Страница 3 из 9
И утихла, когда заметила, что не только не умиротворила графа, а, наоборот, нанесла оскорбление. Он сдвинул брови, что придавало ему по-настоящему грозный вид.
— Очевидно, мисс Маркхэм, вы тонкий знаток, — насмешливо заметил Рейф. — Вам это известно из собственного опыта?
Рейф прислонился к спинке кровати. У него были очень широкие плечи. Мощные плечи. Она подумала, что он, наверное, занимается боксом. Ее лицо сейчас оказалось на уровне его груди, которая даже под рубашкой выглядела очень мощной.
Генриетта прикусила нижнюю губу и крепилась изо всех сил, не позволяя себя запугать. Чтобы не смотреть на его грудь, ей пришлось вытянуть шею и встретиться с ним взглядом. Теперь его глаза были не голубыми, а аспидно-серыми. Генриетта снова сглотнула, пытаясь вспомнить, о чем именно он ее спрашивал. Да-да, речь шла о повесах.
— По личному опыту. Да. Я хотела сказать, нет. По крайней мере, насколько мне известно, раньше я сама не встречала ни одного повесы, но мама говорила, что... — Генриетта снова умолкла, поняв, что маме вряд ли захотелось ворошить прошлое. — Я сама видела последствия их деяний, — добавила она. Ее голос звучал крайне настороженно, что неудивительно, ведь граф навис над ней, точно ангел-мститель. Генриетта ощетинилась. — В приходской богадельне.
Выражение его лица мгновенно изменилось, теперь он больше напоминал дьявола, нежели ангела.
— Если вы имеете в виду, что у меня куча незаконных детей, которые бродят по окрестности, то сильно заблуждаетесь, — ледяным тоном проговорил он.
Генриетта вздрогнула. По правде говоря, о нем Генриетта ничего подобного не слышала, хотя, конечно, это не означало... но у Рейфа настолько сердитый вид, что он вряд ли лгал.
— Так я вам и поверила, — недоверчиво сказала она. — Но я не хотела сказать...
— И тем не менее, мисс Маркхэм, вы это сказали. Мне обидно.
— Довольно логичное предположение, учитывая вашу репутацию, — возразила она, оказавшись прижатой к стене, к чему совсем не привыкла.
— Не следует строить предположения, не зная всех фактов.
— Каких фактов?
— А вы заметили, что лежите в моей постели в одном нижнем белье, не изнасилованная и не ограбленная?
— Правда? Нет. Конечно, это правда. Я хотела спросить... в таком случае, вы хотите сказать, вы не повеса?
— Мисс Маркхэм, раз уж на то пошло, я не собираюсь оправдываться ни перед вами, ни перед кем бы то ни было, — ответил Рейф, сменив добродушие на гнев.
Возможно, он и повеса, хотя это определение ему не по душе, но уж никак не распутник. Намек на то, что он безоглядно плодит детей ради собственного удовольствия, был ему особенно противен.
Он гордился тем, что следовал строгим правилам и имел дело с женщинами, которые знали эти правила и не возлагали на него никаких надежд. Во время любовных свиданий он удовлетворял не эмоциональные, а физические потребности. Невинным девам, даже если те лежали в его постели полуобнаженными, ничто не угрожало. Но он не собирался это обсуждать с ней, наивной женщиной.
Генриетта прижалась к подушке. Перемена настроения застала ее врасплох. Если граф — повеса, как утверждали многие, почему же он так обиделся? Хорошо известно, что все повесы беспринципны, беспутны, безответственны...
Ее путаные мысли, совершив полный круг, застопорились. Все возможно, но с ней он ничего... хотя мог просто воздержаться, не найдя ее достаточно привлекательной? Странно неприятная мысль. К тому же нелепая! И почему ее должно волновать то, что мужчина с дурной славой даже не попытался ее соблазнить? Тут Генриетта опомнилась.
— Как я оказалась в вашей... я имею в виду, в этой постели? — спросила она, с некоторым облегчением ухватившись за этот интересный и еще не нашедший ответа вопрос.
— Я нашел вас без сознания. Сначала подумал, что вы мертвы. Мисс Маркхэм, вопреки тому, что вы воображаете, я предпочитаю завоевывать женщин в здравом уме, твердой памяти и с их согласия. Можете не волноваться, я не пытался надругаться над вами. Если бы это произошло, вы так просто не забыли бы подобное приключение. Это еще одна черта моего характера, которой я горжусь, — насмешливо сказал Рейф.
Генриетта поежилась. Она нисколько не сомневалась, что он имел право гордиться своими подвигами. Выражение его лица подсказало ей, что он снова прочитал ее мысли. Снова она опустила глаза, теребя украшенный фестонами край простыни.
— И где же вы нашли меня?
— В канаве. Я вытащил вас оттуда.
Эти слова так поразили Генриетту, что она уронила одеяла, прикрывавшие ее скромность.
— Боже мой! Это правда? — Она быстро села, совсем забыв про головную боль, затем тихо простонала и опустилась на подушки, когда боль настигла ее. — Где? — тихо спросила она. — Я хотела спросить, где находится канава?
— На территории моего имения.
— Но как я там оказалась?
— Я надеялся, что вы мне ответите на этот вопрос.
— Вряд ли я смогу ответить. — Генриетта осторожно коснулась затылка, где вскочила большая шишка. — Кто-то ударил меня. — Она поморщилась, вспомнив об этом. — Сильно ударил. Зачем он так поступил?
— Не имею ни малейшего понятия, — ответил Рейф. — Наверное, тот, кто это сделал, нашел ваши суждения утомительными. — Обиженное выражение ее лица не принесло Рейфу обычного удовлетворения, какое он испытывал, когда какая-нибудь его меткая колкость достигала цели. Сейчас он испытал нечто вроде угрызений совести. К тому же она сильно побледнела. Наверное, миссис Питерс права, ему следовало вызвать местного лекаря. — Если не считать удара по голове, как вы себя чувствуете?
— Я чувствую себя неплохо, — ответила Генриетта, безуспешно пытаясь не выдавать голосом своего раздражения. — По крайней мере, надеюсь, что скоро мне станет хорошо. Вам не стоит слишком беспокоиться.
Рейф вел себя нелюбезно. Но она ничего не сказала, и это почему-то обеспокоило его. Генриетта Маркхэм, скорая на суждения, могла и уколоть его, однако не капризничала.
Рейф вспомнил изгибы ее тела, когда прижимал ее к себе, вытаскивая из канавы. Его раздражало, что он невольно вспомнил все столь отчетливо. Почему?
— Вы, конечно, можете оставаться здесь до тех пор, пока не придете в себя, — сказал он. — Но сейчас мне хотелось бы узнать, кто именно ударил вас и, что еще важнее, почему вас бросили на моей земле.
— В действительности вы жалеете о том, что меня не бросили в таком месте, где вы не наткнулись бы на меня? — спросила Генриетта.
Она ахнула и зажала рот, но поздно — слова уже слетели с ее уст.
Рейф рассмеялся. Не смог удержаться. Она странным образом забавляла его, хотя смех прозвучал неестественно. Рейф догадался, почему ему так показалось — он уже давно не слышал собственный смех.
— Да, вы совершенно правы, — ответил он. — Я обрадовался бы, увидев вас у врат ада, но вы оказались здесь.
Его смех зазвучал приятней. Граф говорил неприветливо, но, по крайней мере, не кривил душой. Ей это понравилось, и она робко улыбнулась.
— Я бы не стала говорить столь откровенно.
— Мисс Маркхэм, вы ужасная лгунья.
— Знаю. Я хотела сказать... о боже.
— Кто роет другому яму, сам в нее попадает. Думаю, ваши слова можно истолковать именно так.
Боль сжимала ей голову, заставляя морщиться.
— Не в бровь, а в глаз, милорд. Вы хотите, чтобы я исчезла. Понимаю, вас ждут дела. Если вы дадите мне время прийти в себя, я так и поступлю.
Генриетта страшно побледнела. Рейф сжалился над ней. Ни она, ни он не были виноваты в том, что она оказалась у порога его дома.
— К чему такая спешка? Думаю, если вы перекусите, почувствуете себя немного лучше. Возможно, тогда и вспомните, что с вами случилось.
— Я и так доставила вам массу неудобств, — робко отозвалась Генриетта.
Снова его губы дернулись.
— Вы такая же незадачливая притворщица, как и лгунья. Будет вам, я хотя бы накормлю вас завтраком, прежде чем вы уйдете. Вы в состоянии встать с постели?
Граф не улыбался, но его лицо утратило суровое выражение. К тому же Генриетта проголодалась как волк. Она стоически ответила, что непременно встанет, хотя от этой мысли ее замутило. Граф уже направлялся к двери.