Страница 50 из 69
Из цикла “Смерти героев”
Светлой памяти российского верблюда от хохлов на границе умученного
(Стишок для детей) Никакой ты мне больше не брат. Пропусти ты в Софию верблюдов, Ведь верблюд ни в чем не виноват. Ты в глаза загляни им, подонок, В них немой удивленный вопрос, Он беспомощен, словно ребенок, Выгнанный из тепла на мороз. Он же зябнет, горбатый, лохматый. Ты ответь мне, таможенник-дурак, Ты когда-нибудь за руку с папой В раннем детстве ходил в зоопарк? Ты почувствуй, как кровь его стынет, Коченеют горбы и живот. Он же сын аравийской пустыни, А не ваших канав снегоход. Почему вы молчите, арабы? Разве так завещал Магомед? Гибнет друг ваш, ваш верный корабль, Его мучит кафир-свиноед. Где зеленые разных конфессий? Они тоже на это плюют. И никто на себя не повесил В знак протеста значок “Я верблюд!” Он качает своей шеей длинной, Он от холода мелко дрожит, Он не курсе, что мы с Украиной Не смогли поделить барыши. Вы поймите — верблюды живые, Не бесцветный невидимый газ. Знайте, граждане гордой России, Им хохлы отомстили за нас. Ничего не поняв и отчаясь, Всеми предан, ветрами продут, Во двугорбый сугроб превращаясь, Замерзает несчастный верблюд. Его белой метелью завьюжит Серебром на мохнатых боках, И отправится в рай он верблюжий, Там где вдоволь колючки в песках. Ну, а нам как жить дальше, иудам, На пустынях немых площадей? Этот текст — он ведь не про верблюдов, Этот текст — он про нас, про людей. Никогда не простим, не забудем, Крепко спросим с хохла-подлеца. Вечно память о каждом верблюде Будет в наши стучаться сердца.Баллада о сержанте Глухове
Андрей Иванович
не возвращается домой…
Ф. Гримберг Сержант Глухов совершает поворот в судьбе, Он грозит кулаком вертикали власти, Как пушкинский Евгений “Медному всаднику”, и с криком “Ужо тебе!” Покидает расположение части. Сержант оголил свой участок фронта. В трудные дни, когда грянул кризис, Он отказался защищать остатки Стабилизационного фонда, Потому что с ним так и не поделились. Видно, зря ему оружие доверили. Из-за отсутствия бани и теплого сортира Он не захотел служить либеральной империи И одному из полюсов многополярного мира. На открытом пространстве сержант слеп, словно червяк, У него нет ни карты, ни компаса, ни GPSа. Но он упрямо стремится на юг, как матрос Железняк, Который вышел к Херсону, хотя шел на Одессу. Его путь тернист от горы к горе. Только звезда, как вешка, горит на горизонте. Он оказался пешкой в Большой игре, Так говорит публицист Михаил Леонтьев. Он идет мимо горных прозрачных рек, Его ловит в прицел снайперша-эстонка. Здесь через месяц растает снег, А еще через месяц пойдет зеленка. Он перешагивает растяжки нить И движется дальше, не заметив ее. Его не научили Россию любить Глеб Павловский, Веллер и Соловьев. Вьется его тропа вдоль отвесных стен, Он спотыкается, разбивает колено, По дороге он попадает в кавказский плен, А потом бежит из кавказского плена. И дальше идет совершенно один Мимо длинной и узкой лощины, Где грузины убивали русских и осетин, А русские и осетины убивали грузинов. Где-то там вдали Эрзурум и Карс, А вокруг небеса, ледники и камень. На него бросается снежный барс, Но сержант душит его собственными руками. Перелезая через очередной сугроб, Где, как в болоте, тонут промокшие кеды, Он встречает уазик, транспортирующий цинковый гроб, Спрашивает: — Кого везете? Ему говорят: — Грибоеда. Временами сержанта одолевают кошмары, Возникают цветные трехмерные глюки, Например, дворец царицы Тамары, Из которого раздаются дикие страстные звуки. Но сержант гонит от себя эти иллюзии, Его не заманят в пропасть роковые красавицы. Близка его цель — блаженная Грузия, Не зря называемая всесоюзною здравницей. Та страна, где пряник царит, а не кнут, Где никто не жмется возле параши, В той стране не сеют, не пашут, не жнут, Там снимают кино, пьют вино и пляшут. В той стране всем идет козырная масть, Шипит хачапури, пенится Кинзмараули. В той стране, каждый живущий — князь, А каждый юноша — витязь в тигровой шкуре. Там нет ни фурункулов, ни простуд, Там круглый год девки ходят голые, Там на кипарисах растет фаст-фуд, А прохладные реки текут кока- колой. Ему уже готовят торжественную встречу, Стелют ковровую дорожку, как в Голливуде, И, словно голову Иоанна Предтечи, Ему подносят чизбургер на серебряном блюде. Вот сидит он в Макдоналдсе, как Властелин Колец, Пошла ему реальная пруха. Вокруг него организуется Клуб одиноких сердец Сержанта Глухова. Но ему в то же время ставят в вину На пространстве информационном Тот факт, что он родную страну Променял на банальный хот-дог с попкорном. Одни говорят, что сержант Глухов — враг, Безродный космополит и моральный калека. Другие вздымают его, как флаг — Вот, мол, поступок свободного человека! А сержант Глухов, не будь дурак, Переодетый в джинсы и свитер, Вдумчиво кушает свой Биг Мак, Он не похож на безродного космополита. Он обещает вернуться когда-нибудь потом. В Грузию собираются его родители. И Министерство обороны перестало настаивать на том, Что он не сам ушел, а его похитили. Суетятся у столика журналисты, Едко пахнет хмели-сунели… Когда русская армия войдет в Тбилиси, Он первым будет расстрелян.