Герои

– Э…

И вот его уже почти двое; точнее, один пополам. Рука с плечом улетели в воздух, тело перевернулось и шлепнулось на подогнувшихся ногах. Длиннющее лезвие с влажным присвистом вынырнуло из веера брызг, льдиной в теплую погоду, окропив лицо Зоба, который с резким выдохом сокрушил чей-то щит, сжав зубы так, что казалось, они треснут. При этом он что-то еще и рычал, непонятно что; на лицо сыпались мелкие щепки. Боковым зрением заметив движение, Зоб вскинул щит, почувствовал глухой удар, край щита заехал в челюсть, да так, что Зоб качнулся, рука отнялась. Взметнулся клинок, черный на фоне яркого неба, и ударился о клинок Зоба. Под скрежет металла Зоб с противником, натужно сипя, сверлили друг друга взглядами. Кто это, Ютлан? Хотя какой Ютлан, он уж сколько лет как в земле. На неровной поверхности – одна нога выше, другая ниже, – особенно горело колено, жгло легкие. Неужто не устоять? Оловянный блеск Хладова глаза, ловкий мах топором, и череп у Ютлана лопается, а на щит Зоба стреляет сгусток темной жижи. Оттолкнутый щитом труп катится по траве. Рядом раскалывает чей-то доспех Меч Мечей, больно попадая по руке, летят во все стороны гнутые кольца кольчуги. Стук и лязг, скрежет и дребезг, вопли и шипение, треск и глухие удары, вой и рев, как на бойне. А Легкоступ что, неужто напевает? Что-то метнулось Зобу в лицо – по щеке и в глаз, – он едва успел отдернуть голову. Кровь, лезвие клинка, грязь, непонятно что косо нахлынуло, и Зоб упал на локоть, попутно кое-как отбив щитом копье, которым саданул в него орущий солдат с родимым пятном на щеке. Вставать, немедля вставать. Нападающему в плечо угодило копье Легкоступа, вражья рука повисла плетью.

Лицо Чудесницы все в крови, непонятно, в своей или чужой, или и то и другое. Хлад хохочет, кованой кромкой щита врезав кому-то по зубам. Хруст, увечье, погибель. Кричит Йон, воздевая и обрушивая топор. Вон карабкается Дрофд – рука окровавлена, на спине болтаются обломки лука. Кто-то кинулся на него с копьем, но на пути успел встать Зоб и, рявкнув так, что у самого голова пошла кругом, махнул мечом. Полетели окровавленные, взлохмаченные лоскуты ткани и кожи. Копье выпало у атакующего из рук; он протяжно закричал. Еще один взмах, и тело грянулось наземь, а рука в рукаве отлетела в сторону, темным росчерком брызг на облачно-белом фоне.

Кто-то ринулся бежать. Мимо, не задев беглеца, пролетела стрела. Зоб бросился наперерез, но некстати наскочил на локоть Агрика, поскользнулся и шлепнулся. Меч воткнулся в землю, а Зоб остался открытым. Но беглец даже не обратил на это внимания, а понесся по склону вниз, еще и откинув щит, который, подпрыгивая, покатился следом. Зоб выдернул меч из земли, прихватив при этом пучок травы, и думал с ходу на кого-то наброситься, но вовремя остановился. Рядом, сжимая копье, стоял Легкоступ. А воинство Черствого всем скопом бежало – во всяком случае, те, кто остались живы. Когда люди ломаются, они ломаются все разом, как стена или ухающий в воду утес.

Сломлены. Вон, кажется, и Черствый ковыляет следом, с окровавленным ртом. Зоб раздваивался между желанием дать старому негодяю уйти и, наоборот, нагнать его и прикончить.

– Сзади! Сзади!

Он, спотыкаясь, обернулся, пронизанный мутным страхом, и с трудом различил людей между камнями. Силуэты были почти не видны: солнечные блики слепили. Послышались вопли, звон металла. Зоб поймал себя на том, что бежит обратно, с онемелой рукой, задевая щитом камни. В груди саднило. Зоб, кашляя и сипя, продолжал бежать.

У костра со стрелой в боку лежала околевшая вьючная лошадь. А вон щит с красной птицей, клинок вздымается и опадает. Чудесница выпустила стрелу, но промахнулась. Красная Ворона повернулся и побежал; за ним, выстрелив напоследок в Чудесницу, заспешил лучник. Стрела летела по дуге. Зоб шагнул навстречу, глазами отслеживая ее полет, и ловко отразил щитом; тюкнув, она отлетела в высокую траву. Нападавшие скрылись.

Недалеко от костра стоял и пристально смотрел на что-то Агрик; в одной руке шлем, в другой топор. Лучше бы не знать, на что он там смотрит, хотя и так понятно. С поля боя, шурша травой и волоча окровавленные ноги, уползает кто-то из людей Черствого. Вот туда подошел Хлад и, недолго думая, раскроил ему череп обухом топора – не наотмашь, а в самый аккурат. Чисто. Истинный умелец, с опытом. Но кто-то где-то по-прежнему вопил. А может, это кажется, а на самом деле не более чем дыхание выходит из горла. Моргая, Зоб огляделся. Как так, черт побери, вышло, что они здесь удержались? Он тряхнул головой, словно мог вытрясти из нее ответ. Но от этого лишь сильнее разболелась ушибленная челюсть.

– Ногой пошевелить можешь? – примостившись на корточках возле Брека, выспрашивал Легкоступ.

Брек сидел на земле, держась окровавленной рукой за массивное бедро.

– Да пошевелить-то, драть его лети, могу. Только, падаль, чертовски больно!

Зоб был липким от пота; кожу жгло, все нестерпимо чесалось. Челюсть там, где припечатало щитом, тяжко пульсировала; то же самое и рука. По-прежнему жаловались на жизнь колено и лодыжка, но в целом он остался невредим. В самом деле. И как это так? Удивительно. Боевой пыл быстро сменялся крупной дрожью – можно сказать, тряской – рук и ног, как у какого-нибудь новорожденного теленка; перед глазами плыло. Как будто он использовал всю, до последнего грошика, взятую взаймы силу, и теперь приходилось рассчитываться с процентом. Зоб сделал несколько шагов к пепелищу костра и мертвой вьючной лошади. А где же кони, что под седлом? Ушли, или их свели. Или издохли. Зоб сел на задницу посреди Героев.

– Ты как, ничего?

Над ним стоял Жужело, опираясь на гарду длиннющего, в брызгах и потеках меча. Брызгах и потеках крови, разумеется. Если уж Меч Мечей вынимается из ножен, то его полагается окропить.

– А?

– Да ничего.

Пальцы Зоба так сжимали перевязь меча, что он не сразу их разжал, а разжав, не сразу вспомнил, как высвободить руку. Наконец он уронил щит с сотней старых отметин и несколькими свежими вмятинами в траву.

Короткие волосы Чудесницы напитались кровью.

– Чего там у меня? – спросила она, отирая запястьем глаза. – Порезало, что ли?

– Царапина, – сказал Легкоступ, большим пальцем ощупывая ее макушку.

Рядом с Чудесницей раскачивался взад-вперед на коленях Дрофд, нянча руку, заляпанную запекшейся кровью.

Солнце светило прямо в глаза; Зоб невольно щурился. Слышно было, как у камней разоряется Йон, орет во всю мочь на Черствого и его молодцов:

– Ну давайте, давайте, возвращайтесь, вы, бздуны херовы! Падаль вонючая! Трусы!

Что уж в этом такого. Человек сам по себе трус. Трус и герой одновременно. Смотря как все складывается. Они не возвратятся. Как-никак, оставили здесь восемь трупов, не меньше. Нет, не вернутся. Впору помолиться, чтобы этого не произошло.

Легкоступ напевал задумчиво, тихо и печально. Достав из сумы иглу и нитку, он занимался штопкой. После боя веселых песен не поют. Бойкие напевы, слушать которые лучше перед боем, на фоне правды звучат как-то фальшиво.

Зоб думал о том, как все же хорошо они вышли из переделки. Очень хорошо. Всего один убитый. Он глянул на Атрока – обмякшее лицо, неестественно скошенные глаза, изрубленный топором Красной Вороны кожаный камзол, мокрый от крови – и ему сделалось тошно. Это останется, останется навсегда, и с ним, и с остальными. Всех нас что-нибудь да тянет книзу.

Он лежал на траве и смотрел, как с отрешенной степенностью плывут в вышине облака. И воспоминания, то одно, то другое. Хороший вождь не может сомневаться в своих решениях. Так говорил Тридуба. Да, но не задумываться о них хороший вождь тоже не может. Решение он принял единственно верное. Быть может. А может, таких и на свете не бывает.

День первый

Разумная армия обратилась бы в бегство.

Тишина

Ваше августейшее величество!

Лорд Байяз, первый из магов, передал Ваше требование, чтобы кампанию завершили как можно скорее. Маршал разработал план, по которому Черного Доу вызовут на решающую битву с наискорейшим ее завершением, и вся наша армия гудит верноподданническими настроениями.

Впереди всех выступает дивизия генерала Челенгорма, маршируя от рассвета до заката, а в каких-то нескольких часах за ней следует авангард генерала Миттерика. Существует, я бы сказал, даже некое дружеское соперничество из-за того, кто же первый схватится с врагом. Тем временем из-под Олленсанда отозван лорд-губернатор Мид. Три дивизии сомкнут ряды близ городка под названием Осрунг, вслед за чем совокупными силами погонят врага на север, к самому Карлеону и нашей победе.

Я сопровождаю ставку генерала Челенгорма, находясь на самом острие всей армии. Нам несколько препятствуют состояние дорог и переменчивая погода, солнце внезапно сменяется проливными дождями. Однако генерал не из тех, кого можно остановить кознями небес, а уж тем паче врага. Если мы вступим в столкновение с северянами, то я, разумеется, буду наблюдать и немедленно доложу Вашему величеству об исходе дела.

Засим остаюсь Вашим преданнейшим и недостойным слугой,