Страница 7 из 9
– Денежек-то у тебя нету?
– Нет, мам.
– Ой, ну может, найдешь? Ты ж там чего-то зарабатываешь, а, доча? Много-то мне не надо. Так, на продукты. А то папка твой опять все спустил, что до этого заработал. Вложился перед Новым годом-то, целую партию шоколадных дед-морозов купил по метру ростом. А только двух на реализацию в магазин и взяли, и не продали до сих пор. У нас вот стоят по стеночке. Думали крупное хорошо пойдет. Едим шоколад-то теперь каждый день, а на хлебушек-то и нет. Всю зарплату свою за долг отдала.
– Какой он мне папка? – вскинулась Таня, когда мать прекратила тараторить.
– Ой, Танюш, ну что ты сразу в штыки? А может, тебе привезти конфеточку-то? Красивые такие. Шапочки и одежки золотом присыпаны. Пищевым, между прочим.
– Лучше бы настоящим.
– Танюш, а что?! Купи парочку дед морозов-то. По оптовой отдадим. Подружкам подаришь. Или парню своему. Парень есть у тебя? А, доча?
– Нету у меня никакого парня.
– Это плохо. А ты, если помнишь, в моей квартире, между прочим, живешь.
– В такой же твоей, как и моей.
– Половина моя. Имею право сдать.
– Мам! Вот и сдай!
– Ну ничего, доча, ничего, мы с папкой справимся. Так и знала я, что в старости стакан воды некому будет поднести. В общем, ты это, посчитай, сколько там за половину квартиры в месяц будет, и мне подвези. Коммуналку можешь не учитывать. И скажи спасибо, что мать с тебя раньше денег не брала. Я бы и сейчас не стала, да коли ты матери на хлеб дать не можешь, то придется принять меры – сдать за полстоимости квартирку тебе. Так что давай, доча, – тон ее сменился на приказной и серьезный, – нам с отцом сейчас действительно нужны деньги. Тебе ж не жалко для родителей. – Потом на сочувствующий. – И парня-то найди себе, а то скоро в тираж.
Мать всегда звонила, когда ей что-то было нужно. В основном деньги. И Таня, конечно же, ей всегда их давала. Из-за этого состоявшийся между ними разговор показался еще более обидным. Но сейчас и сама она существовала в режиме жесткой экономии. На Вадима сильно потратилась за последние пару месяцев. По крайней мере, наконец-то мамуля нашла себе жениха с квартирой и перебралась к нему. Сколько Таня себя помнит, та вечно пребывала в поисках мужа. И каждый, кого мать приводила, должен был именоваться папкой. Основной постулат, который она гордо провозглашала при знакомстве дочери с будущим папкой, был таков:
– Мужчина, который любит меня, должен любить и мою кровинушку. И заботиться о ней, как настоящий отец. Ради дочери я готова на все. – Те согласно кивали.
На самом деле все происходило совсем наоборот. На все мать была готова только ради своих сожителей, и когда те, не выдержав ее контроля и излишней опеки, которая казалась приятной лишь поначалу, уходили, все молнии летели в Таню. Мол, не будь ее, пиявки и нахлебницы, она уже давно нашла бы свою судьбу, даже немец у нее был, за границу звал, так она из-за Тани исключительно не уехала. И турок, такой красивый, сладости все возил, не помнит ли дочка дядю Саида, ах, ну конечно, не помнит, потому что ей наплевать на счастье матери, а он и ей, Тане, конфеты привозил несколько раз. Она, между прочим, еще привлекательная женщина. И, несмотря на козни и зависть толстой дочки – вон как разъелась на материных да папкиных харчах, – она непременно счастье свое найдет в лице прекрасного принца.
Танина мама и вправду была весьма симпатичной, слегка пышноватой блондинкой (фактурой Таня удалась в нее), и даже, когда все поначалу складывалось с очередным «папкой» так, как она хотела, блистала чувством юмора и кулинарными талантами. Только характер у нее был совсем не симпатичный, и уж очень жертвенный, прилипчивый, въедливый и цепко впивающийся в противоположный пол. Но, как говорится, кто ищет, тот всегда найдет, и вот однажды, когда Таня уже выросла и хотела сбежать на съемную квартиру, принц действительно нашелся.
Мама пришла с ним поздно вечером, достала бутылку советского полусладкого и позвала дочь на кухню:
– Познакомься, доча, это дядя Валера, зови его папкой, – и произнесла в очередной раз полагающуюся в таких случаях речь.
Таня, конечно же, никого папой звать не собиралась, за что получала порцию претензий. Но сегодня она готова была выдержать и не такое, потому что далее, разлив себе и дочери по второму бокалу (Валерочка не пьет, он за рулем), мама сказала:
– Танюша, ты только не расстраивайся, но мы переезжаем жить к Валероньке. Мы решили, что ты уже девочка взрослая, справишься без родителей, тебе надо строить свою личную жизнь, поэтому оставляем квартиру тебе.
Взрослая дочка совсем не расстроилась и, более того, просто не могла поверить своему счастью. Только бы это оказалось правдой! Она едва успела скрестить пальцы под столом, чтобы не сглазить, как мать уже пошла в комнату собирать вещи.
– Вот, дочка, – сказал новый «папаша», и у Тани глаза вылезли из орбит. – Уезжаем прямо сегодня. А в выходные давай-ка на семейный обед. На нем и познакомимся. Ну давай, чайком! – И он тюкнулся с ней чайной чашкой.
Она смотрела, как отъезжает красный дребезжащий «жигуль», из окна которого улыбающаяся мать махала ей рукой, и в ту ночь долго не могла заснуть. Ну что ж, обед так обед. Только бы их семейное счастье продлилось подольше, а уж она готова обедать и знакомиться с «папкой Валерой» каждые выходные.
Про каждые выходные она погорячилась, потому что квартира Валерочки оказалась не ближний свет. Но и сами они не из центровых, так что нечего кобениться, как говаривала мама. Таня ехала в электричке до Одинцова, а там еще на автобусе, и думала, что в тот знаменательный вечер от радости даже не успела разглядеть такого знатного кавалера. Квартира была однокомнатной и чрезвычайно советской. Из гостей присутствовала еще и «бабушка». Мать всячески пыталась угодить будущей свекрови, и чувствовалось, что старуха из сварливых и Валерочку своего считает королем всей земли. Судя по всему, в данный момент Валера, который при внимательном рассмотрении оказался достаточно обрюзгшим, бледноватым, лысоватым мужиком без особых примет, таковым себя и чувствовал. Хорошо, что семья оказалась зажиточной и у «бабули» имелась своя жилплощадь. Иначе уже через месяц мать бы вернулась обратно, да еще и с «папулей» в довесок. Угощались оливье, селедкой под шубой, мясом по-французски (то есть под майонезом с сыром). Бабка хоть и морщилась брезгливо, но ела исправно. Валера принял водочки. Глаз заиграл:
– Мать у тебя, дочка, золото. На все руки мастерица, – закинул он удочку и покосился на бабу Лиду. Та поджала губки, обвела глазом стол:
– Валерочка любит, когда в селедку под шубой яблочко добавляют. А в мясе очень много луку. И жирка не хватает. Что-то ты больно постное берешь. Валерочка – бизнесмен, он привык к богатой кухне.
– А я, Танюша, на работу тут устроилась, – проигнорировала послания бабы Лиды мать. – В супермаркет на соседней улице, хорошее место, хлебное, проходное, прям у метро. У мужа на шее сидеть не привыкла.
Продавцом, кстати, Таня стала, пойдя по маминым стопам. Учеба в доме никогда не поощрялась. И если многие Танины коллеги пришли продавцами в магазины с должностей научных сотрудников в НИИ или из библиотек по полному безденежью, да еще студентки подрабатывали, то она после школы целенаправленно пошла в торговое училище. Женщине профессия не важна, ей главное удачно выйти замуж, вечно твердила мать-одиночка и пыталась претворить свое жизненное кредо в жизнь. Кажется, получилось. С полным сопровождением.
– Вот-вот. Целыми ты днями на работе, а Валерочка не обихожен. Вон как осунулся. – Тут баба Лида вскинула бровь. До нее наконец дошел смысл сказанного. – А почему муж?! Валера?!
– Да, мама, мы собираемся пожениться. Негоже жить в грехе. – Таня второй раз за неделю выпучила глаза.
– Все живут сейчас так, и ничего! А ну как она квартиру отнимет?!
– У нас с дочкой свое жилье есть, мама. В Москве, между прочим. Не беспокойтесь. Угощайтесь вот огурчиком, сама солила.