «Едгин», в которой описывался мир, поставленный с ног на голову и вывернутый наизнанку: осужденных преступников там лечили в больницах, а больных запирали в тюрьмы.

Джек почти не спал и на утренних пресс– конференциях сидел бледный, с пустым взглядом; он почти ничего не ел и терял вес; он давно не стригся, да и брился без прежнего тщания. Однажды он вышел с Даунинг – стрит, 10, в хипстерских джинсах и джинсовой рубашке. И стал фигурой поклонения во Франции, где его прозвали ле мюжик энглез. Читатели журнала «Хит» признали его самым сексуальным политиком, и даже собственная жена стала снова находить его привлекательным.

Он не слушал советников и спичрайтеров и говорил короткие импровизированные речи, которые то и дело прерывались рукоплесканиями и криками одобрения. Он спорил с публикой, а она ломилась посмотреть на Джека. Иногда он вел себя фантастически беспечно, – например, на митинге в Гулле признался, что скучает по Патрисии, своей первой жене. Каролина, сидевшая рядом на сцене, не успела совладать с лицом, и фотографии ее сердитой гримасы появились наутро на первых полосах большинства английских газет.

Пат пригласили в «Женский час», где она призналась Дженни Мюррей[91], что премьер– министр ей все еще небезразличен.

– Я не хотела разводиться, – произнесла она севшим голосом. – Но и не хотела вставать у него на пути. Ведь он не мог заставить себя не влюбляться в других женщин.

Дженни Мюррей сказала с таким видом, будто до смерти хотела как следует треснуть Патрисию:

– Что ж, спасибо вам, Пат Баркер. А теперь поговорим о женщинах – саксофонистках – почему их так мало?

50

Считается, что это Бастер, пес Роя Хаттерсли[92]. известный среди собак как мудрец и сочинитель, развернул кампанию гражданского неповиновения, охватившую собачье население Англии, как огонь – сухое поле. Первые стихийные собрания проходили в парках, скверах да на задворках городских кварталов. Иные, особо неуравновешенные псы вызывались стать смертниками, но вожаки объяснили им, что самопожертвования не понадобится.

Собаки зоны Цветов сговорились собраться в сумерках на территории давно заброшенного парка аттракционов, запертого на амбарный замок. Днем маленький терьер по имени Эдди прорыл под оградой хорошую дыру. Подкоп был такой глубины, чтобы мог пролезть Рокки, самый высокий пес в Цветах.

Микки Тоби с умилением оглядывался вокруг. У него горели глаза, язык свешивался из улыбающейся пасти. Когда‑то этот парк был полон детей и собак – пока законы о безопасности быта не запретили собакам входить на территорию, а детям – влезать на деревья и пользоваться аттракционами. Ребенка можно было пустить в парк, лишь оценив риск и получив официальное разрешение. Постепенно парк все больше безлюдел, пока его и вовсе не закрыли.

Между породистыми и дворнягами объявили перемирие, и в толпе смешались представители обоих классов. Гаррис с телохранителями Спайком и Рокки по бокам вспрыгнул на трухлявое бревно для гимнастических упражнений и гавкнул, призывая к вниманию. Золотистый ретривер Нельсон, задремавший в первом ряду, очнулся и поднял уши. Остальные собаки прервали болтовню и ждали, пока Гаррис заговорит; нескольких щенят матери утихомирили затрещинами.

– Камараден, собаки! – залаял Гаррис. – Мы все здесь псовые, каких бы разных пород и воспитания ни были.

За – За, собачка принцессы Кентской, сказала:

– Но мы, породьистые сьобаки, – тье, кого старатьельно и грамьотно выводьили, – никак не можьем объединиться с дворньягами. Мы, пардон, говорьим на разных языках.

– Законы против собак распространяются на всех, вне зависимости от длины родословной.

– Но, – не унималась За – За, – дворньяги ни разу не побьеждали на выставке Крафта.

– Только из‑за того, – гавкнул Микки, – что нас туда не допускают.

Рокки зарычал, требуя тишины, и Гаррис продолжил:

– Многие из вас, те, кто из пород поумнее, слышали о той угрозе, которую несет всему собачьему миру нынешнее правительство собаконенавистников. При этом псы поглупее – думаю, вы понимаете, что это я о вас, Dummkopf… (Раздался грубый смех, несколько голов обернулось в сторону заморышей и последышей.) И те, кто не интересуется делами людей, могут не знать, что означают эти драконовские законы. Я коротко объясню все положения. Первое: с наших хозяев предлагается брать пятьсот фунтов ежегодно за лицензию на каждого из нас.

Бритни завыла:

– Тогда меня выкинут. У мой пассатижницы таких денег не водится.

– Помолчи, шлюха! – тявкнула Сьюзен.

Олторп и Карлинг принялись в шутку мутузить друг друга; их растащил Фредди, назначивший себя главным распорядителем.

– Второе: в доме разрешат держать только одну собаку.

Лео заскулил:

– Я самый младший из троих. Что, если первым будут отбрасывать того, кто добавлен последним?

– Третье: живущим в квартирах вообще запрещается держать собак. При этом, – с горечью добавил Гаррис, – кошки разрешаются.

Новость вызвала бурю злобного лая. Когда шум стих, Гаррис продолжил:

– Четвертое: очищаться нам позволено только в специальных местах, расположенных вдали от человечьего жилья. Пятое: всех собак, что воспользуются своим правом лаять после десяти часов, заберут в государственный пункт и убьют!

Какой‑то рассерженный доберман рыкнул:

– Я сторожевая собака. Как я могу нести службу, если ночью мне нельзя лаять?

После этого продолжительный гневный лай не утихал до тех пор, пока собрание не утихомирили Рокки и Спайк.

Гаррис продолжил:

– Наши враги – Кромвелианская партия и ее сторонники. Пока мы не станем ничего предпринимать, будем смотреть и слушать. У нас есть шпионы в верхних эшелонах, которые обещали держать нас в курсе всех изменений. Какие вопросы?

– У менья ньет вопрьосов! – тявкнула За – За. – Я хочьу, чтобы вы знали, что я здесь по принуждению. Ужасные собаки пьереулка Ад угрозами заставили менья прийти. Я не общественное животное, менья не касаются все эти вещьи, от которых вы тут заводитесь. Я единственная собака, я почти не хожу со двора и не лаю после десяти.

– А как насчет тех, что живут по несколько в доме? – зарычала Тоска. – Подумай о нашем положении.

В задних рядах заскулил какой‑то беспородный барбос:

– Мы умрем, умрем.

Некоторые особо чувствительные собаки завыли.

Гаррис залаял:

– Держите себя в лапах, надо бороться и повергнуть врагов.

Дворняжка по кличке Скарлет, среди ближайших предков которой была новогвинейская поющая собака, грациозно вспрыгнула на бревно и встала рядом с Гаррисом. Подняв кверху клинообразную морду, она запела, и собаки затихли, околдованные ее голосом. Скарлет пела:

91

Дженни Мюррей – английская журналистка и радиоведущая.

92

Рой Хаттерсли – известный политический деятель, лейборист.