Страница 17 из 32
Шучу, значит, анекдотики рассказываю и все, как тому положено. Выносят мне брюки из лавсана. Стал надевать — не лезут. Стал применять усилия — не лезут. Пошел в туалет, намылил ноги, чтобы трение уменьшить, — не лезут… Ну, я попросил, значит… Вышли двое. Один брюки из лавсана держит, другой меня в них протискивает… Вот… Ну, пока, думаю, ладно… Натянули кое-как. Поднесли к зеркалу. Гляжу: спереди — как глобус. Сзади — как мандолина. Чистый гусар.
Чувствую — у меня от сжатия гипертония поднимается. Да, думаю, эти брюки сами носите. А вслух, значит, им и говорю: нет, говорю, мол, сами эти брюки и носите… Ну, взорвало меня… Вот… Они согласились переделать…
Через неделю прихожу снова. Просторные стали брюки, хорошие, с ветерком. Только уж больно короткие. Ну, я опять попросил. Они мне, как говорится, предложили внизу застежки сделать, чтобы получились бриджи. Я, говорю, брюки из лавсана заказывал, а не бриджи… Ну, не стерпел просто… Вот… Они со мной согласились. В общем, с третьего захода забрал я брюки и стал их на завод носить вместо рубашки. Тем более что Новый год все равно прошел…
И вот уже перед нынешним Новым годом сижу вроде бы дома, слушаю, как всегда, песни моего любимого композитора Богословского, и так он меня опять завел, что не выдержал я, побежал опять в универмаг и опять купил себе лавсана на брюки по пятнадцать рублей за метр… Сдал туда же. Думаю: может, за год какие-нибудь изменения к лучшему начались?
Через две недели прихожу за брюками. А они меня припомнили. Вот, говорят, сделали вам брюки со всеми допусками. Надел я брюки и стал смотреть на тех двух… Вы что ж, говорю, это опять наделали? Спокойно так говорю. А они глаза на сторону воротят и говорят: мы ж, говорят, не виноваты, что у меня, дескать, нестандартная фигура. Нестандартная фигура, говорю? А куда ж, говорю, закройщица смотрела? Лавсан, говорят те два, плохо раскраивается… Либо, говорят, приносите шерсть, либо езжайте в Тулу…
Я, понятно, скандалить не стал, а просто стребовал у них деньги назад. За работу удержали и за зеркало, а остальное все до копеечки вернули… Ну, обидно стало… Хорошо хоть, пиво свежее… Вот… А вы говорите, будто Земля кем-то уже один раз обиталась…
Брюки из лавсана
В очках внимательно выслушал потерпевшего и продолжал:
— Так вот. Вы, видите ли, до сих пор пребываете в состоянии транса по поводу того, что вам в ателье запороли брюки…
— Из лавсана! — многозначительно поднял указательный палец потерпевший.
— Ну, хорошо, — согласился в очках, — из лавсана. И это обстоятельство терзает вашу душу и не дает покоя. Сознание собственной правоты и невозможность доказать свою правоту в планетарном масштабе угнетает вас…
— Меня никто не угнетает! — предостерегающе произнес потерпевший. — Понятно?! Мне просто обидно!
— И я вас понимаю. Но теперь поймите, что мне, может быть, обиднее вдвойне!
— Вам-то что обидно? Вам брюки не запарывали.
— Меня гнетет гипотеза…
— Вы что, опять про своих умников?
— Можно называть их как угодно, но то, что они на несколько порядков цивилизованнее нас, — это определенно. Более того, именно они катализировали разумное начало на нашей планете! Кто они? Как они выглядели, мы пока не знаем. Ясно одно: после их вмешательства мир начал свое развитие.
— Минуточку! А куда вы денете Чарльза Дарвина? — поинтересовался потерпевший. — Ведь он что требовал? Чтобы человек произошел от кого? А? Даже произносить-то противно. Вот вы сходите в зоопарк. Стыдно становится! Но ведь раз Дарвин сказал, то уж извините, как говорится…
В очках оживился.
— Уважаемый! — сказал он. — Я не расхожусь с дарвинизмом. Но дарвинизм — это следствие, моя гипотеза — причина!..
Он глотнул пива, поправил очки и продолжал:
— Так вот. Около двадцати тысяч лет назад инопланетные отловили несколько сот особей обезьян определенного вида и привили этим диким тварям "мыслящее вещество", преодолев, разумеется, барьер биологической несовместимости…
— Не говорите загадками, — сказал потерпевший, — мозги, что ли, привили?
— Не совсем. Мозг есть у каждого живого существа — у кошки, у слона, у черепахи, у скунса. Однако он не несет мыслительной функции. А в мозг тех самых обезьян было вшито "мыслящее вещество", под влиянием которого те самые обезьяны начали изменяться. Подчеркиваю — только те самые! Не шимпанзе, не гориллы, не павианы, не макаки…
— Еще чего не хватало, — передернулся потерпевший.
— И это явилось началом эксперимента, который ведет Диссертант.
— Где? — спросил потерпевший.
— Где-то там. За пределами Вселенной. И возможно, тема его диссертации формулируется так: "Особенности развития мыслительной функции под влиянием длительного воздействия "мыслящей субстанции", вшитой в переднюю часть мозга низкоорганизованных позвоночных в условиях пребывания в замкнутом пространстве, заполненном питательным бульоном".
— Каким еще бульоном? — спросил потерпевший.
— А почему нет? Вот, например, рыба. Вы думаете, они сознают, что живут в воде? Нет. Для них вода такая же прозрачная и легкая среда, как для нас воздух…
— Что ж это? — задумчиво произнес потерпевший. — Значит, все вокруг — бульон? И деньги — бульон, и жена — бульон, и пиво — бульон?
— Нет-нет. Мы с вами, ваша жена, деньги, пиво — все, что мы производим, — это и есть развитие "мыслительной функции". Это опыт, который делается на нас. А пространство — это бульон. И все вместе помещается в гигантской колбе. Понимаете? В колбе с абсолютно прозрачными стенками. И вам, находящимся внутри пространства, Вселенная кажется бесконечной. Ибо даже если когда-нибудь мы и доберемся до одной из стенок, то мы заскользим по ее сферической прозрачной внутренней поверхности. Заметьте, что сказанное мною полностью гармонирует с одной теорией искривления пространства… А самое-то главное, дорогой друг, что за всем, что происходит в нашей колбе, идет постоянное наблюдение. Капнет, например, Диссертант щелочи — война. Добавит кислоты — мир. Подсолит немного — рост цен в Америке… А нам все кажется, что мы — пуп Вселенной, что от нас что-то зависит… Вот вы с женой ругаетесь?
— А как же, — сказал потерпевший.
— Так вот, замечали, что иногда утром встаете — и нет никакого желания ни драться с ней, ни ругаться?
— Бывает, — улыбается потерпевший.
— А иногда вдруг ни с того ни с сего — дебош!
— Еще бы!
— А это значит, что на вас в данный момент и действует какая-нибудь щелочь…
— Это не от щелочи, — нахмурился потерпевший. — Она с нашим механиком встречается.
— Правильно! — оживился в очках. — А почему? Потому что наверняка испытывает на себе воздействие какого-нибудь ангидрида!
— Он не ангидрид! — рявкнул потерпевший. — Он негодяй! И щелочь здесь ни при чем! Что ж, выходит, если я вам сейчас съезжу по очкам, это от щелочи?
— Нет. Это от хулиганства, — возразил в очках.
— То-то, — сказал потерпевший и с тоской добавил: — Теперь скажите мне: ведь если ваш этот… Диссертант за всем наблюдает, во все вмешивается, зачем ему, подлецу, понадобилось, чтобы мне брюки из лавсана запороли? Что я, в лавсановых штанах эксперимент ему испорчу?
— Вряд ли он замечает такие конкретные мелочи… Он замечает только отдельные личности, достигшие в своем развитии уровня выше среднего… Леонардо да Винчи, Евтушенко, Пеле…
— Еврюжихин тоже после Мексики прибавил, — сказал потерпевший.
— Вы когда-нибудь за чем-нибудь наблюдали? — спросил в очках.
— Наблюдал. Вон за той официанткой.
— Ну и что?
— Ничего. Крепенькая.
— А если бы она вам подмигнула, заметили бы?
— Еще бы!
— Вот так и Диссертант. Он наблюдает за колбой вообще. И только что-то из ряда вон выходящее может приковать его внимание…
— Нет, погодите! — Потерпевший стукнул кулаком по столу. — А то, что у нас на весь район нет ни одной химчистки?! Этого ваш умник тоже не замечает?! Или вот дом у нас новый сдали — третий месяц воды нет! Куда он смотрит? За что ему там деньги платят?..