Страница 42 из 58
«Люби — приказанье; а вот: полюби…»
Люби — приказанье; а вот: полюби — И просьба и вызов. В мохнатой папахе Хорей, словно воин, шагая, трубит, И плавной стопою скользит амфибрахий; В объятья свои замыкает миры; Меж тем как напыщенный шествует дактиль И гордо подъемлет для шумной игры То меч деревянный, то факел из пакли. А следом за ними, спеша и кружась, Как быстрые фоксы за гунтером строгим, Стихи без размера плетут свою вязь, Вразброд убегают с проезжей дороги. Какой разношерстный и дикий народ. Но странный порядок в его суматохе. Не так ли ходили в крестовый поход И странствуют пестрой толпой скоморохи?«Во всех делах есть смысл и цель…»
Во всех делах есть смысл и цель, И все творимое полезно. Но тростниковая свирель Какой блюдет закон железный? Где семя пало, зреет плод, На камне вырос дом высокий. Но что творят из года в год Стихов размеренные строки? За звуком звук низать на нить Неосязаемого лада, Слова созвучные ловить И, сочетая, ставить рядом, И бросить в мир, как в решето, Где звук и речь бесследно тают, — Глупей занятия, чем то, Игры бессмысленней не знаю. И разве не похож на нас, Бездельников нагих и гордых, Нагой и тощий папуас, Продевший медный обруч в ноздри?«Безветренные солнечные дни…»
Безветренные солнечные дни На рубеже меж осенью и летом. Но стало чуть прохладнее в тени, И медлит ночь, свежея пред рассветом. В тяжелых гроздьях сочный виноград Янтарный блеск струит по горным скатам, И золотом отягощенный сад Костром недвижным рдеет в час заката. Все знает ласковая тишина, И нежная не ропщет примиренность. Природа, как родившая жена, Влюбленную забыла напряженность. Как непонятно в этот тихий час Покорного и ровного цветенья Бессмысленно тревожащее нас, Безудержно растущее смятенье. Иль в самом деле по родной земле, Такой знакомой и такой смиренной, Прошел с повязкой красной на челе Двойник Христов, мертвящий и растленный. За миг сомненья, Господи, прости. Огонь слепит и оглушают громы. Но как земле и в бурях не цвести Такой смиренной и такой знакомой. Алушта. 1917«Покорны мы тяжелому наследью…»
Покорны мы тяжелому наследью Неистовых и сумрачных веков, И кровь струит расплавленною медью По нашим жилам волю мертвецов. Давно ли мы отстроили хоромы, Сокровища собрали в города? И вот опять, забытый, но знакомый Позыв влечет неведомо куда. И вот опять воинственные клики Пленительнее песен и побед; И где пройдем, за нами стон великий Ползет унылым вестником побед. Из темной глубины средневековья Мы двинулись, и Запад узнает Кочевников мгновенные становья, Костры, обозы, падаль и помет. И оттого поля повсюду голы И толпы треплют рубище владык, Что в нас проснулись темные монголы И рты оскалил их гортанный зык.«Разрыхленную землю попирая…»
Разрыхленную землю попирая, Не говорим усопшему: восстань! Но божеству неведомого рая Века былые обрекаем в дань. Песок просеем серый и сыпучий, Чтоб золото осело в решете, И вытряхнем на медленные тучи Бесцветный пепел наших бледных тел. А в полыме, по всей земле широкой, Живые души плавя как руду, Мы выкуем и прихоти и року Единую железную узду. Гордись, Россия, тягостным почином, Явись народам, кровью залита, И собирай по кручам и равнинам Вселенную, как новый Калита.«В земле не корни — провода…»
В земле не корни — провода, Не крылья в небе — гул моторов; А город хрюкает как боров И не уходит никуда. Везде шипы, винты, зубчатки, Слепящий вихрь маховика, И напряженная рука На неподвижной рукоятке. А в темном логове домов Сутулятся худые плечи И мир с покорностью овечьей Простерт в ряды немых значков. Не притчи заклинанья эти, Не гимны эти письмена. Но где блаженная страна, Чье солнце ярче солнца светит? Не улетишь, не уплывешь И в глубь земли не вроешь корни, И только ползаешь проворней, О человеческая вошь. Да, все твое, и блеск, и грохот, И даль, и глубь, и синева. Но чей, но чей во всех словах Все явственней злорадный хохот?