Страница 15 из 58
«Лунным светом осияна…»
Лунным светом осиянна, Целомудренно-тиха, Ночь, стыдливая Сусанна, Тайно жаждет жениха. И земля на брачном ложе Разметавшись в полусне, С лаской девственно-пригожей Улыбается луне. Всюду ложь мечты обманной И желанье верить лжи… Вот мелькнут в дали туманной И царица и пажи… Я служу ей, рыцарь верный, Неизменно, много лет, Для любви моей безмерной На земле желаний нет. Мне не страшен подвиг трудный, Безответность дорога; Сладострастья трепет блудный Ненавижу, как врага. Ей молюсь я, как Мадонне, И, поверив до конца, Вижу: там, где мгла бездонней, Два сливаются лица. Вижу: снова чуждым взглядом, В полумраке, у огня, Где два кресла дремлют рядом, Вы встречаете меня… Мысль тревожная двоится… И пока на вас смотрю, Жаждет рыцарь, чтоб царица Предпочла его царю.«На скамьях унылых сквера…»
На скамьях унылых сквера Пары вытянулись в ряд… Небо серо, платье серо, Речь тускла, и бледен взгляд. Вдоль реки, где мгла струится И дневной спадает жар, Протянулась вереница Повторяющихся пар. За заводом, в травке хилой, Где скрипя прошли возы, Над болотистой могилой Льнут к косынкам картузы. В каждой хате, в каждом доме, Раздвигая темноту, На коврах иль на соломе Вижу бледную чету… В мыслях тайных явь творится: И нежданный гость теперь Незамеченный стучится К вам в незапертую дверь.«Звуков резких сочетанье…»
Звуков резких сочетанье, Скрип наточенных ножей, И жеванье, и глотанье, И невнятный гул речей. Звон посуды, залпы пробок, Струн назойливый напев, Нежный шепот и бок о бок Смех и брань визгливых дев. Пахнет дичью, пахнет мясом, Сыром, фруктами, вином, Пахнет гуще с каждым часом И едой и табаком. Пахнет женскими духами, И цветами, и весной, И смазными сапогами, И навозом за стеной. Блещут вольтовые дуги В белых круглых фонарях И злословят на досуге Об алеющих зарях, Оскорбляют звезды сплетней, Дерзким вызовом — луну, Шипом хриплым — ночи летней Оскверняя тишину. Так все ярко, так все шумно, Без стыда обнажено, Безнадежно и бездумно, И безвкусно, как вино, Так бесцветно-ограничен Неба бледного простор, Так уныло-безразличен Звезд чуть видных тусклый взор, Так спокойно все забыто, Что сердца гнетет нуждой, Так кругом все сыто, сыто И любовью и едой… Эти люди мне не судьи: Не понять им, для чего В самоцельном многолюдье Миру нужно Божество, И каким незримым чудом, Претворяя в жертву грех, Человек, восстав над блудом, Восстает один для всех… В мутной луже пьяных оргий Чистый светоч душ угас. Но сквозь пьяные восторги Чист, как он, я мыслю вас.Памяти Толстого
Кольцо сомкнулось под землею: Где Достоевский, там Толстой. Один был нашею душою И плотью нашей был другой. Их родила одна стихия, И верил я, что смерти нет, Где гробом стать должна Россия, И быть могилой — целый свет. И скорбно чту я общий жребий России лучших сыновей, Чей вопль, как вопль толпы о хлебе, Гремит над родиной моей. Их чту, кто был Россией послан, В ком дух России воплощен, Тот дух, что в мертвый дом был сослан, От мертвой церкви отлучен. Но осиянный ярким светом Любви, отвергшей гнев и месть, Толстой нам был живым заветом Всего, что в нас живого есть. Кругом деревья стали пнями, Где лес стоял, поля легли, Но врос он мощными корнями В живую глубь своей земли. И было все как в сказке древней, И несуразной и простой, И слился с русскою деревней Весь мир объемлющий Толстой. Один блуждая в бездорожье, Он знал, как некогда Христос, Что стало плотью слово Божье, — И это слово нам принес Из властной тьмы в убогой хате, С признаньем мужа-палача, В слезах Нехлюдова о Кате, Сквозь крик Ивана Ильича, В словах Акима и Платона, В молчанье потных косарей, И по следам Наполеона, Где смотрит в небо князь Андрей. И, освятив леса и нивы, Живую плоть цветов и трав, Он жил, познав, чем люди живы, Но умер, смерть не оправдав. И тщетно сердце жаждет мира: Как победить, рассеяв мглу, Зло жизни — неприятьем мира, И смерть — непротивленьем злу?