Страница 6 из 16
Все вампиры России знали, если Никита Григорьевич надел преображенский мундир, быть грозе. Только на меня его ухищрения не производили должного впечатления. Если он – шпага, то я тяжелый рыцарский меч, как говаривали в Речи Посполитой, крыжацкий[13]. Таким клинком пан Лонгинус Подбийпятка, если верить Генрику Сенкевичу, поражал воображение шляхтичей. Попробуй меня сломать, если получится.
– Пан Анджей Михал Грабовский? – Князь не спрашивал, князь утверждал очевидное. Глаза его метали молнии.
– Он самый, ваша светлость. Честь имею представиться в связи с деловой поездкой в Москву.
– Почему вчера не представился? – Прозоровский сурово свел брови.
Если князю что-то не по нутру, бывает он крутешенек. Ну чисто Петр Алексеевич покойный. Того и гляди, сейчас прикажет «полячишку» в кандалы заковать, врезать шпицрутенов – и в Сибирь пешком. В прошлые мои аудиенции он не казался ни жёстким, ни решительным. Я даже подумал, что вот, мол, просчитались московские кровные братья, выбирая князя. Ан нет! Достоин быть! Иногда приятно разочаровываться. Пускай даже его гнев направлен против меня. Другой испугался бы, но я знал, что противопоставить немилости князя. Не зря, пока я спал, набираясь сил, Збышек подключил ноутбук к гостиничной сети вай-фай и много чего узнал.
Я со всей возможной учтивостью поклонился Прозоровскому.
– Закон разрешает испросить аудиенции у князя в течение суток с момента приезда в город, подотчетный оному. Двадцать четыре часа еще не минули. В чем я провинился, ваша светлость?
Он не ожидал подобной наглости. Нахмурился еще больше, если только это возможно. Княжеская свита, щеголявшая в современных костюмах, каждый из которых обошелся владельцу в не одну тысячу североамериканских долларов, зашушукалась, бросая на меня косые взгляды. Кое-кто, пожалуй, готов был вцепиться мне в глотку.
– Ты, пан Анджей Михал, – взял себя в руки Князь, – являешься в мой город. Бродишь по улицам, не соизволив сообщить о своем прибытии. А потом в подворотнях находят мертвых людей. Как ты это объяснишь?
«Мертвых людей? Значит, майор – не единственная жертва прошлой ночи?»
– Мне трудно объяснить каждую человеческую смерть в Москве. Могу поклясться Великой Тайной, что вчерашней ночью при мне погиб лишь один человек. И не я виновник его смерти.
– Ильинка?
– Вы прекрасно осведомлены, ваша светлость.
– И как же погиб Юрий Михайлович Семецкий?
– Его убил зверь.
– Какой зверь в Москве? Медведь, что ли? Ты же не в Сибири, пан Анджей Михал!
– Конечно, я не в Сибири. Это был не медведь и не волк.
– Об этом я догадался. Ран на теле не обнаружили.
А Прозоровский осведомлен даже лучше, чем я первоначально предположил. Наверняка у него есть доступ к сводкам полиции. А то и свой человек в органах госбезопасности.
– Вы позволите побеседовать с вами наедине? – Мне не хотелось предавать широкой огласке сведения, которые я намеревался передать князю. Пускай потом сам решает, достойны ли его вассалы доверия.
Никита Григорьевич оглянулся на своих. Кивком головы приказал следовать за собой. Мы вышли, провожаемые недоуменными и откровенно враждебными взглядами. Причем последними – я.
Маленький кабинет, примыкающий к зале для торжественных и официальных приемов, наверняка защищался от подслушивания. От кровных братьев чарами самого князя, а от людских средств прослушки – людскими же приспособлениями. Несмотря на приверженность к костюмам восемнадцатого века, Прозоровский шагал в ногу со временем и достижений человеческой цивилизации не чурался.
Опустившись в кресло, Князь Никита указал мне на банкетку напротив. Теперь он не казался суровым. Напротив, озабоченным.
– Что тебе известно, пан Анджей Михал?
– Я расскажу все по порядку. Я прогуливался по ночной Москве…
– До того как представился мне?
– Есть такой грех, ваша светлость. Но я не отходил далеко от «Метрополя», в котором остановился. Люблю, знаете ли, ночную Москва-реку.
– Мы все ее любим. Продолжай, пан Анджей Михал.
– Можно просто Анджей.
– Хорошо, – кивнул Князь. – Продолжай, пан Анджей.
– На Ильинке, неподалеку от Гостиного двора, я заметил слежку. Человека. Как потом оказалось, майора службы госбезопасности России. Но тогда я этого не знал. Заподозрил неладное. Особенно когда почувствовал чужое волшебство.
– Колдовской Ковен давно не враждует с кровными братьями, – быстро сказал Никита Григорьевич.
– Не враждовал до настоящего времени. Но я очень хорошо знаю, как порой ломаются старые договоры, казавшиеся незыблемыми, и начинаются новые войны.
Он проглотил мой намек на возраст. Думаю, кое-какие сведения обо мне он все же собирал. Но не уверен, что все они оказались достоверными.
– Хорошо, пан Анджей, что случилось дальше?
– Потом на нас набросился зверь.
– Зверь?
– Вначале я даже подумал, что это оборотень. Но… Когда он сбил меня с ног, а майор начал стрелять серебряными пулями…
– Этого мне не докладывали.
– Кроме меня и покойного офицера, этого не знал никто. Оборотня серебро остановило бы. Этот зверь даже не заметил выстрелов в упор. Он свалил человека и выпил его жизненную силу. Можете мне поверить, ваша светлость…
– Князь Никита, если вам будет угодно.
«Ого! Похоже, мой рассказ произвел впечатление…»
– Благодарю вас, Князь Никита. Даю слово чести рыцаря и шляхтича, что видел, как потоки жизненной силы переливались из человека в зверя.
Прозоровский рассеянно кивнул и задумался. Левая рука его, помимо воли, теребила нагрудный знак преображенцев.
– Да… Именно так… – пробормотал он. – Это многое объясняет.
– Прошу прощения?
– В прошлую ночь в Москве обнаружены еще несколько трупов. Человеческих. Как мне доложили, «выпитых». Понимаете, о чем я?
– Догадываюсь.
– Тела полностью обескровлены. Также отсутствует лимфа. Головной мозг высушен до размера грецкого ореха, костный мозг превращен в труху. Что я должен был думать?
– Вы подумали, что киевские вампиры умудрились использовать в пищу не только кровь, но и прочие жизненные токи? – улыбнулся я.
Князь пожал плечами.
– Киевские вампиры одни из старейших, подотчетных Совету России. Князь Амвросий живет восьмой век. И к нему тянутся немало пожившие и повидавшие вампиры. К примеру, вы, пан Анджей. Сколько вам лет?
И снова я не сумел сдержать грустную улыбку. Все-таки Прозоровский еще слишком молод. Вампир моего возраста никогда не употребил бы слово «жить». Да, мы не мертвые, но мы и не живы. Нам многим приходится расплачиваться за бессмертие и сверхъестественные – по человеческим меркам, само собой, – способности. Мы не можем иметь детей. Нам недоступны простые радости, обычные для любого простолюдина. Такие как наслаждение пищей и вином – для нас они не имеют вкуса. А сколько бы я отдал за возможность увидеть солнце и бегущие по небу облака, за вид порхающей бабочки – не ночного мотылька, а простой белой капустницы! За песнь жаворонка, за рассветы и закаты…
– Пан Анджей… – осторожно поинтересовался Князь. – Вы о чем-то задумались? Я обидел вас неосторожным вопросом?
– Что вы, Князь Никита! Ничуть! Просто я вспоминал те годы, когда еще был человеком.
– О, я тоже иногда вспоминаю те времена. Так вы не ответили на мой вопрос. Впрочем, если вам неприятно…
– Что вы, Князь! Мне, по большому счету, безразлично, когда меня спрашивают о возрасте. Я давно утратил счет годам, – слукавил я. – Но могу сказать, что моложе Амвросия почти на век.
Князь оценил мое признание. Легонько поклонился не вставая.
– Думаю, мне нужно дать поручение кому-нибудь. Пускай разузнают, что бы это могло быть. Я отказываюсь верить, что оборотни могли набрать такую силу. И все же следует поговорить с Пашутиным. Это глава питерского отделения «Детей Протея», – пояснил он в ответ на мой невысказанный вопрос. – И попросить Филиппа Филипповича поднять архивы – не было ли ранее зафиксировано таких случаев. Или, возможно, похожих.
13
Т. е. меч крестоносцев.