Страница 5 из 63
Проказник Бек довел их до самых дверей и махнул в сторону маленькой ручкой, негромко сказав что-то на ухо наклонившемуся Вигале. Последний кивнул и объявил своим спутникам:
— Никто не против обеда? Эскалибур сейчас будет отдыхать и потреблять подвезенную ему провизию. А после обеда вас развезут по квартирам. Переоденетесь, отдохнете. Можете даже поспать часов пять-шесть — если успеете пообедать в темпе вальса, конечно. Все за?
Против не был никто.
Они прошли мимо площадки, на которой полулежали два дракона — их багрово-черный Эскалибур и неизвестно чей голубовато-седой монстр. Перед Эскалибуром стоял эльф и высилась груда крупно порубленного мяса. Дракон, низко припав на передние лапы, с кошачьей грацией хватал куски с верха кучи и жевал их, при каждом укусе отворачивая голову в сторону.
Вигала приветственно махнул рукой — незнакомый эльф на площадке сделал то же самое в ответ. Два дракона — багрово-черный и серебряно-голубой — двумя холмами возвышались на площадке. На их фоне нежно-зеленый плащ незнакомого эльфа красиво заструился по ветру. Тимофей, увлекшись всем этим зрелищем, даже пропустил очередной поворот, заложенный Вигалой на сплетении дорожек вокруг мэрии, — и зашагал по газону.
Пришлось сворачивать и нагонять. И изумленно распахивать глаза, глядя, куда именно свернул Вигала. У кромочки шоссе стоял могучий черный катафалк мерседесовского разлива, гостеприимно распялив передние и задние дверцы. Леха встал рядом как вкопанный, раскрыв рот, — и даже, на взгляд Тимофея, слегка переменившись в могучем личике. Перейдя из румяного оттенка в цвет благородной предсмертной зелени. Видимо, для него, как для всякого российского братка, катафалк был ожившим кошмаром наяву. Корабль кладбищ еще и зазывно посигналил. Леха тут же подпрыгнул и начал оглядываться по сторонам, похоже, выбирая направление для побега и прикидывая необходимую скорость.
Добрый друг Вигала, не обращая никакого внимания на смятение братка, хлопнул того по плечу и мощной лапой переправил в зад катафалка. Тимофей с серьезным, почти траурным лицом дошагал в быстром темпе до машины, нырнул в ту же дверцу, что и Леха. Посмотрев на сидевшего напротив парня долгим протяжным взглядом, со скорбью в голосе сэнсэй произнес:
— Конечно, для тебя такой эскорт — еще рановато…
Леха, смятенно уйдя и взглядом и чувствами в глубь себя, словесно на такое нахальство никак не отреагировал. Так и сидел с печальным ликом — аки Христос на Голгофе. А если быть точным, то не Христос, а тот самый разбойник, что висел рядом с Господом — и за то только удостоившийся Царствия Божьего…
Образ разбойника Лехе был несравненно ближе, чем образ Христа.
Тимофея подмывало сказать спавшему с лица бедолаге что-нибудь этакое. Что-нибудь доброе и ободряющее — дескать, да не волнуйся ты так, дорогой товарищ! Уж если при жизни на такой машинке покатался, значит, после смерти на ней кататься уже точно не придется! А стало быть, нечего морщить толстые бровки. И в печаль задумчивую впадать, аки фараон после сна о семи тощих и семи тучных парнокопытных жвачных животных (а попросту — о коровах)…
Но подумал и не стал ничего говорить. Вот пусть-ка посидит и подумает на досуге о превратностях судьбы в своей профессии…
Вигала бухнулся на сиденье рядом с водителем, развернулся и заговорщически подмигнул:
— То место, куда мы едем, раньше называлось… называлось рестораном! Интересно, я в такие места никогда еще не ходил…
«Я вообще-то тоже», — мысленно ответил ему Тимофей, скромный учитель тюк-до с зарплатой почти столь же скромной, как и он сам.
Катафалк, нахально сигналя на каждом перекрестке редким встречным и попутным машинам, летел вперед. Правда, почему-то до ужаса неровно.
Только сейчас, оглянувшись на гудок, Тимофей обратил внимание на сидевшего за рулем водителя.
Над высокой спинкой заграничного сиденья виднелся затылок в высоко взбитых каштаново-серебристых кудряшках, заколотых сверху россыпью мелких зеленоватых жемчужин. И ушко тоже виднелось — маленькое, алебастрово-белое, словно выточенное из мрамора. И хотя никаких отличий от нормального земного уха в этом органе не было, просто не наблюдалось, но совершенство формы — а также полное отсутствие каких-либо складочек на коже под ушком и ниже, кои всегда найдутся у обычной женщины — выглядело абсолютно не полюдски. И наводило на мысли о нездешнем происхождении. Женщина… то бишь эльфесса, дама эльфийской породы?
И Тимофей, заинтригованный и заинтересованный, переключился на наблюдение. По салону, обитому черным велюром в печальную и мелкую коричневую полосочку, плыл тем временем аромат цветов. Каких именно, Тимофей разобрать не мог, но складывалось впечатление, что цветы эти растут не здесь, не на Земле. Пахло со страшной силой — обворожительно и изумительно. Аж в носу защипало…
А Леха продолжал пребывать в состоянии полной прострации, не реагируя даже на женскую особь впереди — что для него было совершенно несвойственно. Видно, и впрямь — собственные похороны начали мерещиться мужику.
Машина, сдержанно пискнув тормозами, подкатила по наклонному пандусу ко входу в ресторан — один из лучших в городе (о чем Резвых, правда, знал только по слухам). Вигала вывалился на чистенький, словно шампунями промытый асфальт, Тимофей выскочил следом и предупредительно подержал дверцу. Браток с горестной миной продолжал сидеть неподвижно, причем не где-нибудь, а в отделении для гроба, откуда сэнсэй, ухмыльнувшись, и выволок пригорюнившегося, прямо как на собственных похоронах, Леху.
А с водительского места выпорхнула мечта поэта — очаровательная дива на ладонь выше Тимофея, в платье бледно-зеленом с длинным подолом, стекающим до щиколоток и оканчивающимся там целым хороводом из складок. В ней было что-то от ожившей статуи — исключительное совершенство оголенных кистей и запястий, изящные линии рук под широкими рукавами, отточенность профиля и нечеловечески правильной высокой фигуры, которую платье облегало так, как других не облегают и наряды, сшитые самыми лучшими кутюрье…
Вигала, нахал, даже и не подумал представить их даме. Вместо этого верзила эльф, не оглядываясь на оставшихся сзади людей, бодро зашагал к стеклянным дверям бывшего питейного заведения.
Впрочем, вполне возможно, что эпитет «бывшее» здесь был неуместен — ибо кто его знает, как и в каких размерах пьют в нем нынче эльфы и прочая нечисть. Уже от дверей эльф нетерпеливо помахал в их сторону рукой и буркнул с осуждением в голосе:
— Ну, чего возитесь? Или сытые?
И он торопливо исчез в дверях, так и не познакомив Тимофея с очаровательным видением из катафалка.
В отличие от Вигалы рослая мечта поэта осталась в дверях, поджидая людей. Тимофей, подпихнув Леху в бок, пошел следом. С замиранием в груди вглядываясь в лицо, исполненное одновременно и совершенства и странного веселья.
— Мриф, — воркующим голосом проговорило кудрявое создание, — это мое имя, так что разрешите представиться. И разрешите сообщить вам, что король Михраэль попросил именно меня приглядеть за тем, как вы будете отдыхать в нашем мире…
— В вашем?! — возмутился Леха.
И сделал до ужаса мужественное лицо, одним глазом при этом косясь в сторону красивой девицы со странным имечком — Мриф.
Имя звучало как клекот орлицы.
Девушка изобразила смущение, на взгляд Тимофея, слегка притворное. А затем покосилась в сторону скромного тренера по тюк-до смеющимся серебряным взглядом. Почти таким же, как у эльфа Вигалы. Но не в пример более нежным.
— Э-э… мне сказали, что теперь этот мир — наш. Король Михраэль даже особенно посоветовал при разговоре с вами упирать на это обстоятельство, сказав, что вам к этому следует привыкать…
— Король Михраэль, э-э… несколько поторопился, — неопределенно высказался Тимофей.
Что-то дрожало в душе при каждом взгляде на эльфийскую красотку, как заячий хвостик.
Лexa, в отличие от Тимофея, выразился более жестко — в полном соответствии с разговорной этикой того культурного слоя, из которого происходил: