Страница 22 из 49
Наверное, стоит поесть. Говорят, неторопливое поедание чего-нибудь вкусненького активизирует мозговую деятельность и повышает уровень серотонина, гормона радости. При мысли о еде мой желудок обрадованно заворчал.
— Вот и славно. Надеюсь, последствия ушиба головы не помешают удовлетворить голод телесный, — вслух сказала я и, прихватив по пути полусонную Клеопатру, отправилась в кухню.
Картина, отрывшаяся моим глазам, удручала своей безрадостностью. Признаться, когда Петруха говорил об отсутствии продуктов в моем холодильнике, я не слишком ему верила. Известно ведь, что мужчина может умереть от голода у битком набитого холодильника только потому, что нужно что-либо разогреть или приготовить. Теперь же, стоя перед пустым агрегатом, я убедилась в правоте приятеля.
— Нет, я не могу есть крем для лица и запивать его молочком для тела! Это совсем не вкусно, даже с лаврушкой, — пожаловалась я Клеопатре. Пушистая подружка таращила на меня свои глазки, отдаленно напоминающие две красные икринки. Заметив или, скорее, почувствовав с моей стороны гастрономический интерес, Клеопатра в волнении забегала по моему плечу. Чтобы интерес не перерос в искушение, я отнесла крысу в ее уютно обустроенную клетку, закрыла дверцу и вернулась в кухню. Есть хотелось все сильнее.
— Сварю-ка я макароны! — пришла в голову светлая мысль. Однако и от нее пришлось отказаться, потому что в шкафчике не обнаружилось ни одной макаронины. И вообще, кроме сушеного гороха и набора специй (интересно, как они ко мне попали?), имелся в наличии только кофе, зато в большом количестве.
— Петька прав, — я печально вздохнула, — я не хозяйственная.
Кофе без сахара — не самая вкусная еда на белом свете, это стало понятно уже после первого же глотка, так что вместо гормонов радости во мне в значительном количестве стали вырабатываться гормоны разочарования и крайнего недовольства собой. Находясь под их разрушительным воздействием, я позвонила на работу. Следовало сообщить коллегам и начальству о приключившемся со мной недуге.
Разговор с Вик Виком был коротким, но содержательным. Главный, как водится, побушевал малость, я повинилась, чистосердечно признала себя лентяйкой, после чего мы тепло простились, весьма довольные друг другом.
Ожидая возвращения Петрухи, я нарушила еще один его наказ и включила телевизор. Там какой-то упитанный фермер с упоением рассказывал о разведении домашних птиц в своем хозяйстве. В особенности он упирал на значительное увеличение поголовья кур. Мне стало совсем тоскливо.
— Курица — это не птица, это еда такая, — ворчливо заметила я глупому фермеру и переключила программу. Но и тут меня постигло разочарование, потому что я попала на наш канал, где в повторе как раз шел сюжет про бабушку Агафью и ее фирменный украинский борщ. Я моментально вспомнила его вкус и негромко заскулила.
— Вот так, что имеем — не храним, потерявши, плачем, — шмыгнула я носом, после чего еще раз сбегала на кухню, втайне надеясь, что там что-нибудь изменилось. В смысле еды, разумеется. Увы, чуда не произошло.
— Это просто безобразие! Придется идти в магазин, — громко заявила я, но тут же опомнилась и загрустила: — Ага, как же, в магазин… Петька ключ забрал, а без ключа мне не выйти. Это раз. К тому же денег нет, разве только на жвачку и хватит.
От грустных мыслей меня отвлек телефонный звонок.
— Здравствуйте, Василиса Ивановна, — мягко проворковал знакомый баритон. При первых же звуках милого голоса мысли о еде разом покинули мою голову, впрочем, все остальные тоже куда-то исчезли, и я, с трудом соблюдя приличия, едва смогла пролопотать:
— Здрасте, Геннадий Петрович…
— Как ваше здоровье? Я беспокоился…
Хм, что-то я сомневаюсь, что о состоянии моего здоровья сообщали все средства массовой информации! Зато последняя фраза прозвучала прямо-таки песней: «Я беспокоился»! Я молчала, не зная, что и говорить, но Геннадий Петрович — не зря все-таки он детектив! — верно истолковал мое недоуменное пыхтение и пояснил:
— Я только что разговаривал с Виктором. Он сказал, что вы больны. Вот, выпросил у него ваш телефон в обмен на охоту.
Феноменальная сделка, достойная пера аналитика с какой-нибудь мировой биржи, ей-богу, в особенности если учесть специфику работы моего собеседника. Тем не менее версию я приняла, но при слове «охота» непроизвольно вздрогнула.
— К-какую охоту? — прошелестела я еле слышно. К счастью, помимо прочих достоинств, Геннадий Петрович обладал еще и великолепным слухом.
— Мы с Виктором — любители поохотиться на досуге. У меня егерь есть знакомый, вот мы время от времени и развлекаемся.
— Зверушек, значит, беззащитных убиваете, забавы ради. Ничего себе развлечение! Вам их не жалко? — попеняла я собеседнику. Зато теперь стало понятно, откуда у нашего главного ветвистые рога. То есть не у самого Вик Вика, конечно, а на стене в его кабинете. Висят они аккурат за креслом редактора, и, когда он во время разноса расправляет плечи, со стороны кажется, что рога самым естественным образом произрастают из его головы. Сперва всех это забавляло, но теперь мы привыкли и даже приклеили шефу еще одно прозвище — Лось.
— Вы когда-нибудь видели разъяренного кабана? — в свою очередь поинтересовался Геннадий Петрович. В ответ я отрицательно мыкнула, а про себя подумала, что разъяренный кабан наверняка не намного страшнее разъяренного Лося. Геннадий Петрович продолжал: — Уверяю вас, милая барышня, когда на вас несется этакая лохматая громадина с горящими глазами, меньше всего думаешь, что перед тобой — безобидная зверушка. И потом, мужчина по природе своей охотник, ему положено… э-э… загонять жертву, а потом ее убивать. Василиса… Вы позволите вас так называть? — спросил Геннадий Петрович, в лучших традициях Штирлица неожиданно меняя тему разговора. И снова моих речевых способностей хватило лишь на невнятное мычание. — Может, вам лекарства нужны? Или услуги профессиональной сиделки? Я мог бы помочь.
— Как сиделка?! — изумилась я и густо покраснела: когда же мой язык перестанет болтать глупости, в особенности в беседе с Мужчинами Моей Мечты?! Чего доброго, меня примут за пустоголовую идиотку. В ответ на мою… хм… бестактность Геннадий Петрович раскатисто рассмеялся, отчего сердце у меня сладко заныло:
— Вам на язычок лучше не попадаться — срежете одним махом! У меня один из братьев в госпитале Бурденко работает, может порекомендовать надежного человека.
— Спасибо, не стоит. У меня есть кому за мной присматривать, — вежливо отказалась я, имея в виду Петруху.
— Ну хорошо, коли так. Скажите, а ваше болезненное состояние никак не связано с расследованием, которое вы затеяли со своим странным приятелем?
Вопрос Геннадия Петровича прозвучал, мягко говоря, неожиданно. Вообще, я заметила, что сыщик любит людей ставить в тупик. Такая вот особенность характера у человека.
Я попыталась сохранить хорошую мину при плохой игре и равнодушно полюбопытствовала:
— С чего это вы вдруг о каком-то расследовании заговорили? Странно даже… — что-то подсказывало мне, что это был первый разумный вопрос, заданный мною за последние пять минут.