Страница 12 из 15
* * * Смотрят снова глазами незрячими Матерь Божья и Спаситель-Младенец. Пахнет ладаном, маслом и воском. Церковь тихими полнится плачами. Тают свечи у юных смиренниц В кулачке окоченелом и жестком. Ах, от смерти моей уведи меня, Ты, чьи руки загорелы и свежи, Ты, что мимо прошла, раззадоря! Не в твоем ли отчаянном имени Ветер всех буревых побережий, О, Марина, соименница моря! 5 августа 1915, Святые Горы * * * Снова знак к отплытию нам дан! Дикой полночью из пристани мы выбыли. Снова сердце — сумасшедший капитан — Правит парус к неотвратной гибели. Вихри шар луны пустили в пляс И тяжелые валы окрест взлохматили… — Помолись о нераскаянных, о нас, О поэт, о спутник всех искателей! 7 февраля 1915 Сонет На запад, на восток всмотрись, внемли, — Об этих днях напишет новый Пимен, Что ненависти пламень был взаимен У сих народов моря и земли. Мы все пройдем, но устоят Кремли, И по церквам не отзвучит прокимен, И так же будет пламенен и дымен Закат золотоперистый вдали. И человек иную жизнь наладит, На лад иной цевницы зазвучат, И в тихий час старик сберет внучат: «Вот этим чаял победить мой прадед», — Он вымолвит, печально поражен, — И праздный меч не вынет из ножон. * * * Тень от ветряка Над виноградником кружит. Тайная тоска Над сердцем ворожит. Снова темный круг Сомкнулся надо мной, О, мой нежный друг, Неумолимый мой! В душной тишине Ожесточенный треск цикад. Ни тебе, ни мне, Нам нет пути назад, — Томный, знойный дух Витает над землей… О, мой страстный друг, Неутолимый мой! 1918
Ю. Л. Римской-Корсаковой
* * * Тихо плачу и пою, отпеваю жизнь мою. В комнате полутемно, тускло светится окно, и выходит из угла старым оборотнем мгла. Скучно шаркает туфлями и опять, Бог весть о чем, все упрямей и упрямей шамкает беззубым ртом. Тенью длинной и сутулой распласталась на стене, и становится за стулом, и нашептывает мне, и шушукает мне в ухо, и хихикает старуха: «Помереть — не померла, только время провела!» 11 апреля 1927 * * * Тоскую, как тоскуют звери, Тоскует каждый позвонок, И сердце — как звонок у двери, И кто-то дернул за звонок. Дрожи, пустая дребезжалка, Звони тревогу, дребезжи… Пора на свалку! И не жалко При жизни бросить эту жизнь… Прощай и ты, Седая Муза, Огонь моих прощальных дней, Была ты музыкою музык Душе измученной моей! Уж не склоняюсь к изголовью, Твоих я вздохов не ловлю, — И страшно молвить: ни любовью, Ни ненавистью не люблю! 26 января 1933 * * * Ты помнишь коридорчик узенький В кустах смородинных?.. С тех пор мечте ты стала музыкой, Чудесной родиной. Ты жизнию и смертью стала мне — Такая хрупкая — И ты истаяла, усталая, Моя голубка!.. Прости, что я, как гость непрошеный, Тебя не радую, Что я сама под страстной ношею Под этой падаю. О, эта грусть неутолимая! Ей нету имени… Прости, что я люблю, любимая, Прости, прости меня! 5 февраля 1933 * * * Узорами заволокло Мое окно. — О, день разлуки! — Я на шершавое стекло Кладу тоскующие руки. Гляжу на первый стужи дар Опустошенными глазами, Как тает ледяной муар И расползается слезами. Ограду, перерос сугроб, Махровей иней и пушистей, И садик — как парчевый гроб, Под серебром бахром и кистей… Никто не едет, не идет, И телефон молчит жестоко. Гадаю — нечет или чет? — По буквам вывески Жорж Блока. 1915 * * * Унылый друг, вспомни и ты меня раз в году, в канун Иванова дня, когда разрыв-трава, разрыв-трава, разрыв-трава цветет! 26 января 1926