Знак убийцы

И все же в этом есть какая-то логика. И эту логику он начинает постигать…

— Следовательно, у вас нет ни одного свидетеля?

Теперь уже вопросы задавай лейтенант Вуазен. Комиссар Руссель смотрел на завитки дыма, поднимающиеся от его сигареты. Иногда этот трюк имел успех, особенно с некурящими, выводил их из равновесия, они не выносили запаха табака и признавались, чтобы поскорее со всем покончить.

— Святой отец, вы не ответили на мой вопрос, — настаивал лейтенант Вуазен.

Отец Маньяни ушел в себя. Опустив глаза, сложив на коленях руки, он несколько минут сидел недвижно. Наверное, молился. Но, думал комиссар, прежде чем взывать к божественному правосудию, надо бы ответить правосудию людскому.

В соседней комнате зазвонил телефон.

— А что вы сделали с Леопольдиной Девэр? — спросил Руссель.

По коридору кто-то бежал. Дернул дверь. Лейтенант Коммерсон просунул голову в приоткрытую дверь:

— Кончайте всё! В «Мюзеуме» новое преступление!

Полицейские машины с зажженными фарами и воющими сиренами ворвались на территорию «Мюзеума» и, скрипнув шинами на гравии освещенной холодным светом прожекторов эспланады около Большой галереи эволюции, остановились. Словно рой саранчи к ним бросились репортеры, но их на почтительном расстоянии сдерживал кордон службы безопасности. Эти люди, в униформе или в гражданской одежде, вели себя с неописуемой активностью.

А комиссар Руссель, широко размахивая руками, уже кричал, отдавая приказы;

— Вызовите ко мне дирекцию и всех руководителей отделов! «Мюзеум» закрыт! И префекта! Все закрыто, пока дело не будет закончено!

Посреди этого бурлящего обезумевшего муравейника один невысокий мужчина, одетый в черное, словно посторонний на сцене, стоял почти с отсутствующим видом, казалось, все еще погруженный в свои мысли. Простодушным взглядом он смотрел на действия сил правопорядка с удивлением и некоторым смирением. Молодой полицейский в форме подошел к нему:

— Святой отец, мне приказали сходить за вами… Пожалуйста, пойдемте со мной…

Священник ответил ему слабой улыбкой и последовал за ним. Они направились к началу эспланады, а именно к грузовому лифту. Полицейский нажал на кнопку «вниз». Они опускались в чрево «Мюзеума», в сердце его самой секретной и наиболее защищенной части: в Зоологический музей, который располагался на трех уровнях, собрав все известные образцы животных. Только незначительная коллекция была выставлена в Большой галерее эволюции. Остальное, иными словами, несметное количество экземпляров насекомых, рыб, птиц, млекопитающих, огромный набор всего того, что за века было обнаружено в царстве животного мира, ревниво было собрано там, вдали от посторонних взглядов, в настоящих бункерах, соединенных галереями и защищенных системой безопасности, достойной ядерного центра. Только двадцать человек имели доступ в эти хранилища, охраняемые днем и ночью. В принципе в уик-энд эти коллекции вообще были недоступны, но убийца обходил все кордоны с озадачивающей легкостью.

Грузовой лифт остановился на третьем этаже подвала. И тогда отец Маньяни заметил, как побледнел сопровождавший его молодой полицейский.

— Что произошло?

— Предупреждаю вас, святой отец, это просто невообразимо. Я никогда не видел ничего подобного. Такая гнусность!

Они прошли по белоснежному коридору. Отец Маньяни дрожал от холода: чтобы предохранить чучела животных от насекомых, температура там поддерживалась на уровне 15 °C. Миновав несколько дверей с магнитными замками, они вошли наконец в просторный стерильный зал. На передвижных этажерках тысячи набитых соломой птиц смотрели на вошедших мужчин застывшими невыразительными глазами. Специальные лампы, предназначенные для защиты окраски оперения от ультрафиолетовых лучей, излучали тусклый свет.

На уровне верхней галереи группа полицейских в штатском и сотрудников научного отдела полиции толпилась перед сотнями разноцветных попугаев. Ошеломленный отец Маньяни, приблизившись, увидел труп обнаженного мужчины с повернутой набок головой, привязанными к полке руками, как бы изображающий распятие. Струйка крови вытекала из его груди, в которой торчал металлический штырь, она струилась по ногам и капля за каплей падала на пол, где ширилась красная лужа. И последняя деталь, какая-то карнавальная и зловещая одновременно: тело было выкрашено красной краской от головы до пупка и желтой — от бедер до ступней ног.

— Жертва — Норбер Бюссон, — тихо проговорил лейтенант Коммерсон, очень бледный, повернувшись к отцу Маньяни. — Он работал в «Мюзеуме» над докторской диссертацией. Тревогу поднял сторож, увидев свет в коридорах. По моему мнению, смерть наступила меньше часа назад.

— Он умер не сразу, — подтвердил судебно-медицинский эксперт. — Просто истек кровью.

Священник застыл от ужаса. Кто осмелился противостоять Создателю? Какой злобный сумасшедший осмелился так пародировать распятие Христа с единственной целью продемонстрировать свое всемогущество и презрение к человеческой жизни?

Если только…

Если только его убеждения в конечном счете всего лишь ложь? Если человек способен был подвергнуть такому своего собрата, значит, у него нет ни грана страха перед Божьим Судом. А Суд Божий будет…

Отец Маньяни с трудом нашел в себе силы поднять дрожащую руку, чтобы осенить крестом тело несчастного. Потом, опустив голову, молча удалился.

Едва узнав о новости, Лоик Эрван предупредил Питера Осмонда, который находился в своей гостинице. Американец тотчас же, не теряя ни секунды, поспешил в «Мюзеум», но стоявшие на посту полицейские не разрешили ему пройти к месту преступления. Он увидел комиссара Русселя, который, опершись о крышу своей машины, пытался связаться с префектом.

— Комиссар! — крикнул он. — Я должен увидеть, что произошло! Это важно!

— Послушайте, Осмонд. — недовольно проворчал комиссар, подходя к нему, — право, сейчас не время организовывать экскурсии. Там суматохи и так достаточно.

— Я понял его логику! Логику убийцы!

— Вы можете мне сказать, кто он?

— Нет, пока еще нет, но…

— В таком случае это меня не интересует…

Осмонд положил руку на плечо полицейского.

— Комиссар, мне надо верить. Эти убийства подчиняются одному закону! Закону бредовому, но все же закону. Все зависит от оперативности. Я знаю, что напал на верный след.

Комиссар Руссель с недоверием оглядел его. Не в его обычае было позволять диктовать ему условия. Расследование ведет он и относится к нему как к своему личному делу. Да и как этот лохматый тип, несмотря на всю свою ученость, способен распутать все обстоятельства этой безумной истории?

— Если вы мне потребуетесь, я вас вызову, — отрезал Руссель.

— Выслушайте хотя бы мои доводы! — крикнул Осмонд. — Маньяни невиновен!

— Об этом мы уже догадались, — ядовито ответил комиссар, направляясь к своей машине. — Если вы хотели мне сказать об этом, можете взять билет в Соединенные Штаты… Алло? Господин префект? Мое почтение…

Комиссар погрузился в долгий разговор.

Осмонд в ярости отвернулся. Низкорослый мужчина, который явно искал кого-то в толпе, бросился к нему.

— Вы не видели Лео? — спросил Алекс.

— Леопольдину? Она еще в «Мюзеуме»?

— Да. Она должна была закончить работу и сразу позвонить мне. Но с середины дня от нее никаких вестей.

Американец едва сдержал ругательство.

— God… Надо найти ее. Может быть, она в опасности.

Питеру Осмонду не пришлось долго искать. Леопольдина сидела в саду одна, в темноте, под огромным многовековым кедром Жюссьё. Сжавшись и замерев, она пыталась согреться. Питер Осмонд подбежал к ней, тронул за плечо. Черт возьми, он так испугался, что с ней что-нибудь случилось… Под ее внешней уверенностью он угадывал ее такую хрупкость, такую уязвимость…

Леопольдина постепенно вернулась к реальности. Она посмотрела на Осмонда, поежилась под его рукой.