Страница 8 из 52
Но говорила себе это Серафима как-то без особого огня. Может, люби она Володьку, что-то пыталась бы делать с его пьянкой, а так… Объявила сто сорок первое Китайское предупреждение: мол, чтоб это было последний раз. Это — в прошлом месяце. Значит, не сегодня-завтра Сумятин явится во всей своей красе, уверенный, что Сима ему просто угрожает, а на самом деле ни за что от себя не прогонит.
Выходит, она не просто лежит и размышляет о том о сем, а вынашивает планы, как Володьку от себя прогнать. Знал бы он!
Главное, что у Серафимы имеется, так это прекрасный дом. Аж на двух уровнях. Есть где размещаться и детям, и каждому, кто прибивается к ее оживленному берегу.
Дом построил Джек. То есть Серафима. Точнее, она сделала все для того, чтобы он был построен.
Неожиданно ей обломилось наследство. Не так, чтобы очень большое, — домик в селе.
Но село оказалось непростое. Поблизости, в горах, обнаружили какие-то чудодейственные минеральные источники, и к ее приезду в селе построили уже два санатория, как раз недалеко от наследного дома. Земли у покойной было много, целых тридцать соток, так что получила Серафима за дом и участок кое-какую наличность.
И сразу вложила их в строительство, памятуя, как легко уходят из ее кошелька деньги и как много в ее хозяйстве «дыр».
Это было короткое время безмужья — как раз между третьим мужем и Володькой.
Строила, конечно, не сама, но нашла себе недорогого прораба, полубомжеватого мужика, который в ее тогда маленьком доме — она купила его вместе с землей, собираясь в дальнейшем сносить, — жил в небольшой комнатенке типа кладовки.
Строителей тот привел почти таких же, как и сам. Денег за свою работу они брали немного, а что после работы напивались в стельку, было уже не ее дело. За всем смотрел Витек, тот самый прораб.
Как ни странно, дом вышел ладненький и по меркам города, в котором жила Серафима с семьей, вовсе построенный за копейки.
Где-то Витек доставал пеноблоки чуть ли не по бросовым ценам, так же утеплитель, а потом и гипсокартон. Приходили электрики, газовщики, сантехники — сплошь похмельного вида мужики. У Витька везде были знакомые. Говорили, когда-то он считался чуть ли не лучшим строителем города. Пока не спился. Со всеми договаривался, взятки давал маленькие — по Симиным деньгам.
Чего там говорить, и детям ее пришлось поработать, — когда стали подходить к концу деньги, а маляры за работу запрашивали дорого. Так что и окна-двери сами красили, и обои клеили. И вот дом построили.
Правда, он до сих пор не сдан в эксплуатацию. Нужно по кабинетам ходить, в очередях стоять. У Симы терпения не хватило. И Витек, как назло, куда-то делся. Может, паленой водкой отравился? Или в сугробе замерз. Той зимой было непривычно снежно.
Как бы то ни было, а дом стоит. И при всем при том электричество в нем есть, газ подается, как и вода.
Этому, кстати, Вера ей тоже завидует. Что у Серафимы дом есть. Мол, у нее самой всего лишь однокомнатная квартира и никаких перспектив на улучшение жилья.
На ее бы месте Серафима квартиру продала. Та в элитном доме в центре города находится, можно хорошие деньги за нее получить. Потом купить землю где-то на окраине и начать строить. Это если ты так уж дом хочешь. Какое-то время придется пожить с родителями, но такая жертва вполне окупится…
У Симы вообще, как говорят друзья, мозги неординарные. Услышав о чьих-нибудь трудностях, она сразу начинает искать выход. И ведь находит! Она могла бы неплохо зарабатывать, если бы брала за свои советы деньги.
Но Вера ее не послушает. Скажет, что терять квартиру в центре глупо. Словом, она, конечно, хочет, чтобы кто-то пришел и дом ей подарил. А сама она в этом бы никак не участвовала. К примеру, только что у нее ничего не было, а глаза закрыла и через пару секунд открыла: вот она, вожделенная мечта!
Ничего из ее затеи с перевоспитанием Веры не получится. Любое подобное предприятие требует жертв, напряжения, не только морального, но и физического.
Чего тогда женщину зря обнадеживать? Лучше честно ей сказать: ты не сможешь перемениться, потому что, как обычно, не дашь себе труда напрячься!
Вот завтра придет Вера, Серафима ей так и скажет. Мол, прости, но все дело в тебе. Кто виноват, что ты такая… квашня!
Так-то, конечно, не скажет, зачем же человека обижать. Подберет слова другие, помягче, но с тем же самым смыслом.
На другой день Вера пришла к ней чуть свет — в девять часов утра, когда семейство Симы только-только продрало глаза. Все-таки суббота, кто так рано встает?
— Вот слушай, — сказала она, не обращая внимания на суету, которую произвела своим приходом. Володька как раз стоял у плиты — варил себе и Лере кофе: та рано поднялась, шла сдавать какой-то досрочный зачет.
Раз пришла гостья, он помчался в спальню переодеваться. Свой роскошный, темно-синий с белым махровый халат, в котором любил расхаживать поутру на манер старорусского барина, сменить на джинсы и футболку.
Вера не принадлежала к близким людям, членам семьи, к которым можно выходить в дезабилье. Она как раз столкнулась с ним, выходящим из комнаты, — Серафима, конечно же, так в спальне со своей ногой и лежала.
— Кто тебе калитку открывал, Валерия? — просто на всякий случай поинтересовалась Сима.
Вера кивнула, мол, да, она, но упорно продолжала:
— Нет, ты послушай. «Родители выбивали из меня дурь. Но я всегда знала, где достать еще».
— Да? Смешно.
— Следующий, — как на экзамене проговорила Вера и открыла рот.
— Погоди. Выйди и скажи Володьке, чтобы он и мне кофе сварил.
Вера сказала и вернулась, опять сев на край постели.
— Надо полагать, ты рассказала мне анекдот? — утвердительно спросила Сима и поинтересовалась: — А тебе самой было смешно? Ну, когда ты его читала? Ты ведь выбрала, на твой взгляд, три самых смешных анекдота? Как ты считаешь, если рассказать его в какой-нибудь компании, народ будет смеяться?
Вот, кстати, чего она прежде не замечала. Оказывается, у Веры нет чувства юмора.
— У тебя какие ко мне претензии? — рассердилась между тем она. Некоторое время соображала, будет смеяться пресловутый народ или не будет, и, ничего не решив, разозлилась: — К качеству анекдота или к тому, как я его рассказываю?
— И к тому, и к другому! — отрезала Сима и задумалась. Без чувства юмора можно и прожить. Надо только объяснить Вере, чтобы она смеялась там, где остальные смеются. — Наверное, я не с того начала… Ну-ка, отойди от меня подальше.
— В каком смысле? — испугалась Вера.
— Стань на середину комнаты, я хочу на тебя со стороны взглянуть.
Несколько мгновений она молчала, разглядывая подругу, а потом спросила с некоторой заминкой:
— Вера, ты только не обижайся, но я тебя кое о чем спрошу, а ты ответь честно: у тебя кривые ноги?
Вера остолбенела. Она и в самом деле чуть было не обиделась — на ее лице промелькнула целая гамма чувств, сменившаяся натужно спокойным:
— Вроде нет, а что?
— Тогда приподними юбку. Хотя бы до колен… Ты права, ноги как ноги. А я уж было подумала… Сколько мы с тобой знакомы?
— Четыре года.
— Вот, и за все четыре года я твои ноги видела разве что в области лодыжки. У тебя вечно юбки по щиколотку. Почему?
Вера пожала плечами:
— Раньше, когда я с родителями жила, мама не разрешала носить короткие юбки, а потом я и сама привыкла.
Привыкла. Как Серафима и думала, все у Веры на самотеке. Когда-то заданная программа действовала независимо от меняющихся обстоятельств.
— Но сейчас твоей мамы нет, царство ей небесное, потому… достань-ка вон в той тумбочке портняжный мел и большие ножницы.
Вера вспыхнула и даже невольно отступила к двери, словно Сима могла спрыгнуть с кровати и начать выкручивать ей руки.
— Ты что, хочешь резать эту юбку? Не дам! Это же Крис Берг, я за нее шесть штук отвалила.
— Хорошо, оставим в покое твоего Берга. Тогда открой мой шкаф и достань мою мини-юбку, ту, которая под кожу.