Тайна профессора Макшеева

Сообщите, когда и куда мне ехать тем способом, как раньше сообщали. Надеюсь уже 30 октября получить от Вас указания. До свидания».

— Ну и гадина! — воскликнул Другов.

— Письмо, конечно, вполне характеризует автора! — сказал Ремизов. — Но оно, к сожалению, не дает нам ничего нового. Мы только узнали, что молодчики собираются улепетнуть и не сошлись в цене. Но об этом можно было бы предполагать и без письма. Правда, здесь упоминается способ сообщения, которым они сносились с Пашкевичем, но в чем он состоит — непонятно.

— Так или иначе, письмо это сослужит нам неплохую службу. Оно сегодня же будет запечатано в новый конверт, на нем появится тот же адрес, и мы отправим его из того же Дзержинского района, предварительно, конечно, сняв копию.

— А как Ольга, она помогла чем‑нибудь следствию? — спросил Другов Ремизова.

— Я допрашивал ее. Но она очень нервничает, и ничего толком сказать не могла. Пашкевич за ней ухаживал, водил в театр, ресторан, говорил, что любит ее, обещал жениться. Встречались они большей частью в кафе или в метро. У него на квартире она была будто бы только два раза. Как она выразилась, он обладал страстным темпераментом и слишком любил ее, а поэтому оставаться с ним наедине она побаивалась. Предложение ей он сделал двенадцатого августа, после того, как узнал, что вы пригласили Ольгу копировать чертежи. Это было на стадионе Динамо. Женитьбу он все откладывал; говорил, что сперва обменяет одну комнату на две или хотя бы на большую площадь, давал объявления в «Справочнике по обмену жилплощади» и в «Вечерней Москве». Расспрашивать ее обо всех ваших делах и открытиях ему не было нужды: она по своему легкомыслию сама рассказывала все, что знала.

В это время в прихожей позвонили.

— Должно быть, шофер вернулся, — сказал Ремизов и стал прощаться. Но в комнату неожиданно вошел Аксенов и, поздоровавшись со всеми, что‑то тихо сказал следователю и передал ему пакет. Ремизов улыбнулся.

— Что? Что такое? Что‑нибудь важное? — посыпались вопросы.

— Четвертого августа в амбулаторию одного подмосковного химического комбината обращался за помощью по поводу ожога правой руки кислотой их старший химик, некто Александр Федорович Лунц. Он сказал, что нечаянно попал рукой в травильный бак с крепкой серной кислотой. Ожог признан легким, так как своевременно были приняты меры. Он попросил бюллетень на пять суток. Ну… что еще… Вот копии его анкеты и фотографическая карточка, на которой, впрочем, абсолютно ничего нельзя разобрать.

Все с интересом стали рассматривать карточку. Но разобрать на ней что‑нибудь действительно было невозможно.

— Вот это снимочек! — усмехнулся Ваня.

— Это специально так сделано, — заметил Ремизов, — фотография обработана каким‑то реагентом с тем, чтобы через некоторое время она выцвела. Ну, нам пора. До завтра.

ПО ГОРЯЧЕМУ СЛЕДУ

Ваня, по приглашению Ремизова, должен был явиться в сорок седьмое почтовое отделение ровно в десять часов утра. Там ждал его Аксенов и еще два агента. Но он их узнал не сразу. Аксенов был в форме почтового служащего и сидел за стеклянной перегородкой у стола. Он глазами указал Ване на других агентов: один из них выглядел старичком и сидел на подоконнике вестибюля, уткнувшись в газету; другой, в шинели красноармейца, читал таблицу выигрышей.

Письмо до востребования на имя Сергея Ильича Званцева, посланное вчера вечером, еще не поступило в почтовое отделение. О нем никто и не справлялся.

Ваня хорошо помнил роль, которая выпала на его долю.

— Мы вас просим прийти, — говорил ему накануне Ремизов, — потому что вы видели преступников в лицо. Может статься, что кто‑нибудь из них явится, но не решится спросить письмо. Это часто бывает, если возникают подозрения. Тогда вы укажите нам его. А чтобы вы сами не спугнули их, вам придется изображать электромонтера. Вид у вас подходящий. Можете развинтить один телефон–автомат и возиться в будке целый день. Вам это разрешается. Смотрите через стекло на всех входящих. Когда заметите кого‑нибудь подозрительного, отвернитесь лицом к аппарату и потом, когда тот пройдет, дайте знак товарищу Семенову — он будет стоять с газетой, а сами из будки не выходите… иначе можете спугнуть. Поняли? Имейте также в виду, что мы получили строгое приказание выследить его и не задерживать без крайней необходимости.

И вот теперь, вооружившись отверткой и плоскогубцами, Ваня возился у телефона.

Письмо пришло с двенадцатичасовой почтой. Оно было положено в отделение ящика под буквой «З».

Скучно и однообразно тянулись часы ожидания. Ваня несколько раз успел разобрать и вновь собрать телефонный аппарат. Он, можно сказать, в совершенстве изучил его устройство, так что мог бы и в самом деле сойти за электромонтера. Однако время тянулось мучительно долго.

Стало уже темнеть. Кругом зажгли электричество. Ваня отчаялся дождаться прихода кого‑нибудь за письмом. «В самом деле, — думал он, — совершенно неизвестно, придут ли за письмом именно сегодня. Могут прийти завтра или послезавтра, а то и вовсе не зайдут. Неужто я так все время и буду стоять в этой конуре? Веселенькое, нечего сказать, занятие изображать из себя огородное чучело! Хоть бы присесть на минутку. Черт знает, что такое, — ноги прямо затекли». Терпению Вани приходил конец. Он вышел из будки, намереваясь подойти к Аксенову, и вдруг недалеко от себя заметил высокого мужчину в коричневом драповом пальто и шляпе, чья широкая спина показалась ему странно знакомой. Сердце замерло у него в груди.

«Кто это? Тот или нет?$1 — мучительно завертелось в голове у Вани.

Незнакомец повернулся и стал расталкивать публику, чтобы пройти вперед. Движения его были столь характерны, что Ваня сразу узнал его и чуть не вскрикнул от испуга. Дав условный знак Семенову, который был тут же, в толпе, Ваня бросился в свою будку и дрожащими от волнения руками начал работать отверткой.

«Заметил он меня или не заметил? И зачем я ушел со своего поста? Впрочем, наверное, не заметил… народу здесь много… А может быть, это и не он?.. Нет, он… Явился за письмом…$1 — проносилось в голове у Вани.

Прошла минута или две. Ваня был вне себя от волнения. Наконец, высокий незнакомец вышел из зала в вестибюль и быстрыми шагами направился к выходу. Через мгновение в дверь юркнул Семенов, потом мимо Вани прошел Аксенов. Ваня вслед за ними также вышел на улицу.

Неизвестный быстро зашагал по переулку в сторону улицы Горького, пересек ее и направился по правой стороне, к площади Маяковского. Ваня перебежал на левую сторону улицы, боясь быть замеченным. Народу на улице было много, но массивная фигура неизвестного, несмотря на сумерки, хорошо была видна; зато Аксенов с товарищами сразу будто сквозь землю провалились. Один раз неизвестный остановился у витрины комиссионного магазина, постоял некоторое время и затем быстро огляделся вокруг, очевидно, с целью убедиться, что за ним не следят. Ваня в это время тоже остановился у магазина и сделал вид, что разглядывает игрушки.

Достигнув площади Маяковского, неизвестный быстро направился к станции метро. Ваня оглянулся. Аксенова и Семенова нигде не было видно, а громоздкая фигура уже смешалась с толпой в дверях станции метро. Он мог теперь легко скрыться. Отчаяние овладело Ваней. Улучив момент, когда движение чуть замедлилось, Ваня очертя голову бросился через улицу. Со всех сторон слышались рев сирен, ругань… Но вот он уже вбежал в метро, на ходу достал из кармана книжечку абонементных билетов, которую, к счастью, имел при себе, и бросился к эскалатору. Длинная труба с двумя рядами огней была заполнена плотным потоком людей — два из них двигались вниз, а один вверх.

Пальто разных оттенков, меховые воротники, шапки, платки, шинели, шляпы, полушубки… поднимались и спускались.

Ваня взглянул вниз и… почти у конца лестницы соседнего эскалатора заметил знакомую широкую фигуру в коричневом драповом пальто и шляпе.

У него дух захватило. Он бросился вперед, расталкивая толпу. Ваня не мог оторвать взгляда от драпового пальто. «Он!.. самый!.. Он сядет в поезд раньше меня… Что же делать? Что же делать?»