Вуаль темнее ночи

– Мы тут с Тилем прогуливаемся, – пояснил Кошелев, – поэтому сразу тебя не услышал. Что случилось, Петя?

Старший лейтенант вкратце обрисовал ему ситуацию.

– Думаю, Тиль нас не подведет, – закончил он.

Коллега рассмеялся:

– Думаю, тоже. Сейчас мы с Тилем садимся в машину и едем к вам.

– Давай, жду.

Кошелев не заставил себя ждать, и вскоре худенький высокий парнишка в черной кожаной куртке и кепке, с огромной немецкой овчаркой чепрачного окраса, точь-в-точь Мухтар из сериала, входил в театр. Увидев Прохорова, он улыбнулся:

– Наверное, в другое время с моим четвероногим другом сюда бы не пустили.

– Ты хочешь сказать, что таким образом можешь приучить его к культурной жизни? – Петя посмотрел на Тиля. – Верно, Тиль?

Пес понюхал воздух и гавкнул.

– Неужто уже что-то почуял? – поинтересовался старший лейтенант.

– Пока только поздоровался с тобой. – Олег вдруг посерьезнел. – Где эта фотография? Давай начнем прямо с фойе.

Петя достал из борсетки изуродованный снимок, и овчарка тщательно его обнюхала. Затем Тиль рыкнул и направился к лестнице.

– Значит, я не ошибся, – сказал Петя. – Недруг потерпевшего находится здесь.

– Кажется, Тиль тоже так считает, – кивнул Кошелев.

Пес бежал довольно уверенно и вскоре привел коллег к двери с надписью «Бутафорский цех». Петя толкнул дверь, она сразу распахнулась, и Тиль бросился к маленькой тоненькой девушке в очках, с волосами мышиного цвета и оглушительно залаял. Девушка вскрикнула и прижалась к стене. Рослая пожилая женщина с высокой прической замахнулась на Тиля.

– А ну уберите собаку! – прогремела она. Ее голос неприятно резал уши.

– Мы уберем ее только в одном случае, – пояснил Петя и обратился к девушке: – Будьте добры пройти с нами.

Она съежилась.

– Но почему я должна это сделать? Кто вы?

Прохоров вытащил удостоверение.

– Полиция.

Девушка бросила испуганный взгляд на женщину, словно ища у нее поддержки. Та сразу смекнула, в чем дело.

– Из-за Ромки, – вставила она. – Только зря вы Верочку пугаете. Моя девочка ему плохого не сделала. А если хотите найти убийцу, так опрашивайте всех. Вряд ли вы найдете хоть одного, кому этот хлюст нравился.

– Правда? – удивился Петя. – И чем же он не угодил вам, например?

Дама поправила прическу, которая совсем не шла к ее широкому красному лицу.

– Мне-то конкретно он ничего плохого не делал, только смотреть, как Ромка над нашими девчонками издевался, сил не было. Поматросит и бросит – так, кажется, говорят. А матросил он со многими. Только я не сплетница какая и никого не выдам. Вы полиция, вы и ищите. По мне, так поделом ему.

– Если вы считали, что Бучумов нарушал уголовный кодекс, то были обязаны сообщить нам, – вставил Кошелев. – Но расправляться с ним так, чтобы восстановить справедливость, – это противозаконно.

Женщина поджала губы и отвернулась.

– А, что с вами говорить… короче, ищите. А ты, Верочка, иди с ними и все расскажи. Они убедятся, что ты ни при чем, и тебя отпустят.

– Мы могли бы поговорить здесь. – Прохоров огляделся по сторонам. Сегодня старший лейтенант впервые побывал в двух священных местах театра – гримерке и бутафорском цехе. И все вызывало в нем интерес. Раньше он кое-что слышал о профессии бутафора. Подруга его матери Людмила Алексеевна работала в театре. Она многое и рассказывала о своем необычном труде. Представителям этой профессии приходилось иметь дело с самыми разными материалами: бумагой, картоном, тканью, веревкой, деревом, пластмассой… Всевозможные клеи и краски – не исключение. Именно поэтому работа бутафоров считалась опасной для здоровья, и им полагалось молоко за вредность – по пол-литра в день, которые выдавали в магазине неподалеку от театра. Правда, норму можно было получать и другими молочными продуктами: йогуртами, сливочным маслом, сыром, глазированными сырками – кому что по душе. Как и в любой профессии, у бутафоров были свои маленькие секреты. Например, изготовление бутафорского золота являлось целым технологическим процессом. Создавая золотую цепь для короля из «Принца и нищего», Людмила Алексеевна использовала вьетнамские занавески из соломки. Каждое кольцо, выражаясь бутафорским языком, она «запоталила»: наложила поверх звеньев цепи золотистую типографскую фольгу, прежде прогрунтовав ее клеем ПВА, после этого «новорожденное» золото слегка затонировала коричневым спреем для придания ему «старины». Увидев раскиданные по комнате разнообразные предметы, Петя не удивлялся такому беспорядку. Он знал: при изготовлении бутафорского реквизита в ход идет все, что угодно: старые куски ткани, обоев, обрезки меха, проволоки, поролона – всего не перечислишь. Весь этот «мусор» можно превратить в абсолютно любую вещь – насколько хватит фантазии. Если распустить большую малярную кисть, то из щетины получатся отличные борода и волосы, много кистей – наберешь и ворох сена, а покрасишь щетину зеленой краской – получится сочная трава.

– Ваша профессия называется бутафор? – обратился он к девушке.

– Бутафоры мы, верно, – отозвалась ее коллега, стоя на пороге. – Пятнадцати минут вам хватит? Я пойду что-нибудь в буфете перекушу. Но еще раз повторяю: вы Верочку не трогайте. Она прекрасная девочка.

Когда за дамой захлопнулась дверь, Петя повернулся к Олегу:

– Ну, спасибо тебе. Думаю, помощь Тиля пока не нужна. Это ведь вы сделали? – он поднес фотографию к ее побледневшему лицу.

Бедняжка развела руками:

– Но вы об этом уже знаете. Раз здесь…

– Теперь мне действительно тут нечего делать, – Олег потянул пса за поводок. – Пошли, Тиль.

Собака вильнула хвостом на прощанье, и кинолог со своим четвероногим другом тихо удалились. Вера попыталась улыбнуться:

– Какая умная… Это она меня нашла?

– Она, – подтвердил старший лейтенант и уселся на стул. – Вернее, он, Тиль. Значит, вы признаете, что испортили фотографию Романа Бучумова и подкинули ему в гримерку?

Вера закусила губу:

– Да, признаю. Но я его не убивала.

Прохоров вздохнул:

– Вы понимаете, что вы – первая подозреваемая?

Она часто заморгала:

– Но почему?

– Бучумова убили кинжалом, вовсе не бутафорским, а настоящим, – пояснил Прохоров. – Вы вполне могли это сделать. Ведь именно вы изготавливали оружие для спектакля?

Вера кивнула:

– Я этого и не отрицаю, но я ничего не подменяла. Клянусь вам, если вы поверите моей клятве. Я была способна только выколоть ему глаза циркулем, но подменить кинжалы…

– Почему вы испортили снимок? – спросил Петя.

Вера, неподвижно стоявшая у стола с материалом, который до прихода полиции она собиралась превратить в вещи, опустилась на табурет.

– Я его ненавидела, – прошептала она и заплакала.

Старший лейтенант не выносил женские слезы. Странно, но они делали его беззащитным, обезоруживали, он терялся и не знал, как поступать дальше. И вот сейчас, собрав все мужество, он, не изменив выражения лица, повернулся к девушке:

– Рассказывайте все по порядку.

Впрочем, Прохоров уже знал, что услышит. Вера была неприметной серой мышкой, на которую мужчины на улицах не оборачивались. Такие страдают от недостатка мужского внимания, однако втайне мечтают о прекрасных принцах. Когда Вера начала рассказывать свою историю, Петя понял: он не ошибся. Веру воспитывала одна мама, папа оставил их, когда дочери едва исполнилось два года. Мама Веры была в этом мире одна как перст. Ее родители умерли рано, и всю любовь она перенесла сначала на мужа, который этого не оценил, а потом на единственного ребенка. Вера всегда была некрасивой девочкой, и с годами гадкий утенок так и не превратился в лебедя. Девочка смотрела на себя в зеркало и плакала. Она не находила в себе ни одной привлекательной черты. Тонкий нос был слишком длинным, глаза слишком маленькими, ресницы – короткими и белесыми, волосы – редкими и бесцветными, губы – тонкими и блеклыми. Бедняжка бежала к матери, и женщина, обнимая ее, говорила: