Страница 10 из 18
— К чему ворошить прошлое? Уж не думаете ли вы, что я назову вам имя убийцы? Той ночью я нащелкал добрый десяток кассет, по меньшей мере триста пятьдесят снимков. Но не помню, чтобы я снимал хоть одного европейца, если не считать шпиков.
— Были ли убитые в силах порядка?
— Нет, ни убитых, ни раненых. Люди из ЦРС просили сфотографировать их в позе охотника, попирающего труп алжирца. Вспоминая об этом, я поражаюсь. Демонстранты были безоружны и даже не пытались сопротивляться. Они лишь пробовали бежать или прятались в подъездах домов. В начале волнений в префектуре был организован штаб. Оттуда сообщили о десяти шпиках, якобы убитых ФЛН на Елисейских полях. Я помчался туда на полицейском автобусе, стоявшем в резерве. Услышав эту новость, ЦРС рассвирепели, как дикие звери. Но там ничего не произошло. Ни один из полицейских не получил даже царапины. Зато алжирцы получили сполна. За четверть часа я насчитал шесть трупов. Не говоря о раненых.
— А как было на Бульварах?
— Там была настоящая бойня. Солдаты были вооружены до зубов: ружья, гранатометы, дубинки. Они перегородили грузовиками улицу и открыли огонь по алжирцам из-за укрытия. Я спрятался в холле кинотеатра «Миди-Минюи», помню даже название фильма, который показывали в тот вечер: «Воскресители трупов».
— Значит, я могу не ходить в центр кинематографии.
— Почему?
— Перед смертью Роже Тиро, видимо, ходил в кино. У него в кармане был найден билет.
— Не думаю, что кто-то подложил билет в карман мертвеца…
— Допускаю, Ронер, что вы вовсе не рветесь мне помочь.
— Ошибаетесь, инспектор, я не увиливаю. Семнадцатое октября для меня важная дата. Конец моей карьеры в полиции. За двадцать лет я никому обо всем этом не рассказывал. И вдруг появляетесь вы и заставляете меня выложить все, что у меня на душе. Дайте время подумать. Кажется, я пересек улицу Фобур Пуассоньер перед зданием «Юманите». Выпил кофе в баре «Ле Жимназ». Там находилась группа бельгийского телевидения. Никто из них не верил своим глазам, глядя на это побоище. Бельгийцы устроились за музыкальным автоматом, и оператор вел съемку без перерыва. Хотя было уже темно.
— Вы ничего не заметили возле улицы Нотр-Дам де Бонн-Нувель?
— Ничего, инспектор. Затем я вышел из бара и направился к Версальским воротам, где в Выставочном парке собирали арестованных алжирцев. Но на Бонн-Нувель стреляли со всех сторон. Там-то оказалось больше всего убитых и раненых, не считая закрытого двора в Сите.
— Вы хотите сказать, что демонстрантов убивали в самой префектуре? Это невозможно!
— В ту безумную ночь все было возможно. Правительство объявило о трех или четырех убитых. Цифру надо увеличить по крайней мере в пятьдесят раз. К двум часам ночи вызвали целую бригаду из Института судебной медицины, чтобы увезти сорок восемь трупов из маленького садика, примыкающего к собору Парижской богоматери. Судя по упорным слухам, речь шла о руководителях ФЛН, привезенных в Сите для допроса. Их поместили в изолированное помещение на втором этаже, а затем туда внезапно вошли десять шпиков с автоматами на изготовку. Арестованные решили, что настал их последний час, и ринулись к забитой двери в глубине комнаты. Под их нажимом дверь распахнулась. Она вела в штабной зал префектуры. Префект и его окружение, которые координировали операцию, услышав шум, решили, что ФЛН напал на их штаб. Вся охрана Сите была брошена против арестованных. Результат — сорок восемь трупов. Судебные медики нашли серьезные причины для объяснения кончины каждого убитого. Все сведения сдали в архив. И для всех лучше, чтобы они там оставались.
В первый раз за весь разговор со мной Ронер оставил иронический тон.
— У вас хватило мужества сунуть нос в грязные дела, но, чтобы вылезти из грязи, не надо производить много шума.
Я добрался до Парижа из Курвилье и вышел у Северного вокзала часов в пять. В это время редкие пассажиры торопились к автобусной остановке.
Мне пришла в голову мысль навестить госпожу Тиро, но потом я подумал, что приличнее было бы предоставить возможность ей самой выбрать время и место встречи. Сидя в баре «Виль де Брюссель» в ожидании пива, я решил вызвать по телефону Бельгию. Пять минут спустя дежурная бельгийского радиовещания и телевидения осведомилась, с кем я хочу говорить.
— Прошу соединить меня с господином Дерилем или с господином Терлоком из отдела репортажей. Это по поводу фильма, снятого для передачи «Девять миллионов».
— Этой передачи не существует уже десять лет. У нас в стране теперь двадцать миллионов населения. Могу связать вас с господином Дерилем. Он ведет актуальные темы в вечерних последних известиях.
К телефону подошел Жан Дериль.
— Алло, у телефона инспектор Каден из Тулузы. Я веду следствие об убийстве молодого человека, отец которого погиб во время октябрьских событий тысяча девятьсот шестьдесят первого года в Париже. Во Франции мало документов об этих событиях, по крайней мере доступных документов. Поэтому я хотел бы посмотреть фильм, снятый вами в то время.
— Это странно слышать — особенно от полиции… За истекшие двадцать лет я убедился в отсутствии интереса к таким пленкам со стороны французского правосудия. Могу предоставить их в ваше распоряжение. Давайте договоримся о времени.
— Прекрасно. Я на Северном вокзале. Следующий поезд в Брюссель в семнадцать сорок пять. Готов встретиться с вами сегодня же вечером.
— Ценю решительных людей, инспектор. Согласен. Мы снимаем эпизод на «блошином рынке», на площади Же де Баль, там и встретимся. А что именно вы хотели бы посмотреть? Тогда был смонтирован десятиминутный фильм с комментарием, который так никогда и не был показан. Наверное, ваш посол приложил к этому руку. В архиве у нас хранятся несмонтированные кадры на час.
— Монтаж меня не интересует. Буду вполне удовлетворен архивной пленкой. До скорого свидания на «блошином рынке».
Я добрался до Брюсселя через Турне и попал в центр развороченного города с бесконечными объездами и путаницей односторонних улиц. Казалось, город перенес землетрясение. Понадобился целый час, чтобы доехать до старых кварталов. Все магазины были закрыты, и создавалось впечатление, будто город находится в состоянии войны. Таксист сказал, что идет расширение вокзала. Он высадил меня на углу улицы Ренар. Площадь была окружена кордоном полиции, но достаточно было произнести имя Дериля, как меня пропустили. Я направился к телевизионному грузовику. Человек с седеющими волосами до плеч и в круглых очках в железной оправе посмотрел на меня выжидающе.
— У меня свидание с режиссером Дерилем.
— Вы попали в точку, инспектор. Это я. Подождите минуту, и я буду в вашем распоряжении. Мне нужно определить несколько планов для съемок.
Вернувшись к грузовику, где я его ждал, он продолжил:
— Вы не первый француз, интересующийся фильмом об алжирской демонстрации. Ваша разведывательная служба пыталась купить оригинал и копии у бельгийского управления радио и телевидения, но наша дирекция не согласилась. Думаю, что лица, отвечавшие за бойню, не очень хотели бы огласки… Если говорить правду, мы приехали в Париж не для того, чтобы снимать демонстрацию, а ради Жака Бреля[11]. Он давал концерты в «Олимпии». Помню, что артист начинал на другой день, но генеральную репетицию отменили.
Тем временем мы устроились в машине телевизионщиков. Дериль сел перед монитором. Вставил кассету.
— Я проверил: здесь ровно час семь минут. Если какой-то кадр привлечет ваше внимание, достаточно записать номер по счетчику, и мы сделаем вам несколько фотографий.
Изобразительный ряд был чудовищен. Первую часть снимали с автомашины, ехавшей по улицам. Плотные ряды озверевших ЦРС и жандармов громили безоружных перепуганных манифестантов. Отсутствие звука усиливало впечатление от сцен насилия. Внезапно машина остановилась и тихонько подъехала к тротуару. Широкое движение камеры, которую оператор держал в руке, позволило узнать квартал Ла Вилет. В кадре появилось черное пространство бассейна, где канал Урк соединяется с каналом Сен-Дени. Объектив внезапно задвигался, и оператор выделил группу мужчин, суетившихся на улице Корантен Кариу. Они направлялись к ограждению моста. Мокрые кожаные пальто и каски блестели под дождем. Вдруг они бросили в воду чье-то тело. Мне показалось, что я даже услышал всплеск воды. Затем бросили второе тело, третье… Одно и то же движение повторялось одиннадцать раз.
11
Жак Брель (1929-1978) — знаменитый композитор, певец» поэт и актер бельгийского происхождения.